Неточные совпадения
— Пустите меня, я сам! курточку
разорвете! — кричала несчастная
жертва. Но эти крики отчаяния еще более воодушевляли нас; мы помирали со смеху; зеленая курточка трещала на всех швах.
Жертвы петровского
разрыва с народом, они остались чудаками и капризниками; это были люди не только не нужные, но и не жалкие.
Он один наш идол, и в
жертву ему приносится все дорогое, хотя бы для этого пришлось оторвать самую близкую часть нашего сердца,
разорвать главную его артерию и кровью изойти, но только близенько, на подножии нашего золотого тельца!
Второе — грустное: нам показали осколок снаряда, который после бомбардировки солдаты нашли в лесу около дороги в Озургеты, привязали на палку, понесли это чудище двухпудовое с хороший самовар величиной и, подходя к лагерю, уронили его на землю: двоих
разорвало взрывом, — это единственные
жертвы недавней бомбардировки.
— Мне и двух недель достаточно. О Ирина! ты как будто холодно принимаешь мое предложение, быть может, оно кажется тебе мечтательным, но я не мальчик, я не привык тешиться мечтами, я знаю, какой это страшный шаг, знаю, какую я беру на себя ответственность; но я не вижу другого исхода. Подумай наконец, мне уже для того должно навсегда
разорвать все связи с прошедшим, чтобы не прослыть презренным лгуном в глазах той девушки, которую я в
жертву тебе принес!
Люди бросались на
жертву, живьем
разрывали ее на части, пили льющуюся кровь, пожирали кровавое мясо.
Но и те, которые
разрывали его на части, сами участники радений, — они теперь уже не были людьми: через плоть и кровь
жертвы они приобщались к великому, страждущему богу Сабазию, становились его частью, — становились богами, «Сабазиями» или «Сабами».
Зверь не таков. При виде крови глаза его загораются зеленоватым огнем, он радостно
разрывает прекрасное тело своей
жертвы, превращает его в кровавое мясо и, грозно мурлыча, пачкает морду кровью. Мы знаем художников, в душе которых живет этот стихийно-жестокий зверь, радующийся на кровь и смерть. Характернейший среди таких художников — Редиард Киплинг. Но бесконечно чужд им Лев Толстой.
Духовная жизнь есть путь, и на пути этом происходит борьба, требующая героизма и
жертв, нужно прохождение через противоположение, разделение,
разрывы.
По легенде,
разрывает себе грудь, чтобы накормить птенцов своей кровью.], от великих, тяжких
жертв ее, перенеся театр войны подалее от растерзанного шведами отечества вашего.