Неточные совпадения
Мими стояла, прислонившись к стене, и, казалось, едва держалась
на ногах; платье
на ней было измято и в
пуху, чепец сбит
на сторону; опухшие
глаза были красны, голова ее тряслась; она не переставала рыдать раздирающим душу голосом и беспрестанно закрывала лицо платком и руками.
Сняв шапку, Егорша вытер ею потное лицо, сытое, в мягком, рыжеватом
пухе курчавых волос
на щеках и подбородке, — вытер и ожидающе заглянул под очки Самгина узкими светленькими
глазами.
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры. Лицо бледное, исхудалое,
глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты. С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке
на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях,
глаза и рот.
На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым
пухом мантилья, едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
Маленькие цыплята лысены бывают покрыты почти черным
пухом. Мать не показывает к детям такой сильной горячности, как добрые утки не рыбалки: спрятав цыплят, она не бросается
на глаза охотнику, жертвуя собою, чтобы только отвесть его в другую сторону, а прячется вместе с детьми, что гораздо и разумнее.
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим
глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится
на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и
пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет
на некоторое расстояние в другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к тому месту, где скрылась; опять садится
на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
У них отекли руки и ноги,
распухли лица. Они тоже смотрели
на меня изумленно испуганными
глазами. Оказывается, и я сам имел такой же болезненный вид. Старики-орочи посоветовали подняться, походить немного и вообще что-нибудь делать, двигаться…
Аннушка очувствовалась только через полчаса, присела
на землю и горько заплакала, — кровь у ней бежала носом, левый
глаз начал
пухнуть.
Она повела нас в горницу к дедушке, который лежал
на постели, закрывши
глаза; лицо его было бледно и так изменилось, что я не узнал бы его; у изголовья
на креслах сидела бабушка, а в ногах стоял отец, у которого
глаза распухли и покраснели от слез.
На плечах накинута соболья шуба редчайшей воды (в"своем месте"он носит желтую лисью шубу, а в дорогу так и волчьей не брезгает),
на голове надет самого новейшего фасона цилиндр, из-под которого высыпались наружу серебряные кудри; борода расчесана, мягка, как
пух, и разит духами; румянец
на щеках даже приятнее прежнего;
глаза блестят…
Лицо у него было отекшее, точно у младенца, страдающего водянкой в голове;
глаза мутные, слезящиеся;
на бороде, в виде запятых, торчали четыре белые волоска, по два с каждой стороны; над верхнею губой висел рыжеватый
пух.
— Этого я не могу, когда женщину бьют! Залез
на крышу, за трубой сижу, так меня и трясёт, того и гляди упаду, руки дрожат, а снизу: «У-у-у! Бей-й!!»
Пух летит, ах ты, господи! И я — всё вижу, не хочу, а не могу
глаза закрыть, — всё вижу. Голое это женское тело треплют.
Это был невысокий, но плотный господин лет сорока, с темными волосами и с проседью, выстриженный под гребенку, с багровым, круглым лицом, с маленькими, налитыми кровью
глазами, в высоком волосяном галстухе, застегнутом сзади пряжкой, во фраке необыкновенно истасканном, в
пуху и в сене, и сильно лопнувшем под мышкой, в pantalon impossible [Здесь: немыслимые брюки (франц.).] и при фуражке, засаленной до невероятности, которую он держал
на отлете.
Но как ни сдружилась Бельтова с своей отшельнической жизнию, как ни было больно ей оторваться от тихого Белого Поля, — она решилась ехать в Москву. Приехав, Бельтова повезла Володю тотчас к дяде. Старик был очень слаб; она застала его полулежащего в вольтеровских креслах; ноги были закутаны шалями из козьего
пуху; седые и редкие волосы длинными космами падали
на халат;
на глазах был зеленый зонтик.
Как мы уже сказали, был Петров день. Благодаря этому обстоятельству комаревские улицы были полны народа; отовсюду слышались песни и пискливые звуки гармонии. Но Ваня ни
на минуту не остановился, чтобы поглазеть
на румяных, разряженных в
пух и прах девок, которые ласково провожали его
глазами.
На нем не было заметно ни загара, ни румянца; оно всё было какого-то бледного, желтоватого цвета, с легким лиловым оттенком около
глаз, и как будто всё заплыло жиром или
распухло.
Маленькие, мышиные уши Зарубина вздрагивали, узкие
глаза странно закатывались под лоб. Судорожным движением пальцев он щипал чёрный
пух на верхней губе и весь трепетал от возбуждения.
— Не может быть! — возразил князь искренно встревоженным голосом. — Но что же это, от любви, что ли, опять какой-нибудь? — присовокупил он, смотря, по преимуществу, с удивлением
на воспаленные
глаза Миклакова и
на его перепачканные в
пуху волосы.
Я взглянул
на себя в зеркало — и ужаснулся: лицо
распухло,
глаза заплыли и даже потеряли способность делаться круглыми.
Жена его спит
на лебяжьем
пуху; купается в розовом масле, а ты…», да и пойдет меня… мою свободу, мою свободу; будет мне в моих
глазах же гадить!
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее
на шум падающих вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный
на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув
глаза в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись
на новой почве;
на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся по временам пеною, которая белее
пуха лебяжьего останавливается клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
Я сижу, ослабев от дымного чада, от крика, от пения, от молодого вина, которым меня потчуют со всех сторон. Голова моя горяча и, кажется,
пухнет и гудит. Но в сердце у меня тихое умиление. С приятными слезами
на глазах я мысленно твержу те слова, которые так часто заметишь у рыболовов
на груди или
на руке в виде татуировки...
— Я помню, Суламифь, как обернулась ты
на мой зов. Под тонким платьем я увидел твое тело, твое прекрасное тело, которое я люблю как Бога. Я люблю его, покрытое золотым
пухом, точно солнце оставило
на нем свой поцелуй. Ты стройна, точно кобылица в колеснице фараоновой, ты прекрасна, как колесница Аминодавова.
Глаза твои как два голубя, сидящих у истока вод.
Голубая атласная стеганая шляпка, обшитая лебяжьим
пухом, необыкновенно шла к ее нежно-розовому лицу с ямочками
на щеках и пепельным волосам, ниспадавшим до плеч, прикрытых такою же стеганой голубой мантильей. Стараясь сидеть перед публикой спокойно, как большая, она не могла, однако ж, утерпеть, чтобы не наклоняться и не нашептывать что-то Зизи и Пафу и не посматривать веселыми
глазами на тетю Соню, сидевшую позади, рядом с величественной мисс Бликс и швейцаркой.
О полуночи к сумрачному боярину была послана первая весточка, что по лицу у боярышни расстилается алый цвет, а по груди рассыпается белый
пух и из косточки в косточку нежный мозжечок идет. Плодомасов встал, бросил вестнице
на пол горсть серебряных денег и велел стеречь пленницу недреманным оком, пуще любимого
глаза.
На пятый день Лизавета Васильевна проснулась бледнее обыкновенного,
глаза ее были красны и
распухли.
Посредине кубрика,
на длинном обеденном столе, покрытом ковром, лежал капитан Пэд. Упорно не закрывавшиеся
глаза его были обращены к потолку, словно там, в просмоленных пазах, скрывалось объяснение столь неожиданной смерти. Лицо стало еще чернее,
распухло, лишилось всякого выражения. Труп был одет в парадный морской мундир, с галунами и блестящими пуговицами; прямая американская сабля, добытая с китоловного судна, лежала между ног Пэда. Вспухшие кисти рук скрещивались
на высокой груди.
Тогда как Антиопа, несмотря
на скромные свои краски, уже по величине своей принадлежит к числу замечательных русских бабочек; темнокофейные, блестящие, лаковые ее крылья, по изобилию цветной пыли, кажутся бархатными, а к самому брюшку или туловищу покрыты как будто мохом или тоненькими волосками рыжеватого цвета; края крыльев, и верхнего и нижнего, оторочены бледножелтою, палевою, довольно широкою зубчатою каемкою, вырезанною фестончиками; такого же цвета две коротеньких полоски находятся
на верхнем крае верхних крыльев, а вдоль палевой каймы, по обоим крыльям, размещены яркие синие пятнушки;
глаза Антиопы и булавообразные усы, сравнительно с другими бабочками, очень велики; все тело покрыто темным
пухом; испод крыльев не замечателен: по темному основанию он исчерчен белыми тонкими жилочками.
Скотоводство держал большое-с, и поэтому земля была удобрена, пропахана, как
пух; все это, знаете, при собственном
глазе; рожь иные годы сам-пятнадцать приходила, а это по нашим местам не у всех бывает; выезд у него, знаете, был хоть и деревенский, но щегольской; люди одеты всегда чисто, опрятно; раз пять в год он непременно ночью обежит по всем избам и осмотрит, чтобы никто из людей не валялся
на полушубках или
на голом полу и чтобы у всех были войлочные тюфяки, — вот до каких тонкостей доходил в хозяйстве!
Она садится
на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко… И вдруг калоша растет,
пухнет, наполняет собою всю комнату, Варька роняет щетку, но тотчас же встряхивает головой, пучит
глаза и старается глядеть так, чтобы предметы не росли и не двигались в ее
глазах.
Но не тут-то было! Разлетелась в
пух и прах Кубань… Марья подняла свои умоляющие
глаза на его бледное, шальное лицо, наполовину закрытое давно уже нечесанными волосами, и поднялась… Губы ее задрожали…
В кресле, свесив голову
на грудь, спала ее мать — Елена Никифоровна Долгушина, закутанная по пояс во фланелевое одеяло. Отекшее землистое лицо с перекошенным ртом и закрытыми
глазами смотрело глупо и мертвенно.
На голове надета была вязанная из серого
пуха косынка. Обрюзглое и сырое тело чувствовалось сквозь шерстяной капот в цветах и ярких полосках по темному фону. Она сильно всхрапывала.
Невысокая бархатная голубая шапка с золотым позументом по швам, с собольим околышем и серебряною кисточкой
на тулье, была заломлена набок; короткий суконный кафтан с перетяжками, стянутый алым кушаком, и лосиная исподница виднелись
на нем через широкий охабень, накинутый
на богатырские плечи; белые голицы с выпушкой и кисой с костяною ручкою мотались у него
на стальной цепочке с левого бока; черные быстрые
глаза, несколько смуглое, но приятное открытое лицо, чуть оттененное нежным
пухом бороды, стройный стан, легкая и смелая походка и приподнятая несколько кверху голова придавали ему мужественный и красивый вид.
Невысокая бархатная голубая шапка с золотым позументом по швам, с собольим околышем и серебряной кисточкой
на тулье, была заломлена ухарски набок; короткий суконный кафтан с перетяжками, стянутый алым кушаком, и лосиная исподница виднелись
на нем через широкий охабень, накинутый
на богатырские плечи; белые голицы с выпушкой и кисой с костяной ручкой мотались у него
на стальной цепочке с левого бока; черные быстрые
глаза, несколько смуглое, но приятное открытое лицо, чуть оттененное нежным
пухом бороды, стройный стан, легкая и смелая походка и приподнятая несколько кверху голова придавали ему мужественный и красивый вид.
Возле постели мужчина, лет за сорок, низенький, лысый, тщедушный,
на козьих ножках. Должен быть хозяин дома, потому что челядь, стоящая около него в изумлении и грусти, дает ему почет.
Глаза его красны и
распухли от слез. Ему бы действовать, подавать какую-нибудь помощь, а он плачет, он хныкает, как старая баба.
Шелковый
пух ее волос густыми локонами скатывался с бледно-лилейного лица
на жесткую из грубого холста подушку, сквозь длинные ресницы полуоткрытых
глаз проглядывали крупные слезинки…
Кроме настоящей, или напускной глупости, он отличался еще и уродством. Два горба, спереди и сзади, низкий рост и неимоверно короткие ноги придавали ему вид яйца, лежавшего
на боку, из которого, как вылупившийся цыпленок, торчала маленькая голова с каким-то
пухом вместо волос и маленькими зеленоватыми злыми
глазами.
Подъезжает он к городку, — бубенцы скворчат, колокольчик подзыкивает. Серый наш так
пухом и стелется. Влетел с перезвоном в улочку, перед исправничьим домом чуть попридержался. Трах, — ставни настежь, — его скородие в архалуке весь фасад
на улицу выставил, баки по ветру,
глаза пьявками, клюквой весь так и залился.
Клобук его лежал
на снегу, а светло-каштановые волосы, вьющиеся кольцами, рассыпались шелковым
пухом по широким плечам.
Глаза его, устремленные к небу, были светлы, как бы озаренные божественной искрой, а лицо покрыто могильной бледностью.
Солдаты молча смотрели. Беспалов метался
на земле, грудь тяжело дышала, как туго работающие мехи. Творилось странное и страшное: красивое, худощавое лицо Беспалова
на глазах распухало и раздувалось,
распухала и шея и все тело. Как будто кто-то накачивал его изнутри воздухом.
На дне окопа в тоске ерзало теперь чужое, неуклюже-толстое лицо,
глаза исчезли, и только узенькие щелки темнели меж беловатых пузырей вздувшихся век.
И им это удается: говорят, что они брызгают кровь по ветру, и оттого
на людях выступают прыщи и сыпи, гноятся
глаза,
пухнут подшейные железы и гниет в глотках; они капнут каплю крови
на землю, и подымется мошкара, которая точит все огурцы и дыни и набивается детям во рты и в
глаза, и все огурцы и дыни пропадают и тлеют, и цыплята, которые их наклюются, — шелудивеют, теряют перья и зачичкаются, а у людей
глаза заслезятся и станут слепнуть…