Неточные совпадения
Духовно-религиозную почву имела не демократия, а декларация прав человека и гражданина, которая родилась из утверждения
религиозной свободы
совести в общинах реформации.
Можно установить следующие
религиозные черты марксизма: строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость, разделение на ортодоксию и ересь, неизменяемость философии науки, священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может быть истолковываемо, но не подвергнуто сомнению; разделение мира на две части — верующих — верных и неверующих — неверных; иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху; перенесение
совести на высший орган коммунистической партии, на собор; тоталитаризм, свойственный лишь религиям; фанатизм верующих; отлучение и расстрел еретиков; недопущение секуляризации внутри коллектива верующих; признание первородного греха (эксплуатации).
В демократиях капиталистических деньги и подкупленная печать могут править обществом и лишать реальной свободы, между тем как декларация прав человека и гражданина имела
религиозные истоки, она родилась в утверждении свободы
совести реформацией.
Собрания эти, большей частию филантропические и
религиозные, с одной стороны, служат развлечением, а с другой — примиряют христианскую
совесть людей, преданных светским интересам.
Тоталитарный коммунизм, как и тоталитарный фашизм и национал-социализм, требует отречения от
религиозной и моральной
совести, отречения от высшего достоинства личности, как свободного духа.
Во мне даже есть большая веротерпимость,
религиозная терпимость, связанная с признанием святыней свободы
совести.
Вопрос о свободе
религиозной, о свободе
совести, такой жгучий и больной вопрос, ставится коренным образом ложно в современном мире.
Религиозная проблема потонула в политике, в формализме, во внешнем и принудительном, и вина должна быть разделена между двумя враждующими лагерями, лагерем, лишь внешне отстаивающим право свободы
совести, и лагерем, отрицающим это право и насилующим
совесть.
Свободу
совести защищает безрелигиозный, холодный к вере мир как формальное право, как одно из прав человека и гражданина; мир же церковный, охраняющий веру, слишком часто и легко свободу
совести отрицает и
религиозной свободы боится.
Свобода
религиозная, свобода
совести не есть право.
Решает этот вопрос бесповоротно и безапелляционно
религиозное сознание или
совесть каждого отдельного человека, перед которым невольно с общей воинской повинностью становится вопрос о существовании или несуществовании государства.
Львов. Меня возмущает человеческая жестокость… Умирает женщина. У нее есть отец и мать, которых она любит и хотела бы видеть перед смертью; те знают отлично, что она скоро умрет и что все еще любит их, но, проклятая жестокость, они точно хотят удивить Иегову своим
религиозным закалом: всё еще проклинают ее! Вы, человек, которому она пожертвовала всем — и верой, и родным гнездом, и покоем
совести, вы откровеннейшим образом и с самыми откровенными целями каждый день катаетесь к этим Лебедевым!
Княгиня не только не боялась свободомыслия в делах веры и
совести, но даже любила откровенную духовную беседу с умными людьми и рассуждала смело. Владея чуткостью
религиозного смысла, она имела истинное дерзновение веры и смотрела на противоречия ей без всякого страха. Она как будто даже считала их полезными.
Находить же
религиозное примирение с своею
совестью — кому не дорого из людей, имеющих
совесть?
Но ему очень важно было влияние обучения, предположенного им, на перевоспитание будущего человечества, и потому он никак не хотел допустить — ни того, чтобы разногласия сект вторглись в мирное святилище его школы, ни того, чтоб одна из сект исключительно завладела
религиозным обучением, насильно связавши таким образом
совесть детей нравственными путами.
Начались переговоры; но когда Овэн объявил непременным условием совершенную свободу
совести и
религиозного обучения, духовенство и тут восстало на него и еще раз помешало его намерениям.
Никакие условия не могут сделать того, чтобы убийство перестало быть самым грубым и явным нарушением закона бога, выраженного и во всех
религиозных учениях и в
совести людей. А между тем при всяком государственном устройстве убийство — и в виде казни и на войне — считается законным делом.
Люди говорят о нравственном и
религиозном учении и о
совести, как о двух раздельных руководителях человека. В действительности же есть только один руководитель —
совесть, то есть сознание того голоса бога, который живет в нас. Голос этот несомненно решает для каждого человека, что ему должно и чего не должно делать. И этот голос всегда может быть вызван в себе всяким человеком усилием мысли.
Веления
совести, которые человек считает для себя законом, получают и
религиозную санкцию, и это тем острее, чем глубже
религиозное сознание: они облекаются в форму
религиозных заповедей, нарушение которых ощущается как грех (а это есть уже религиозно-нравственная категория).
И Ницше ясно понимал, что из всех его предпосылок настоятельно вытекал вывод о необходимости
религиозного утешения, — того
религиозного утешения, против которого его интеллектуальная
совесть протестовала изо всех сил. В позднейшем предисловии к «Рождению трагедии» он представляет себе читателя, который обращается к нему с таким возражением...
Моральный и
религиозный вопрос, который ставится перед личной
совестью, можно формулировать очень просто и элементарно: допустимо ли для спасения и процветания государства казнить одного невинного?
Совесть есть орган восприятия
религиозного откровения, правды, добра, целостной истины.
В
религиозной духовной жизни я ничего не могу принять помимо
совести и против
совести.
Маркс говорил: «Не
религиозная свобода
совести, а освобождение
совести от
религиозного суеверия».
Этим уже определяется неизбежность оправдания свободы
совести и мысли, неизбежность
религиозных гонений.
Яснее всего выражает Гервинус всю нравственную теорию Шекспира тем, что Шекспир не пишет для тех классов, которым годятся определенные
религиозные правила и законы (то есть для 0,999 людей), но для образованных, которые усвоили себе здоровый жизненный такт и такое самочувствие, при котором
совесть, разум и воля, соединяясь воедино, направляются к достойным жизненным целям.
«Как индусы под шестьдесят лет уходят в лес, как всякому старому
религиозному человеку хочется последние годы своей жизни посвятить Богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису, так и мне, вступая в свой семидесятый год, всеми силами души хочется этого спокойствия, уединения, и хоть не полного согласия, но не кричащего разногласия своей жизни с своими верованиями, со своей
совестью.
Каковы бы ни были ваши занятия, это дело вашей
совести, и мы в это дело мешаться не можем; а на принадлежность вашу к известному
религиозному культу они влиять не могут.
Указывают защитники демократии на то, что демократия духовно родилась в провозглашении свободы
совести религиозными обществами эпохи Реформации в Англии.
Только освободись люди нашего мира от того обмана извращения христианского учения церковной веры и утвержденного на ней не только оправдания, но возвеличения, несовместимого с христианством, основанного на насилии, государственного устройства, и само собой устранится в душах людей не только христианского, но и всего мира главная помеха к
религиозному сознанию высшего закона любви без возможности исключений и насилия, который 1900 лет тому назад был открыт человечеству и который теперь один только удовлетворяет требованиям человеческой
совести.
Но
религиозная свобода, свобода
совести для христианина не есть формальная и бессодержательная свобода, она есть истина самой христианской религии как религии свободы.
Если читающие каждый день такие известия и не спрашивают себя, как примирить такие, совершаемые по повелению высшей власти дела, не говорю уже с евангелием, но с 6-ой заповедью Моисея, то не могут противоречия эти не отозваться в душе людей и пренебрежением к заповедям, к религии вообще и к власти, совершающей дела, явно противные и
религиозному закону и
совести.