Неточные совпадения
— Отлично. Тебя послали продать.
По дороге ты занялась игрой. Ты пустила яхту поплавать, а она
сбежала — ведь так?
Она отлично изучила нрав своей жертвы, знает излюбленные пути ее и повадки; например, она хорошо знает, что
по глубокому снегу кабарга
бегает все
по одному и тому же кругу, чтобы не протаптывать новой
дороги.
Когда Марья Алексевна опомнилась у ворот Пажеского корпуса, постигла, что дочь действительно исчезла, вышла замуж и ушла от нее, этот факт явился ее сознанию в форме следующего мысленного восклицания: «обокрала!» И всю
дорогу она продолжала восклицать мысленно, а иногда и вслух: «обокрала!» Поэтому, задержавшись лишь на несколько минут сообщением скорби своей Феде и Матрене
по человеческой слабости, — всякий человек увлекается выражением чувств до того, что забывает в порыве души житейские интересы минуты, — Марья Алексевна
пробежала в комнату Верочки, бросилась в ящики туалета, в гардероб, окинула все торопливым взглядом, — нет, кажется, все цело! — и потом принялась поверять это успокоительное впечатление подробным пересмотром.
Среди шумной толпы он проходит брезгливо, точно пробирается
по грязной улице; глаза его
бегают сердито и чутко: ищут Дитяткевича, чтобы тот проложил ему
дорогу.
— Ну, плохой антихрист, который будет
по дорогам бегать! К настоящему-то сами все придут и сами поклонятся. На, радуйся, все мы твои, как рыба в неводу… Глад-то будет душевный, а не телесный. Понял?
Весьма охотно
бегают они
по дорогам, особенно
по тем,
по которым возят в гумна снопы, и подбирают насорившиеся зерна; впрочем, мне случалось очень часто находить их на таких степных
дорогах,
по, которым никогда снопов не возили.
Он охотно ест всякие хлебные зерна, любит клевать лошадиный помет, и для добыванья того и другого упорно держится около степных и полевых
дорог,
по колеям которых
бегает очень проворно; но преимущественная пища его — молодая трава.
Дорога в Багрово, природа, со всеми чудными ее красотами, не были забыты мной, а только несколько подавлены новостью других впечатлений: жизнью в Багрове и жизнью в Уфе; но с наступлением весны проснулась во мне горячая любовь к природе; мне так захотелось увидеть зеленые луга и леса, воды и горы, так захотелось
побегать с Суркой
по полям, так захотелось закинуть удочку, что все окружающее потеряло для меня свою занимательность и я каждый день просыпался и засыпал с мыслию о Сергеевке.
Далеко уже уплыла поперечная
дорога, и какая-то несчастная черная корова
бегала по ней, как безумная, от одного берега до другого.
Иван тоже, как и путный, соскочил с козел и сначала
пробежал по одной
дороге, а потом —
по другой.
Мари, когда ушел муж, сейчас же принялась писать прежнее свое письмо: рука ее проворно
бегала по бумаге; голубые глаза были внимательно устремлены на нее.
По всему заметно было, что она писала теперь что-то такое очень
дорогое и близкое ее сердцу.
Вот однажды сижу я на стене, гляжу вдаль и слушаю колокольный звон… вдруг что-то
пробежало по мне — ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости… Я опустил глаза. Внизу,
по дороге, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком на плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла на меня свои бархатные глаза.
Из лагеря в город вела только одна
дорога — через полотно железной
дороги, которое в этом месте проходило в крутой и глубокой выемке. Ромашов
по узкой, плотно утоптанной, почти отвесной тропинке быстро
сбежал вниз и стал с трудом взбираться
по другому откосу. Еще с середины подъема он заметил, что кто-то стоит наверху в кителе и в шинеле внакидку. Остановившись на несколько секунд и прищурившись, он узнал Николаева.
В доме генеральши между тем,
по случаю приезда гостя, происходила суетня: ключница отвешивала сахар, лакеи заливали в лампы масло и приготовляли стеариновые свечи; худощавый метрдотель успел уже
сбегать в ряды и захватить всю крупную рыбу, купил самого высшего сорта говядины и взял в погребке очень
дорогого рейнвейна.
Дороге, казалось, не будет конца. Лошади больше махали головами
по сторонам, чем бежали вперед. Солнце сильно склонилось, но жар не унимался. Земля была точно недавно вытопленная печь. Колокольчик то начинал биться под дугой, как бешеный и потерявший всякое терпение, то лишь взвизгивал и шипел. На небе продолжалось молчаливое передвижение облаков,
по земле
пробегали неуловимые тени.
Круглая площадка, на ней — небольшой садик, над головами прохожих вьется
по столбам
дорога,
по дороге пробежал поезд, изогнулся над самым заливом и побежал дальше берегом, скрывшись за углом серого дома и кинувши на воду клуб черного дыма.
— Элдар, — прошептал Хаджи-Мурат, и Элдар, услыхав свое имя и, главное, голос своего мюршида, вскочил на сильные ноги, оправляя папаху. Хаджи-Мурат надел оружие на бурку. Элдар сделал то же. И оба молча вышли из сакли под навес. Черноглазый мальчик подвел лошадей. На стук копыт
по убитой
дороге улицы чья-то голова высунулась из двери соседней сакли, и, стуча деревянными башмаками,
пробежал какой-то человек в гору к мечети.
«Вот на поляне егеря
по команде
бегают и стреляют; все они предназначены на смерть, как стадо баранов, которых мясник гонит
по дороге. Упадут они где-нибудь на поляне с рассеченной головой или с пробитой пулей грудью. И всё это молодые люди, которые могли бы работать, производить, быть полезными.
— Друг мой, успокойся! — сказала умирающая от избытка жизни Негрова, но Дмитрий Яковлевич давно уже
сбежал с лестницы; сойдя в сад, он пустился бежать
по липовой аллее, вышел вон из сада, прошел село и упал на
дороге, лишенный сил, близкий к удару. Тут только вспомнил он, что письмо осталось в руках Глафиры Львовны. Что делать? — Он рвал свои волосы, как рассерженный зверь, и катался
по траве.
Приисковая
дорога, проведенная из Полдневской на Смородинку, походила на корыто,
по которому
сбегала красноватая вода.
Около самой
дороги, где лес был немного прочищен, лепились кусты жимолости и малины да молоденькие березки, точно заблудившиеся в этой лесной трущобе; теперь листья уже давно пожелтели и шелестели мертвым шепотом, когда
по ним
пробегал осенний порывистый ветер.
Товарищи удивились, увидав меня, было много разговоров, думали, что я
сбежал, особенно были поражены они, когда я показал ту
дорогу,
по которой спускался.
В 40 градусов с лишком мы также
бегали в гимназию, раза два
по дороге оттирая снегом отмороженные носы и щеки, в чем также нередко помогали нам те же сторожа, Онисим и Андрей, относясь к помороженным с отеческой нежностью.
Наступило молчание. Кирюха затрещал сухой травой, смял ее в ком и сунул под котел. Огонь ярче вспыхнул; Степку обдало черным дымом, и в потемках
по дороге около возов
пробежала тень от креста.
Было ясное июньское воскресенье, когда Нехлюдов, напившись кофею и
пробежав главу «Maison Rustique», [Ферма,] с записной книжкой и пачкой ассигнаций в кармане своего легонького пальто, вышел из большого с колоннадами и террасами деревенского дома, в котором занимал внизу одну маленькую комнатку, и
по неочищенным, заросшим дорожкам старого английского сада направился к селу, расположенному
по обеим сторонам большой
дороги.
В числе лиц, собравшихся 18 августа к двенадцати часам на площадку железной
дороги, находился и Литвинов. Незадолго перед тем он встретил Ирину: она сидела в открытой карете с своим мужем и другим, уже пожилым, господином. Она увидала Литвинова, и он это заметил; что-то темное
пробежало по ее глазам, но она тотчас же закрылась от него зонтиком.
В дверях главной залы появился новый субъект, красивый, щегольски одетый мужчина средних лет, с ловко расчесанной на обе стороны бородкой. На руках его горели
дорогие бриллиантовые перстни, а из-под темной визитки
сбегала по жилету толстая, изящная золотая цепь, увешанная брелоками.
Русской крестьянин, надев солдатскую суму, встречает беззаботно смерть на неприятельской батарее или, не будучи солдатом, из одного удальства
пробежит по льду, который гнется под его ногами; но добровольно никак не решится пройти ночью мимо кладбищной церкви; а посему весьма натурально, что ямщик, оставшись один подле молчаливого барина, с приметным беспокойством посматривал на кладбище, которое расположено было шагах в пятидесяти от большой
дороги.
Аленушка долго
бегала по розовому полю и нарвала громадный букет цветов. Какие они красивые, эти розы; и от их аромата кружится голова. Если бы все это розовое поле перенести туда, на север, где розы являются только
дорогими гостями!..
Тридцатисаженной аллеей
сбегали по склону дуплистые ракиты и чернел узенький мостик через ручей, а за ним лезла в кручу облысевшая
дорога и точно готовила засаду за неясным хребтом своим.
Вероятно, под влиянием дяди Петра Неофитовича, отец взял ко мне семинариста Петра Степановича, сына мценского соборного священника. О его влиянии на меня сказать ничего не могу, так как в скорости
по водворении в доме этот скромный и, вероятно, хорошо учившийся юноша попросил у отца беговых дрожек, чтобы
сбегать во мценский собор, куда, как уведомлял его отец, ждали владыку. Вернувшись из города, Петр Степанович рассказывал, что
дорогой туда сочинил краткое приветствие архипастырю на греческом языке.
Надо заметить, что от нашего Крылова и до Березовки Бржесских 60 верст, и я никогда почти
дорогой не кормил, а останавливался иногда на полчаса у знакомого мне 60-летнего барчука Таловой Балки. Но
по большей части моя добрая пара степняков легко в 6 часов
пробегала это пространство.
Грязь
по дорогам стояла невылазная; холод проникал в комнаты, под платье, в самые кости; невольная дрожь
пробегала по телу — и уж как становилось дурно на душе!
Это было похоже на то, что бывает иногда у курящих людей, которым случайная затяжка папиросой на улице вдруг воскресит на неудержимое мгновение полутемный коридор со старинными обоями и одинокую свечу на буфете или дальнюю ночную
дорогу, мерный звон бубенчиков и томную дремоту, или синий лес невдалеке, снег, слепящий глаза, шум идущей облавы, страстное нетерпение, заставляющее дрожать колени, — и вот на миг
пробегут по душе, ласково, печально и неясно тронув ее, тогдашние, забытые, волнующие и теперь неуловимые чувства.
Покойницу понесли наконец, народ повалил следом, и он пошел за нею; священники были в полном облачении, солнце светило, грудные ребенки плакали на руках матерей, жаворонки пели, дети в рубашонках
бегали и резвились
по дороге.
А между тем час езды
по скверной
дороге начал на меня действовать неблагоприятно — старый буланый мне надоел, и во мне охладела охота держать в руках веревочные вожжи; но невдалеке, на горизонте, засинел Селиванов лес, и все ожило. Сердце забилось и заныло, как у Вара при входе в Тевтобургские дебри. А в это же время из-под талой межи выскочил заяц и,
пробежав через
дорогу, понесся
по полю.
Он употреблял адвоката ловкого,
дорогого, известного и денег не жалел; но в нетерпении и от мнительности повадился заниматься делом и сам: читал и писал бумаги, которые сплошь браковал адвокат,
бегал по присутственным местам, наводил справки и, вероятно, очень мешал всему;
по крайней мере адвокат жаловался и гнал его на дачу.
Пошли у мельника
по шкуре мурашки, и взглянул он на
дорогу к селу: «А как бы это, — думает себе, — приударить и мне хорошенько за девками. Когда-то
бегал не хуже людей». Да вдруг и отлегло у него от сердца, потому что, видит, опять идет к мельничной гати человек да еще не кто-нибудь, а самый его наймит — Харько.
Вечерами на закате и
по ночам он любил сидеть на холме около большой
дороги. Сидел, обняв колена длинными руками, и, немотствуя, чутко слушал, как мимо него спокойно и неустанно течет широкая певучая волна жизни: стрекочут хлопотливые кузнечики, суетятся,
бегают мыши-полевки, птицы летят ко гнездам, ходят тени между холмов, шепчут травы, сладко пахнет одонцем, мелиссой и бодягой, а в зеленовато-голубом небе разгораются звезды.
Видим мы с первого разу, что командер у нас не очень надежный. Он хоть бродяга опытный и даже с Соколиного острова два раза
бегал, да и
дорогу, видно, знает: идет, знай, покачивается,
по сторонам не глядит, ровно собака
по следу, — ну а все же нас с Володькой, с приятелем, сомнение берет.
Назарову хотелось говорить о похоронах отца — как лучше сделать их, о необходимости прогнать тётку, о Христине и своих планах, но он не находил слов и, отягчённый желаниями, вздыхал, почёсывая мокрую голову.
По двору
бегали девки, нося воду, точно на пожар, ими хозяйственно командовала Дарья, бесцельно расхаживал скучный, измятый Левон, пиная ногами всё, что попадалось
по дороге. Вот Дарья облилась водою и стала встряхивать юбку, высоко обнажая крепкие ноги.
Невольная дрожь
пробежала по мне при виде этой
дороги к свободе или к смерти…
В эту охоту я долго
бегал по лесу, но ни разу мне не удалось перебежать
дорогу кабану.
Какое издевательство над ленью, над отвращением к холоду, который змейкой
пробегает по спине и вдоль и поперек! Опять еду… Уже светло, и золотится перед восходом небо.
Дорога, трава в поле и жалкие, молодые березки покрыты изморозью, точно засахарились. Где-то токуют тетерева…
Дрожь
пробежала по телу девочки. О! Она не вынесет побоев; y неё от них и то все тело ноет и болит, как разбитое. Она вся в синяках и рубцах от следов плетки, и новые колотушки и удары доконают ее. А ей, Тасе, так хочется жить, она еще такая маленькая, так мало видела жизни, ей так хочется повидать
дорогую маму, сестру, брата, милую няню, всех, всех, всех. Она не вынесет нового наказания! Нет, нет, она не вынесет его и умрет, как умер Коко от удара Розы.
По дороге Иван Ильич вспомнил молодость, как два раза
бегал из сибирской ссылки, ночью на тихом ходу соскочил с поезда и скрылся.
Тупой, животный ужас охватил его — ужас, при котором перестают рассуждать. Сталкивая всех локтями с
дороги, Ляхов стрелою
пробежал длинную мастерскую, выскочил на площадку и помчался
по крутой каменной лестнице наверх, в брошировочное отделение. Андрей Иванович, задыхаясь, бежал за ним.
Катя сидела у фонтана под горой и закусывала. Ноги горели от долгой ходьбы, полуденное солнце жгло лицо.
Дороги были необычно пусты, нигде не встретила она ни одной телеги. Безлюдная тишина настороженно прислушивалась, тревожно ждала чего-то. Даже ветер не решался шевельнуться. И странно было, что все-таки шмели жужжат в зацветающих кустах дикой сливы и что
по дороге беззаботно
бегают милые птички посорянки, похожие на хохлатых жаворонков.
Так как я уехал в Париж без всякой работы в газете или журнале как корреспондент, то я и не должен был
бегать по редакциям, отыскивать интересные сюжеты для писем. И, повторяю, это было чрезвычайно выгодно для моего самообразования и накопления сил для дальнейшей писательской
дороги.
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная коса
сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла
дорогу и вся живет революционной работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то время познакомившийся с нею.