Неточные совпадения
И все это глушило, грызло,
рвало зубами — во имя чего?
Деревенски мужики —
Хамы, свиньи, дураки.
Эх, — ка́лина, эх, — ма́лина.
Пальцы режут,
зубы рвут.
В службу царскую нейдут.
Не хочут! Калина, ой — малина.
Он
рвет мясо
зубами, и когда жует, то смотрит вдаль, словно о чем-то думает.
Распустив гриву и хвост, оглашая степную даль ржаньем, носится он вокруг табуна и вылетает навстречу приближающемуся животному или человеку и, если мнимый враг не отойдет прочь, с яростию бросается на него,
рвет зубами, бьет передом и лягает задними копытами.
Повеселел, оживился,
Радостью дышит весь дом.
С дедушкой Саша сдружился,
Вечно гуляют вдвоем.
Ходят лугами, лесами,
Рвут васильки среди нив;
Дедушка древен годами,
Но еще бодр и красив,
Зубы у дедушки целы,
Поступь, осанка тверда,
Кудри пушисты и белы,
Как серебро борода;
Строен, высокого роста,
Но как младенец глядит,
Как-то апостольски-просто,
Ровно всегда говорит…
Но уговорить Анниньку было не так-то легко: она скрежетала
зубами,
рвала на себе волосы и вообще страшно неистовствовала.
Он со злобным наслаждением разорвал письмо пополам, потом сложил и разорвал на четыре части, и еще, и еще, и когда, наконец, руками стало трудно
рвать, бросил клочки под стол, крепко стиснув и оскалив
зубы.
Мне скажут, может быть, что и в провинции уже успело образоваться довольно компактное сословие «кровопивцев», которые не имеют причин причислять себя к лику недовольных; но ведь это именно те самые люди, о которых уже говорено выше и которые, в одно и то же время и пирог
зубами рвут, и глумятся над рукою, им благодеющею.
Вследствие этого, будучи, по случаю предстоящей перемены в судьбе, уволен от занятий в конторе, он по целым дням слонялся с изверженным дьяконом по парку,
рвал зубами колбасу и кричал"ура...
Вдруг узнает Фарлафа он;
Глядит, и руки опустились;
Досада, изумленье, гнев
В его чертах изобразились;
Скрыпя
зубами, онемев,
Герой, с поникшею главою
Скорей отъехав ото
рва,
Бесился… но едва, едва
Сам не смеялся над собою.
Личнику Евгению Ситанову удалось ошеломить взбесившегося буяна ударом табурета по голове. Казак сел на пол, его тотчас опрокинули и связали полотенцами, он стал грызть и
рвать их
зубами зверя. Тогда взбесился Евгений — вскочил на стол и, прижав локти к бокам, приготовился прыгнуть на казака; высокий, жилистый, он неизбежно раздавил бы своим прыжком грудную клетку Капендюхина, но в эту минуту около него появился Ларионыч в пальто и шапке, погрозил пальцем Ситанову и сказал мастерам, тихо и деловито...
Как почти всегда, ему не везло, и на лицах у королей, дам и валетов чудилось ему выражение насмешки и злобы; пиковая дама даже
зубами скрипела, очевидно, злобясь на то, что ее ослепили. Наконец, после одного крупного ремиза, Передонов схватил колоду карт и с яростью принялся
рвать ее в клочья. Гости хохотали. Варвара, ухмыляясь, говорила...
Передонов стоял и думал о Дарье, — и опять недолгое любование ею в воображении сменилось страхом. Уж очень она быстрая и дерзкая. Затормошит. Да и чего тут стоять и ждать? — подумал он: — еще простудишься. Во
рву на улице, в траве под забором, может быть, кто-нибудь прячется, вдруг выскочит и укокошит. И тоскливо стало Передонову. Ведь они бесприданницы, — думал он. Протекции у них в учебном ведомстве нет. Варвара нажалуется княгине. А на Передонова и так директор
зубы точит.
— Да-с, — говорит он, — я озабочен-с. Посмотришь в эту закрытую для многих книгу, увидишь там все такое несообразное. Не человеческие лица, а рыла-с… кружатся…
рвут друг друга, скалят зубы-с. Неутешительно-с.
Казалось ему, что в небе извивается многокрылое, гибкое тело страшной, дымно-чёрной птицы с огненным клювом. Наклонив красную, сверкающую голову к земле, Птица жадно
рвёт солому огненно-острыми
зубами, грызёт дерево. Её дымное тело, играя, вьётся в чёрном небе, падает на село, ползёт по крышам изб и снова пышно, легко вздымается кверху, не отрывая от земли пылающей красной головы, всё шире разевая яростный клюв.
Он вспомнил, один за другим, все недавние ужасные случаи, когда в людей его сановного и даже еще более высокого положения бросали бомбы, и бомбы
рвали на клочки тело, разбрызгивали мозг по грязным кирпичным стенам, вышибали
зубы из гнезд.
Как не помнить! Дело было в том, что хотя на свете и существует фельдшер Демьян Лукич, который
рвет зубы так же ловко, как плотник ржавые гвозди из старых шалевок, но такт и чувство собственного достоинства подсказали мне на первых же шагах моих в Мурьевской больнице, что
зубы нужно выучиться
рвать и самому. Демьян Лукич может и отлучиться или заболеть, а акушерки у нас все могут, кроме одного:
зубов они, извините, не
рвут, не их дело.
Ах, зеркало воспоминаний. Прошел год. Как смешно мне вспоминать про эту лунку! Я, правда, никогда не буду
рвать зубы так, как Демьян Лукич. Еще бы! Он каждый день
рвет штук по пяти, а я раз в две недели по одному. Но все же я
рву так, как многие хотели бы
рвать. И лунок не ломаю, а если бы и сломал, не испугался бы.
Не успел я коснуться подушки, как передо мной в сонной мгле всплыло лицо Анны Прохоровой, семнадцати лет, из деревни Торопово. Анне Прохоровой нужно было
рвать зуб. Проплыл бесшумно фельдшер Демьян Лукич с блестящими щипцами в руках. Я вспомнил, как он говорит «таковой» вместо «такой» — из любви к высокому стилю, усмехнулся и заснул.
— Это вы ему лунку выломали… Здорово будете
зубы рвать… Бросайте чай, идем водки выпьем перед ужином.
Щурясь с мудрым выражением и озабоченно покрякивая, я наложил щипцы на
зуб, причем, однако, мне отчетливо вспомнился всем известный рассказ Чехова о том, как дьячку
рвали зуб.
Я сидел вечером у него в кабинете, уныло пил чай с лимоном, ковыряя скатерть, наконец не вытерпел и обиняками повел туманную фальшивую речь: что вот, мол… бывают ли такие случаи… если кто-нибудь
рвет зуб… и челюсть обломает… ведь гангрена может получиться, не правда ли?..
«Вы
рвали зуб солдату?..»
— Ты думаешь, мужик, легко зуб-то
рвать? Возьмись-ка! Это не то, что на колокольню полез да в колокола отбарабанил! (Дразнит.) «Не умеешь, не умеешь!» Скажи, какой указчик нашелся! Ишь ты… Господину Египетскому, Александру Иванычу,
рвал, да и тот ничего, никаких слов… Человек почище тебя, а не хватал руками… Садись! Садись, тебе говорю!
Осуществите ее в целой массе лиц, искаженных жаждой любостяжания и любострастия, заставьте этих людей метаться,
рвать друг друга
зубами, срамословить, свальничать, убивать и в довершение всего киньте куда-нибудь в угол или на хоры горсть шутов-публицистов, умиленно поющих гимны собственности, семейственности и государственности!
Для сего они приказали старому нашему Кондрату, — который, по наслышке,
рвал зубы и оттого назывался «цылюрыком», — так этому медику батенька растолковавши, как они об оспе слышали, приказали ему привить.
Иная, приехав недавно, не успела теплых перчаток снять: по ряду подойдешь к ней: вот она хвать-хвать за перчатку, рука вспотела, пальцы отекли, перчатка не слезает, уж она и
зубами тащит, уж она
рвет ее, а перчатка, хоть ты что, так не лезет…
Озверевший Яшка, безобразно ругаясь и рыдая, набросился на него злой собакой,
рвал рубаху, молотил кулаками, я старался оттащить его, а вокруг тяжело топали и шаркали ноги, поднимая с пола густую пыль, рычали звериные пасти, истерично кричал Цыган, — начиналась общая драка, сзади меня уж хлестались по щекам, ляскали
зубы. Кучерявый, косоглазый, угрюмый мужик Лещов дергал меня за плечо, вызывая...
— Смотрите, смотрите! — вскрикивала Варенька, когда молния
рвала тучу. — Видели? Туча точно улыбается — не правда ли? Это очень похоже на улыбку… есть такие люди, угрюмые и молчаливые… молчит, молчит такой человек и вдруг улыбнётся — глаза загорятся,
зубы сверкнут…
Он с невероятной храбростью и быстротой
рвет зубы, прижигает ляписом язвы, вскрывает тупым ланцетом ужасные крестьянские чирьи и нарывы, прививает оспу и прокалывает девчонкам ушные мочки для сережек.
Зубы у девок, у баб разгорелись.
Лен, и полотна, и пряжу несут.
«Стойте, не вдруг! белены вы объелись?
Тише! поспеете!..» Так вот и
рвут!
Зорок торгаш, а то просто беда бы!
Затормошили старинушку бабы,
Клянчат, ласкаются, только держись:
— Цвет ты наш маков,
Дядюшка Яков,
Не дорожись! —
«Меньше нельзя, разрази мою душу!
Хочешь бери, а не хочешь — прощай...
Обезьяна села на первой перекладине мачты, сняла шляпу и стала
зубами и лапами
рвать ее. Она как будто дразнила мальчика, показывала на него и делала ему рожи. Мальчик погрозил ей и крикнул на нее, но она еще злее
рвала шляпу. Матросы громче стали смеяться, а мальчик покраснел, скинул куртку и бросился за обезьяной на мачту. В одну минуту он взобрался по веревке на первую перекладину; но обезьяна еще ловчее и быстрее его, в ту самую минуту, как он думал схватить шляпу, взобралась еще выше.
Зуб рву я огромнейшим ключом.
Рви здоровые
зубы, до больного доберешься.
— И я
рву недурно, Осип Францыч, но чёрт меня знает! Только что, знаете, сделаю тракцию и начну
зуб тянуть, как откуда ни возьмись мысль: а что если я не вырву или сломаю? От мысли рука дрожит. И это постоянно!
— Знатная крепость! Помилуй бог, хороша,
рвы глубоки, валы высоки, через стены и лягушке не перепрыгнуть!.. Сильна, очень сильна! С одним взводом не возьмешь… Был бы хлеб да вода, сиди да отсиживайся! Пули не долетят, ядра отскочат… Неприятель посидит,
зубов не поточить… Фашинник не поможет, лестницы не нужны… Помилуй бог, хорошая крепость!..
— Воля ваша,
рвите, какой благоугодно! — отвечала полумертвая от испуга женщина. (У нее в самом деле не болели
зубы. Муж ее, государев камердинер Полубояров, желая отмстить ей за некоторые проказы и зная, что Петр I большой охотник делать хирургические операции, просил его вырвать у ней будто бы больной
зуб. Впоследствии, когда открылась истина, Полубоярову за эту шутку порядочно досталось.)
— Стану я больной
зуб рвать! Здоровый, конечно. Чтоб золотой вставить.
— Физически не так уж.
Рвать зубы гораздо больнее. Но это такой ужас…