Неточные совпадения
Плачу, плачу, вот просто
рыдаю.
Уже Лука Лукич говорит: «Отчего ты, Настенька,
рыдаешь?» — «Луканчик, говорю, я и сама не знаю, слезы так вот рекой и льются».
Мечется барин,
рыдает, кричит,
Эхо одно откликается!
Поет,
рыдает, кружится,
Так быстро, быстро кружится,
Что крылышки свистят!..
Дьячок
рыдал над Гришею:
«Создаст же Бог головушку!
Настала ночь, весь мир затих,
Одна
рыдала пташечка,
Да мертвых не докликалась
До белого утра!..
— Аннушка, милая, что мне делать? —
рыдая проговорила Анна, беспомощно опускаясь на кресло.
Он стоял на коленах и, положив голову на сгиб ее руки, которая жгла его огнем через кофту,
рыдал, как ребенок.
Полились целые потоки расспросов, допросов, выговоров, угроз, упреков, увещаний, так что девушка бросилась в слезы,
рыдала и не могла понять ни одного слова; швейцару дан был строжайший приказ не принимать ни в какое время и ни под каким видом Чичикова.
Что зовет, и
рыдает, и хватает за сердце?
И вот ввели в семью чужую…
Да ты не слушаешь меня…» —
«Ах, няня, няня, я тоскую,
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я
рыдать готова!..» —
«Дитя мое, ты нездорова;
Господь помилуй и спаси!
Чего ты хочешь, попроси…
Дай окроплю святой водою,
Ты вся горишь…» — «Я не больна:
Я… знаешь, няня… влюблена».
«Дитя мое, Господь с тобою!» —
И няня девушку с мольбой
Крестила дряхлою рукой.
Мими стояла, прислонившись к стене, и, казалось, едва держалась на ногах; платье на ней было измято и в пуху, чепец сбит на сторону; опухшие глаза были красны, голова ее тряслась; она не переставала
рыдать раздирающим душу голосом и беспрестанно закрывала лицо платком и руками.
Иногда, сидя одна в комнате, на своем кресле, она вдруг начинала смеяться, потом
рыдать без слез, с ней делались конвульсии, и она кричала неистовым голосом бессмысленные или ужасные слова.
Мать, слабая, как мать, обняла их, вынула две небольшие иконы, надела им,
рыдая, на шею.
Рыдая, глядела она им в очи, когда всемогущий сон начинал уже смыкать их, и думала: «Авось-либо Бульба, проснувшись, отсрочит денька на два отъезд; может быть, он задумал оттого так скоро ехать, что много выпил».
— Досточтимый капитан, — самодовольно возразил Циммер, — я играю на всем, что звучит и трещит. В молодости я был музыкальным клоуном. Теперь меня тянет к искусству, и я с горем вижу, что погубил незаурядное дарование. Поэтому-то я из поздней жадности люблю сразу двух: виолу и скрипку. На виолончели играю днем, а на скрипке по вечерам, то есть как бы плачу,
рыдаю о погибшем таланте. Не угостите ли винцом, э? Виолончель — это моя Кармен, а скрипка…
Меннерс
рыдал от ужаса, заклинал матроса бежать к рыбакам, позвать помощь, обещал деньги, угрожал и сыпал проклятиями, но Лонгрен только подошел ближе к самому краю мола, чтобы не сразу потерять из вида метания и скачки лодки.
Да куда я пойду! — вопила,
рыдая и задыхаясь, бедная женщина.
Плача и
рыдая и руки ломая — пошла!
— Родя, милый мой, первенец ты мой, — говорила она,
рыдая, — вот ты теперь такой же, как был маленький, так же приходил ко мне, так же и обнимал и целовал меня; еще когда мы с отцом жили и бедовали, ты утешал нас одним уже тем, что был с нами, а как я похоронила отца, — то сколько раз мы, обнявшись с тобой вот так, как теперь, на могилке его плакали.
Катерина (Варваре). Чего ему еще надо от меня?.. Иль ему мало этого, что я так мучаюсь. (Приклоняясь к Варваре,
рыдает.)
Катерина. И все-то десять ночей я гуляла… (
Рыдает.)
Борис (
рыдая). Ну, Бог с тобой! Только одного и надо у Бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)
Варвара. Ах ты какой! Да ты слушай! Дрожит вся, точно ее лихорадка бьет; бледная такая, мечется по дому, точно чего ищет. Глаза, как у помешанной! Давеча утром плакать принялась, так и
рыдает. Батюшки мои! что мне с ней делать?
Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе!» Маша
рыдала, прильнув к моей груди.
Когда ж об честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем:
Глаза в крови, лицо горит,
Сам плачет, и мы все
рыдаем.
— Я — не лгу! Я жить хочу. Это — ложь? Дурак! Разве люди лгут, если хотят жить? Ну? Я — богатый теперь, когда ее убили. Наследник. У нее никого нет. Клим Иванович… — удушливо и
рыдая закричал он. Голос Тагильского заглушил его...
Потом, испытывая удивления больше, чем удовольствия, он слушал, как Нехаева, лежа рядом с ним, приглушенно
рыдала, говоря жарким шепотом...
В конце августа, рано утром, явилась неумытая, непричесанная Люба Клоун; топая ногами,
рыдая, задыхаясь, она сказала...
Она с разбега бросилась на диван и,
рыдая, стала топать ногами, удивительно часто. Самгин искоса взглянул на расстегнутый ворот ее кофты и, вздохнув, пошел за водой.
Через полчаса он убедил себя, что его особенно оскорбляет то, что он не мог заставить Лидию
рыдать от восторга, благодарно целовать руки его, изумленно шептать нежные слова, как это делала Нехаева. Ни одного раза, ни на минуту не дала ему Лидия насладиться гордостью мужчины, который дает женщине счастье. Ему было бы легче порвать связь с нею, если бы он испытал это наслаждение.
Опускаясь на колени, он чувствовал, что способен так же бесстыдно зарыдать, как
рыдал рядом с ним седоголовый человек в темно-синем пальто. Необыкновенно трогательными казались ему царь и царица там, на балконе. Он вдруг ощутил уверенность, что этот маленький человечек, насыщенный, заряженный восторгом людей, сейчас скажет им какие-то исторические, примиряющие всех со всеми, чудесные слова. Не один он ждал этого; вокруг бормотали, покрикивали...
Она, в отчаянии, качала головой и
рыдала, повторяя...
Проходя мимо окон Ольги, он слышал, как стесненная грудь ее облегчалась в звуках Шуберта, как будто
рыдала от счастья.
Он мучился в трескучем пламени этих сомнений, этой созданной себе пытки, и иногда
рыдал, не спал ночей, глядя на слабый огонь в ее окне.
У гроба на полу стояла на коленях после всех пришедшая и более всех пораженная смертью Наташи ее подруга: волосы у ней были не причесаны, она дико осматривалась вокруг, потом глядела на лицо умершей и, положив голову на пол, судорожно
рыдала…
Райский принес ей благословение Татьяны Марковны. Вера бросилась ему на шею и долго
рыдала.
— Это она — страсть, страсть! — шептал он,
рыдая.
Он положил лицо в ее руки и
рыдал, как человек, все утративший, которому нечего больше терять.
Но она не слушала, качала в отчаянии головой, рвала волосы, сжимала руки, вонзая ногти в ладони, и
рыдала без слез.
Но он
рыдал, он понимал, что не пройдет.
— Это когда вы на плече-то
рыдали?
Князь
рыдал в голос, обнимал и целовал Бьоринга.
Согрешив, они тотчас покаялись. Он с остроумием рассказывал мне, что
рыдал на плече Макара Ивановича, которого нарочно призвал для сего случая в кабинет, а она — она в то время лежала где-то в забытьи, в своей дворовой клетушке…
— Именно это и есть; ты преудачно определил в одном слове: «хоть и искренно чувствуешь, но все-таки представляешься»; ну, вот так точно и было со мной: я хоть и представлялся, но
рыдал совершенно искренно. Не спорю, что Макар Иванович мог бы принять это плечо за усиление насмешки, если бы был остроумнее; но его честность помешала тогда его прозорливости. Не знаю только, жалел он меня тогда или нет; помнится, мне того тогда очень хотелось.
Она
рыдала, но мне казалось, что это только так, для порядка, и что она вовсе не плачет; порой мне чудилось, что она вдруг вся, как скелет, рассыплется; она выговаривала слова каким-то раздавленным, дребезжащим голосом; слово preferable, например, она произносила prefe-a-able и на слоге а словно блеяла как овца.
Рыдая, она что-то приговаривала; мы, конечно, не понимали слов, но язык скорби один везде.
Потом уже ехали нагруженные и мешками и слабыми подводы, на одной из которых высоко сидела закутанная женщина и не переставая взвизгивала и
рыдала.
Маслова хотела ответить и не могла, а,
рыдая, достала из калача коробку с папиросами, на которой была изображена румяная дама в очень высокой прическе и с открытой треугольником грудью, и подала ее Кораблевой.
Мать же, услыхав, что надо прощаться, легла ему на плечо и
рыдала, сопя носом.