Неточные совпадения
Большой статный
рост, странная, маленькими шажками, походка, привычка подергивать плечом, маленькие, всегда улыбающиеся глазки, большой орлиный нос, неправильные губы, которые как-то неловко, но приятно складывались, недостаток в произношении — пришепетывание, и большая во всю голову лысина: вот наружность моего
отца, с тех пор как я его запомню, — наружность, с которою он умел не только прослыть и быть человеком àbonnes fortunes, [удачливым (фр.).] но нравиться всем без исключения — людям всех сословий и состояний, в особенности же тем, которым хотел нравиться.
— Вот еще что выдумал! — говорила мать, обнимавшая между тем младшего. — И придет же в голову этакое, чтобы дитя родное било
отца. Да будто и до того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень
ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!
— Ну, а — Дмитрий? — спрашивала она. — Рабочий вопрос изучает? О, боже! Впрочем, я так и думала, что он займется чем-нибудь в этом роде. Тимофей Степанович убежден, что этот вопрос раздувается искусственно. Есть люди, которым кажется, что это Германия, опасаясь
роста нашей промышленности, ввозит к нам рабочий социализм. Что говорит Дмитрий об
отце? За эти восемь месяцев — нет, больше! — Иван Акимович не писал мне…
Скачут они везде без толку и сами не сладят с длинными, не по
росту, безобразными лапами; не узнают своих от чужих, лают на родного
отца и готовы сжевать брошенную мочалку или ухо родного брата, если попадется в зубы.
Во мне не было и не могло быть той спетости и того единства, как у Фогта. Воспитание его шло так же правильно, как мое — бессистемно; ни семейная связь, ни теоретический
рост никогда не обрывались у него, он продолжал традицию семьи.
Отец стоял возле примером и помощником; глядя на него, он стал заниматься естественными науками. У нас обыкновенно поколение с поколением расчленено; общей, нравственной связи у нас нет.
Небольшого
роста, сангвиник, вспыльчивый и сердитый, он, как нарочно, был создан для того, чтоб дразнить моего
отца и вызывать его поучения.
Как ни проста, кажется, была должность Карла Ивановича, но
отец мой умел ей придать столько горечи, что мой бедный ревелец, привыкнувший ко всем бедствиям, которые могут обрушиться на голову человека без денег, без ума, маленького
роста, рябого и немца, не мог постоянно выносить ее.
Одно время служил у
отца кучер Иохим, человек небольшого
роста, с смуглым лицом и очень светлыми усами и бородкой. У него были глубокие и добрые синие глаза, и он прекрасно играл на дудке. Он был какой-то удачливый, и все во дворе его любили, а мы, дети, так и липли к нему, особенно в сумерки, когда он садился в конюшне на свою незатейливую постель и брал свою дудку.
Образ
отца сохранился в моей памяти совершенно ясно: человек среднего
роста, с легкой наклонностью к полноте. Как чиновник того времени, он тщательно брился; черты его лица были тонки и красивы: орлиный нос, большие карие глаза и губы с сильно изогнутыми верхними линиями. Говорили, что в молодости он был похож на Наполеона Первого, особенно когда надевал по — наполеоновски чиновничью треуголку. Но мне трудно было представить Наполеона хромым, а
отец всегда ходил с палкой и слегка волочил левую ногу…
Дядя Михаил особенно восхищался: пружинисто прыгал вокруг воза, принюхиваясь ко всему носом дятла, вкусно чмокая губами, сладко жмуря беспокойные глаза, сухой, похожий на
отца, но выше его
ростом и черный, как головня. Спрятав озябшие руки в рукава, он расспрашивал Цыгана...
Едва мать и
отец успели снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого
роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
По наружному виду он был такого же высокого
роста, так же плотен и расположен к дебелости, как и
отец.
Затеялась борьба. Костя швырял противников, как я заметил, одним и тем же приемом, пользуясь своим большим
ростом.
Отец Памво особенно восторгался, а я не удержался и отозвался на вызов Кости.
Отец Туберозов высок
ростом и тучен, но еще очень бодр и подвижен.
В сравнении с протоиереем Туберозовым и
отцом Бенефактовым Ахилла Десницын может назваться человеком молодым, но и ему уже далеко за сорок, и по смоляным черным кудрям его пробежала сильная проседь.
Роста Ахилла огромного, силы страшной, в манерах угловат и резок, но при всем этом весьма приятен; тип лица имеет южный и говорит, что происходит из малороссийских казаков, от коих он и в самом деле как будто унаследовал беспечность и храбрость и многие другие казачьи добродетели.
Наша семья жила очень дружно.
Отец и дед были завзятые охотники и рыболовы, первые медвежатники на всю округу, в одиночку с рогатиной ходили на медведя. Дед чуть не саженного
роста, сухой, жилистый, носил всегда свою черкесскую косматую папаху и никогда никаких шуб, кроме лисьей, домоткацкого сукна чамарки и грубой свитки, которая была так широка, что ею можно было покрыть лошадь с ногами и головой.
Чудо-богатырь, аршин трех
ростом, а зовут его, помнится,
отцом Еремеем.
Наружность старшего сына, Петра, была совсем другого рода: исполинский
рост, длинные члены и узкая грудь не обещала большой физической силы; но зато черты его отражали энергию и упрямство, которыми отличался
отец.
Сухой, жилистый, черноглазый,
ростом почти с
отца и похожий на него во всем, оставшись круглым сиротой, Данилка — другого имени ни от кого ему и впоследствии не было — ошалел от богатства.
Отца он боялся, но любил его. Громадный
рост Игната, его трубный голос, бородатое лицо, голова в густой шапке седых волос, сильные, длинные руки и сверкающие глаза — все это придавало Игнату сходство со сказочными разбойниками.
Замечу мимоходом, что, кроме моего
отца, в роду нашем уже никто не имел большого сходства с княгинею Варварою Никаноровной; все, и в этом числе сама она, находили большое сходство с собою во мне, но я никогда не могла освободиться от подозрения, что тут очень много пристрастия и натяжки: я напоминала ее только моим
ростом да общим выражением, по которому меня с детства удостоили привилегии быть «бабушкиною внучкой», но моим чертам недоставало всего того, что я так любила в ее лице, и, по справедливости говоря, я не была так красива.
Отец его выпрямился во весь свой огромный
рост и загремел...
Стройная, небольшого
роста, темно-русая, с карими глазами и правильным носиком мать видимо старалась угодить
отцу.
Отец Андроник был среднего
роста, некрасиво скроен, но плотно сшит; его добродушное широкое лицо с сильно выдавшимися скулами и до самых глаз обросшее густой бородой, так и дышало беспредельным добродушием и какой-то особенной старческой веселостью, а в больших темных глазах так и светились искорки, особенно когда он улыбался.
— Разве они созданы только для работы и пьянства? Каждый из них — вместилище духа живого, и могли бы они ускорить
рост мысли, освобождающей нас из плена недоумений наших. А войдут они в то же тёмное и тесное русло, в котором мутно протекают дни жизни их
отцов. Прикажут им работать и запретят думать. Многие из них — а может быть, и все — подчинятся мёртвой силе и послужат ей. Вот источник горя земли: нет свободы
росту духа человеческого!
Он вспомнил про Таню, которой так нравятся статьи Егора Семеныча. Небольшого
роста, бледная, тощая, так что ключицы видно; глаза широко раскрытые, темные, умные, все куда-то вглядываются и чего-то ищут; походка, как у
отца, мелкая, торопливая. Она много говорит, любит поспорить и при этом всякую, даже незначительную фразу сопровождает выразительною мимикой и жестикуляцией. Должно быть, нервна в высшей степени.
— Это перед тем, как
отца в острог увели; лето было тогда, а я еще — маленький. Сплю под поветью, в телеге, на сене, — хорошо это! И проснулся, а он с крыльца по ступенькам — прыг-прыг! Маненький, с кулак
ростом, и мохнатый, будто варежка, серый весь и зеленый. Безглазый. Ка-ак я закричу! Мамка сейчас бить меня, — это я зря кричал, его нельзя пугать, а то он осердится и навек уйдет из дома, — это уж беда! У кого домовичок не живет, тому и бог не радеет: домовой-то, он — знаешь кто?
Сын Поликарп
ростом и наружностью издался в
отца, но умом не дошел — простоват был малый.
Между тем вернулись старики,
отец и мать Николая, тощие, сгорбленные, беззубые, оба одного
роста.
Судя по большому запасу огня, которым я был наделен от природы, по моему
росту и наружности, Шушерин думал, что я должен непременно играть любовников и что я случайно попал на роли благородных
отцов и стариков, и несколько раз пробовал меня, заставляя играть Сеида в «Магомете» и Цедерштрема в «Бедности и благородстве души», но успеха не было: любовный огонь у меня не выражался.
Жених! жених! Коляска под крыльцом.
Отец и дочка входят с офицером. —
Не вышел
ростом, не красив лицом,
Но мог бы быть товарищам примером:
Весь раздушон, хохол торчит вихром,
Торчат усы изысканным манером,
И воротник как жар, и белый кант,
И сахара белее аксельбант.
— А отчего ж бы ей не пойти? — возразил Поликарп Андреич. — Чем парень не вышел? Взял и
ростом, и дородством, не обидел его Господь и красой, и разумом. Отборный жених. А главное то возьми в расчет, что ведь миллионщица! После
отца одной ей все достанется.
Дочь баронессы Нан являлась полной противоположностью ее матери. Худая, тонкая, высокая, почти одного
роста с матерью, несмотря на свои одиннадцать лет, юная баронесса походила на покойного своего отца-барона. У нее были такие же белобрысые волосы, худое, тонкое, некрасивое лицо с длинным птичьим носом, тонкими губами и умным, чересчур проницательным для ребенка взглядом маленьких с беловатыми ресницами глаз.
Какие у него большие глаза! И совсем не такие, как у Николая Никанорыча. И борода славная… Немножко с рыжиной. Но это ничего!.. А
ростом он чуточку ниже
отца… И плечи широкие, весь стан — величавый. Позади его Николай Никанорыч кажется жидким. И точно он у него на службе…
Отец идет немного сбоку и что-то ему показывает. Лицо у него, как всегда, с достоинством; но перед гостем он — хоть и выше его — тоже старается.
Припомнился священник лесопольский,
отец Симеон, кроткий, смирный, добродушный; сам он был тощ, невысок, сын же его, семинарист, был громадного
роста, говорил неистовым басом; как-то попович обозлился на кухарку и выбранил ее: «Ах ты, ослица Иегудиилова!», и
отец Симеон, слышавший это, не сказал ни слова и только устыдился, так как не мог вспомнить, где в священном писании упоминается такая ослица.
Негодующие крики Ивана Прокофьева слышны ему до сих пор. И внешность
отца осталась в его сердце, какою она была в ту минуту: широкое серое пальто, черный галстук, под самый подбородок, пуховая смятая шляпа, огромный
рост, возбужденное неправильное лицо, выпуклый лоб с пробором низких волос, нос луковкой, огромные глаза, борода полуседая двумя мочалками.
Меня, например, называли «пузырек с медициной»: пузырек — за малый мой
рост и округлость, с медициной — ввиду профессии моего
отца.
Обыкновенно этим и оканчивались ночные разговоры.
Отец смешно рассердится, скажет «brisons-là» или «нечего меня учить» — и выпрямится во весь
рост.
Ника вышел в
отца — только на два вершка больше его
ростом.
Последний, живой портрет своей покойной матери, не имел с ним ни малейшего сходства, кроме разве
роста и осанки. В его красивом и открытом лице матовой белизны, с большими умными карими глазами, тонким, совершенно правильным носом никто бы не нашел ни единой родственной черты с лицом старика-отца.
Сам Василий Иванович был военным человеком только по званию и мундиру, не имел к настоящей военной службе никакого призвания, а потому и сына своего предназначал к гражданской деятельности. Хотя военная карьера была в то время наиболее почтенная, но решение
отца оправдывалось тем, что сын казался созданным вовсе не для нее: был мал
ростом, тощ, хил, дурно сложен и некрасив. К тому же для кандидатства на военное поприще было уже много упущено времени.
Старшая его дочь, Екатерина, о которой мы уже имели случай упоминать, была не из таковских, чтобы нападки
отца оставлять без надлежащего отпора. Она была в полном смысле «его дочь». Похожая на Малюту и саженным
ростом, за который он получил свое насмешливое прозвище, и лицом, и характером, она носила во внутреннем существе своем те же качества бессердечного, злобного эгоиста, злодея и палача, как бы насмешкой судьбы облеченные в женское тело. Екатерине шел двадцать третий год.
Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, —
Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать,
отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить.
Ростов невольно вспомнил при этом всё, чтó он хорошего слыхал от
отца и соседей о дядюшке.
— Батюшка!
отец родной! Бог тебя послал, — говорили умиленные голоса в то время, как
Ростов проходил через переднюю.
Когда она заговорила о том, что всё это случилось на другой день после похорон
отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы
Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно-испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», — — думал
Ростов.
Ростов понимал, какой удар он нанесет
отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.