Неточные совпадения
— Правильная оценка. Прекрасная идея. Моя идея. И поэтому:
русская интеллигенция должна понять себя как некое единое целое. Именно. Как, примерно,
орден иоаннитов, иезуитов, да! Интеллигенция, вся, должна стать единой партией, а не дробиться! Это внушается нам всем ходом современности. Это должно бы внушать нам и чувство самосохранения. У нас нет друзей, мы — чужестранцы. Да. Бюрократы и капиталисты порабощают нас. Для народа мы — чудаки, чужие люди.
Потом он служил в Польше, где тоже заставлял
русских крестьян совершать много различных преступлений, за что тоже получил
ордена и новые украшения на мундир; потом был еще где-то и теперь, уже расслабленным стариком, получил то дававшее ему хорошее помещение, содержание и почет место, на котором он находился в настоящую минуту.
Есть в России заслуженный профессор Николай Степанович такой-то, тайный советник и кавалер; у него так много
русских и иностранных
орденов, что когда ему приходится надевать их, то студенты величают его иконостасом.
В 1818 году Загоскин оставил службу при театре и был перемещен на штатную ваканцию помощника библиотекаря с жалованьем. Он принимал деятельное участие в приведении библиотеки в порядок и в составлении каталога
русских книг, за что через два года был награжден
орденом Анны 3-й степени. В непродолжительном времени, и именно 5 июля 1820 года, он оставил службу и должность штатного помощника и был переименован в прежнее звание почетного библиотекаря.
С детских лет, имея по преимуществу
русское направление и пылкую натуру, он горел нетерпением запечатлеть кровью свою горячую любовь к отчизне; в сражении под Полоцком он был ранен в ногу и получил за храбрость
орден Анны 3-й степени на шпагу.
Русский император, не скрывая своей ненависти к французам, награждает парижского префекта полиции; король неаполитанский жалует
орден президенту республики.
Избрание православного государя главою католического
ордена, конечно, было нарушением устава последнего, но папа Пий VI был уже подготовлен к этому иезуитами и смотрел на религию
русского царя и даже всего
русского народа, как на временное заблуждение, которое усилиями мальтийцев и иезуитов должно скоро окончиться.
Она отправила в Мальту шесть молодых
русских для приобретения там навыка в морском деле и, кроме того, имела политические виды на
орден.
Еще ранее ему были пожалованы
ордена русские: Святой Анны и Святого апостола Андрея и иностранные: прусского Черного Орла, Датского Слона и Шведского Серафима, и польские: Святого Станислава и Белого Орла.
Все знали явное доброжелательство Павла Петровича к
ордену святого Иоанна Иерусалимского, и как это ни странно, католический мир с надеждой взирал на
русского монарха-схизматика.
Этого невозможно было допустить, особенно как раз в то время, когда
русский император готов был завязать такие дружеские, отношения к католическому
ордену мальтийских рыцарей.
Известие о приеме, оказанном ему со стороны
русского государя, произвело на Мальте неописуемый восторг, а европейские газеты заговорили о великодушном поступке
русского императора и его сочувствии к мальтийскому
ордену, как о важном признаке направления
русской политики.
Это богатство сделало то, что он был избран гроссмейстером
ордена, но оно же было причиною потери им этого сана — его обвинили в сношениях с
русскими и в принятии от них подарков; было ли это результатом зависти или же имело за собой долю правды — осталось всецело в глубине души фон-Ферзена — души, впрочем, сильно оскорбленной потерею почетного звания.
С переходом в 1793 году под власть России Волыни, где находились именья «острожской ординации», вопрос об удовлетворении претензии
ордена был поставлен в зависимость от
русского правительства, принявшего на себя уплату известной части долгов Речи Посполитой.
Высшее наблюдение за новым великим приорством было предоставлено гроссмейстеру мальтийского
ордена и его полномочному министру, находящемуся при петербургском дворе, а все военные вопросы, относящиеся к
русскому приорству, должны были быть разрешаемы на Мальте или гроссмейстером, или орденским капитулом.
Сам Наполеон дивился храбрости
русского арьергарда. «
Русские гренадеры выказали неустрашимость», — писал он в своем бюллетене. Имя Багратиона, как героя, обошло всю Россию. За дело при Шенграбене он был произведен в генерал-лейтенанты, получил Георгиевский крест второй степени и командирский крест
ордена Марии Терезы от императора Франца; последнего
ордена никто из
русских еще не имел.
Под этим влиянием Павел Петрович отправил, к только что избранному, при сильной поддержке
русского посланника в Ватикане, папе Пию VII собственноручное письмо, прося его святейшество о восстановлении в пределах России иезуитского
ордена на прежних основаниях.
Не скрою от вас, откровенность за откровенность, что кроме личных дел мальтийского
ордена, былая слава которого, положенная к стопам такого могущественного монарха, как
русский император, воскресла бы и зажглась бы снова, католический мир заинтересован в принятии
русским государем звания великого магистра католического
ордена, как в важном шаге в деле соединения церквей.
Что молодая вдова не поминала его более «лихом», доказала она вскоре самым убедительным образом: через несколько месяцев вышла за молодого, красивого монаха, августинова
ордена, Ивана (прозванного у нас, неизвестно почему, спасителем), которого умела своими зажигательными глазками свести с ума, заставить скинуть белую рясу и окреститься в
русскую веру.
Следуя, кроме того, тайным наставлениям своего
ордена (monta seereta), иезуиты привлекали к себе не только вельмож и царедворцев, но и мужскую и женскую прислугу в знатных
русских домах.
Понятно, что появление и укрепление последнего в России, в чем являлась полная уверенность вследствие отношений к нему
русского императора, было на руку иезуитам, хотя явно и не перешедших в мальтийский
орден, но надеявшихся сделать его орудием своих собственных целей.
— Государь изволил заметить, что он не хочет вызывать даже малейшим подозрением сомнения в своем прямодушии, качестве, которое признано за ним всеми европейскими державами… Что как во внутренней, так и во внешней политике он ведет свое дело начистоту, что ему противно учение Маккиавели, что он, как
русский царь, враг всякого лицемерия и двоедушия как у себя дома, так и при внешних сношениях. Объявив себя правителем
ордена, он сделал уже этим решительный шаг и не находит нужным делать второй…
Это богатство сделало то, что он был избран гроссмейстером
ордена, но оно же было причиной потери им этого сана — его обвинили в сношениях с
русскими и в принятии от них подарков; было ли это результатом зависти или же имело за собой долю правды — осталось в глубине души фон Ферзена — души, впрочем, сильно оскорбленной потерей почетного звания.
Император Павел подарил его великому
русскому приорству рыцарей мальтийского
ордена, к которому относился с особым благоволением и желал сохранить его в пределах России, «яко учреждение полезное и к утверждению добрых правил служащее».
Иезуиты издавна стремились утвердить влияние
ордена не только в
русском обществе, но и при императорском дворе.
Русский православный царь стал во главе католического
ордена. Политическая обстоятельства благоприятствовали целям общества Иисуса и Ватикана.
Павел Петрович дал баварским депутатам публичную аудиенцию собственно только как великий магистр мальтийского
ордена, а не как
русский император.
Собрание рыцарей мальтийского
ордена, принадлежащих к
русскому приорству, и происходило в роковую ночь в «канцлерском доме».
Слухи о беспримерном благоволении
русского императора к мальтийскому
ордену быстро распространились по всей Европе, и в Петербург потянулись депутации рыцарей этого
ордена из Богемии, Германии, Швейцарии и Баварии.
Желая сделать день 29 ноября еще более памятным в истории
ордена, император учредил, для поощрения службы
русских дворян,
орден святого Иоанна Иерусалимского.
Он полагал, что верховное предводительство над
орденом лучше всего предоставить
русскому императору, который уже выразил с своей стороны такое горячее сочувствие к судьбам
ордена и что, поэтому, следует просить его величество о возложении на себя звания великого магистра, если только государю угодно будет выразить на это свое согласие.
Русских сановников, не принадлежавших к мальтийскому
ордену, в аудиенц-зале на этот раз не было.
Были, впрочем, и враги
ордена иезуитов, и враги эти, самые опаснейшие и злейшие, находились, как это ни странно, среди
русского римско-католического духовенства.
Петр Федорович называл гвардейцев «янычарами», а сам завел голш-тинскую гвардию,
русских же солдат мучил экзерцициями по
русскому образцу, одел их в прусские мундиры и сам хвастался прусскими
орденами.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своею деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что
русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны
ордена.
Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с
русскими и иностранными
орденами и с Георгиевскою звездой на левой стороне груди.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого
русского генерала в
орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что-то докладывал князю Андрею.