Неточные совпадения
Помада очень мало изменился в Москве. По крайней ветхости всего его костюма можно было безошибочно полагать, что
житье его было не сахарное.
О службе
своей он разговаривал неохотно и только несколько раз принимался
рассказывать, что долги
свои он уплатил все до копеечки.
Наконец, старик и старуха решились
рассказать барыне всё и, улучив время, когда Прасковья Ивановна была одна, вошли к ней оба; но только вырвалось у старушки имя Михайла Максимовича, как Прасковья Ивановна до того разгневалась, что вышла из себя; она сказала
своей няне, что если она когда-нибудь разинет рот
о барине, то более никогда ее не увидит и будет сослана на вечное
житье в Парашино.
Целые сутки погостил он у
своего племянника и много
рассказывал о житье-бытье Татьяны.
Долинский коротко
рассказал про
свое однообразное
житье, умолчал однако
о Зайончеке и обществе соединенных христиан.
Бывший дьячок много мог
рассказать о своих злоключениях и всегда заканчивал
свою скорбную повесть слезами
о неповинно зарезанной Охоне и дьячихе Домне Степановне, переехавшей на
житье в Усторожье, — она торговала там
своими калачами и квасом в обжорном ряду.
На другой же день после похорон дядя Егор, который, по всему было видно, приехал из Сибири не с пустыми руками (деньги на похороны дал он и Давыдова спасителя наградил щедро), но который
о своем тамошнем житье-бытье ничего не
рассказывал и никаких
своих планов на будущее не сообщал, — дядя Егор внезапно объявил моему отцу, что не намерен остаться в Рязани, а уезжает в Москву вместе с сыном.
Через пять минут они сидели еще ближе друг к другу. Ее рука продолжала лежать на его плече. Она ему
рассказывала про
свое житье. Ангажементы у нее всегда есть. Последние два сезона она «служила» в Ростове, где нашла хлебного торговца, глупого и «во хмелю благообразного». Он ее отпустил на ярмарку и сам приедет к концу, денег дает достаточно и даже поговаривает
о «законе», но она сама не желает.
Для графа Петра Игнатьевича, не говоря уже
о князе Луговом, день, проведенный в Зиновьеве, показался часом. Освоившаяся быстро с другом
своего жениха, княжна была обворожительно любезна, оживлена и остроумна. Она
рассказывала приезжему петербуржцу
о деревенском житье-бытье, в лицах представляла провинциальных кавалеров и заставляла
своих собеседников хохотать до упаду. Их свежие молодые голоса и раскатистый смех доносились в открытые окна княжеского дома и радовали материнский слух княгини Вассы Семеновны.
Когда желанный гость отдохнул, утолил
свой голод и жажду в кругу близких его сердцу людей, при звуках чоканья заздравных чар и братин, все сдвинулись вокруг него, и он
рассказал им, насколько мог,
о житье-бытье
своем в чужой ливонской земле, упомянул об Эмме и умолял спасти ее от злых ухищрений Доннершварца и его сообщников.
Все трое стали пить чай и
рассказывать Наталье Федоровне
о своем житье бытье.
Он
рассказывал о петербургском житье-бытье и, видимо, старался увлечь
своих слушательниц и поселить в них желание самим видеть невскую столицу. В особенности он живо описывал как придворные праздники, так и праздники, даваемые обоими братьями Разумовскими.