Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в
свет, где первый шаг
решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Она приехала с намерением пробыть два дня, если поживется. Но вечером же, во время игры, она
решила, что уедет завтра. Те мучительные материнские заботы, которые она так ненавидела дорогой, теперь, после дня проведенного без них, представлялись ей уже в другом
свете и тянули ее к себе.
Старший брат, всегда уважавший суждения меньшего, не знал хорошенько, прав ли он или нет, до тех пор, пока
свет не
решил этого вопроса; сам же, с своей стороны, ничего не имел против этого и вместе с Алексеем пошел к Анне.
Пробыв в Москве, как в чаду, два месяца, почти каждый день видаясь с Кити в
свете, куда он стал ездить, чтобы встречаться с нею, Левин внезапно
решил, что этого не может быть, и уехал в деревню.
— Я очень благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что то, что он легко и ясно мог
решить сам с собою, он не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах
света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился, глядя на княгиню Тверскую.
Ну-с; так вот: если бы вдруг все это теперь на ваше решение отдали: тому или тем жить на
свете, то есть Лужину ли жить и делать мерзости или умирать Катерине Ивановне? то как бы вы
решили: кому из них умереть?
«Нет, —
решила она наконец, — бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на
свете».
Через полчаса он сидел во тьме своей комнаты, глядя в зеркало, в полосу
света,
свет падал на стекло, проходя в щель неприкрытой двери, и показывал половину человека в ночном белье, он тоже сидел на диване, согнувшись, держал за шнурок ботинок и раскачивал его, точно
решал — куда швырнуть?
Тит Никоныч любил беседовать с нею о том, что делается в
свете, кто с кем воюет, за что; знал, отчего у нас хлеб дешев и что бы было, если б его можно было возить отвсюду за границу. Знал он еще наизусть все старинные дворянские домы, всех полководцев, министров, их биографии; рассказывал, как одно море лежит выше другого; первый уведомит, что выдумали англичане или французы, и
решит, полезно ли это или нет.
Я
решил, несмотря на все искушение, что не обнаружу документа, не сделаю его известным уже целому
свету (как уже и вертелось в уме моем); я повторял себе, что завтра же положу перед нею это письмо и, если надо, вместо благодарности вынесу даже насмешливую ее улыбку, но все-таки не скажу ни слова и уйду от нее навсегда…
Селенин, всегда занятый и мало бывавший в
свете, очевидно, ничего не слыхал о романе Нехлюдова; Нехлюдов же, заметив это,
решил, что ему и не нужно говорить о своих отношениях к Масловой.
«Нет, я ей покажу, этой девчонке! —
решила Хиония Алексеевна, закидывая гордо свою голову. — Она воображает, что если у отца миллионы, так и лучше ее нет на
свете…»
По дороге к Ивану пришлось ему проходить мимо дома, в котором квартировала Катерина Ивановна. В окнах был
свет. Он вдруг остановился и
решил войти. Катерину Ивановну он не видал уже более недели. Но ему теперь пришло на ум, что Иван может быть сейчас у ней, особенно накануне такого дня. Позвонив и войдя на лестницу, тускло освещенную китайским фонарем, он увидал спускавшегося сверху человека, в котором, поравнявшись, узнал брата. Тот, стало быть, выходил уже от Катерины Ивановны.
В своей чересчур скромной обстановке Женни, одна-одинешенька, додумалась до многого. В ней она
решила, что ее отец простой, очень честный и очень добрый человек, но не герой, точно так же, как не злодей; что она для него дороже всего на
свете и что потому она станет жить только таким образом, чтобы заплатить старику самой теплой любовью за его любовь и осветить его закатывающуюся жизнь. «Все другое на втором плане», — думала Женни.
Перебирая в памяти всех мне известных молодых женщин, я опять
решил, что нет на
свете никого лучше моей матери!
— Гм… вы слишком пылки, и на
свете некоторые дела не так делаются, как вы воображаете, — спокойно заметил князь на мое восклицание. — Я, впрочем, думаю, что об этом могла бы отчасти
решить Наталья Николаевна; вы ей передайте это. Она могла бы посоветовать.
— Видишь, Ваня: ведь я
решила, что я его не любила как ровню, так, как обыкновенно женщина любит мужчину. Я любила его как… почти как мать. Мне даже кажется, что совсем и не бывает на
свете такой любви, чтоб оба друг друга любили как ровные, а? Как ты думаешь?
— А ты не егози… Сия притча краткая… Великий молчальник посещал офицерские собрания и, когда обедал, то… гето… клал перед собою на стол кошелек, набитый, братец ты мой, золотом.
Решил он в уме отдать этот кошелек тому офицеру, от которого он хоть раз услышит в собрании дельное слово. Но так и умер старик, прожив на
свете сто девяносто лет, а кошелек его так, братец ты мой, и остался целым. Что? Раскусил сей орех? Ну, теперь иди себе, братец. Иди, иди, воробышек… попрыгай…
Ему стало так горько, что он
решил лучше заснуть… И вскоре он действительно спал, сидя и закинув голову назад. А по лицу его, при
свете электрического фонаря, проходили тени грустных снов, губы подергивались, и брови сдвигались, как будто от внутренней боли…
— А нельзя ли не выгонять? Я, брат, так
решил: завтра же пойду к нему рано, чем
свет, все расскажу, вот как с тобой говорил: не может быть, чтоб он не понял меня; он благороден, он благороднейший из людей! Но вот что меня беспокоит: что, если маменька предуведомила сегодня Татьяну Ивановну о завтрашнем предложении? Ведь это уж худо!
Как вы ни думаете,
решить эту задачу бессильны и вы, и я, и он, и все на
свете.
Раньше молнии были только страшны, при таком же громе они представлялись зловещими. Их колдовской
свет проникал сквозь закрытые веки и холодом разливался по всему телу. Что сделать, чтобы не видеть их? Егорушка
решил обернуться лицом назад. Осторожно, как будто бы боясь, что за ним наблюдают, он стал на четвереньки и, скользя ладонями по мокрому тюку, повернулся назад.
— Да, и герои, но героев ведь немного на
свете, а односторонних людей, способных
решать себе все наоболмашь, гораздо больше.
Семнадцатилетняя княжна
решила как можно скорее оставить материн дом. Выход представлялся один — замужество. Княжна Анастасия никого не любила, ей даже никто не нравился, ей было все равно, за кого бы ее судьба ни вынесла, лишь бы поскорее, лишь бы заставить завидовать себе своих подруг, уехать за границу, а возвратясь оттуда, жить открытым домом и делать то же, что делают другие, то есть «выезжать в
свет», к чему бабушка была решительно неспособна и откровенно в этом сознавалась, говоря, что...
В один вечер, после того как мы ездили в лодке и ночью, при лунном
свете, ворочались домой, и я сидел рядом с ней и любовался ее стройной фигурой, обтянутой джерси, и ее локонами, я вдруг
решил, что это она. Мне показалось в этот вечер, что она понимает всё, всё, чтò я чувствую и думаю, а что чувствую я и думаю самые возвышенные вещи. В сущности же было только то, что джерси было ей особенно к лицу, также и локоны, и что после проведенного в близости с нею дня захотелось еще большей близости.
— Простите, — говорит она. — Мне вдруг почему-то стало невыносимо тяжело… Я не выдержала и поехала сюда… У вас в окно
свет, и… и я
решила постучать… Извините… Ах, если б вы знали, как мне было тяжело! Что вы сейчас делаете?
Утром до
свету он отправился к куму, а Настя целый день просидела в темной овинной яме, холодная и голодная. Разнесся слух, что Степан пропал и Настя пропала. Варвара тут же
решила, что они сбежали вместе. Целый день об этом толковали на хуторах. У Прокудиных в избе все молчали и нехотя отвечали соседям, приходившим расспрашивать, что? да как? да каким манером она вышла? в какую пору и куда пошла?
Но я, как беспристрастный историк, должен здесь заметить, что с дамами он вообще обращался не с большим уважением, и одна только Лизавета Васильевна составляла для него как бы исключение, потому ли, что он не мог, несмотря на его старания, успеть в ней, или оттого, что он действительно понимал в ней истинные достоинства женщины, или, наконец, потому, что она и станом, и манерами, и даже лицом очень много походила на тех милых женщин, которых он видал когда-то в большом
свете, — этого не мог
решить себе даже сам Бахтиаров.
Нет! —
решила я сама с собой, — все балы на
свете и лесть всех принцев на
свете отдам я за его радостное смущение, за его тихую ласку».
Въехав в город, он прямо велел везти себя к Покрову. Было уже десять часов; Павла Павловича в номерах не было. Вельчанинов прождал его целые полчаса, расхаживая по коридору в болезненном нетерпении. Марья Сысоевна уверила его, наконец, что Павел Павлович вернется разве только к утру чем
свет. «Ну так и я приеду чем
свет», —
решил Вельчанинов и вне себя отправился домой.
— Затеяно это всем во вред, православные! Вот я, скажем, имею земли до двадцати десятин и могу купить ещё, ничего — могу! Однако — не куплю, потому — опасно! Первое — никому не известно, что будет, значит, как народ
решит, второе — купи-ка я теперь, так вы меня со
свету сживёте…
— Спать я тебе не даю? — спрашивал мужчина с желчной иронией. — Спать тебе хочется? А если ты меня, может быть, на целую жизнь сна
решила? Это ничего? А? У, под-длая! Спать хочется? Да ты, дрянь ты этакая, ты еще дышать-то смеешь ли на белом
свете? Ты…
Рассердился вследствие того вывода, что если я уже
решил, что в нынешнюю ночь с собой покончу, то, стало быть, мне всё на
свете должно было стать теперь, более чем когда-нибудь, всё равно.
В 1800-х годах, в те времена, когда не было еще ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового
света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стеклышками, ни либеральных философов-женщин, ни милых дам-камелий, которых так много развелось в наше время, — в те наивные времена, когда из Москвы, выезжая в Петербург в повозке или карете, брали с собой целую кухню домашнего приготовления, ехали восемь суток по мягкой, пыльной или грязной дороге и верили в пожарские котлеты, в валдайские колокольчики и бублики, — когда в длинные осенние вечера нагорали сальные свечи, освещая семейные кружки из двадцати и тридцати человек, на балах в канделябры вставлялись восковые и спермацетовые свечи, когда мебель ставили симметрично, когда наши отцы были еще молоды не одним отсутствием морщин и седых волос, а стрелялись за женщин и из другого угла комнаты бросались поднимать нечаянно и не нечаянно уроненные платочки, наши матери носили коротенькие талии и огромные рукава и
решали семейные дела выниманием билетиков, когда прелестные дамы-камелии прятались от дневного
света, — в наивные времена масонских лож, мартинистов, тугендбунда, во времена Милорадовичей, Давыдовых, Пушкиных, — в губернском городе К. был съезд помещиков, и кончались дворянские выборы.
В два часа в дымовом отверстии показалась первая полоска занимавшегося
света. Вместе со
светом прошел и наш страх. Мы
решили выйти из балагана и расследовать дело. Предварительно была выпущена собака, которая сейчас же с оглушительным лаем пропала в траве. Она повела нас прямо к ключику. Дело сейчас же разъяснилось. У самого ключика вся трава была смята, — приходили на водопой олени.
— Вот горе-то какое у нас, Алексеюшка, — молвил, покачав головой, Пантелей. — Нежданно, негаданно — вдруг… Кажется, кому бы и жить, как не ей… Молодехонька была, Царство ей Небесное, из себя красавица, каких на
свете мало живет, все-то ее любили, опять же во всяком довольстве жила, чего душа ни захочет, все перед ней готово… Да, видно, человек гадает по-своему, а Бог
решает по-своему.
— Такого старца видно с первого разу, —
решил Патап Максимыч. — Душа человек — одно слово… И хозяин домовитый и жизни хорошей человек!.. Нет, Сергей Андреич, я ведь тоже не первый год на
свете живу — людей различать могу.
И проведывали и наведывались, от кого бы Карпушке на
свет Божий родиться — мекали на дворянского заседателя, на винного пристава, не обошли и протопопа, но дела
решить не могли.
«Нет правды на
свете, нет в людях добра! — после долгих мучительных дум
решила она.
— И сам я тех же мыслей, —
решил игумен. — Хоть маленько и погрешим, да ведь ни праведный без порока, ни грешный без покаяния не бывают на
свете. Пущу я Софрона-то.
— Что и говорить, тетя Леля у нас особенная, такой, как она, обойди целый
свет, не сыщешь, —
решили давным-давно воспитанницы.
Анна
решает ехать в оперу, где будет «весь
свет». Вронский тщетно пытается отговорить ее. Она как будто ничего не понимает и удивленно спрашивает...
Мы с Мишею
решили: когда осенью опять поедем в Петербург, — обязательно искать две комнаты; хоть самых маленьких, но чтобы две. В одной слишком мы стесняли друг друга: один хочет спать, другой заниматься,
свет мешает первому; ко мне придут товарищи, а Мише нужно заниматься. И мы постоянно ссорились из-за самых пустяков. Со второго года, как стали жить в раздельных комнатах, за все три года остальной совместной жизни не поссорились ни разу.
Начинается долгая, упорная, скрытая от чужих взглядов борьба. Для обеих сторон это не каприз, не упрямство, а борьба за жизнь, за существование. В июле 1891 года Толстой
решил опубликовать в газетах письмо с отказом от собственнических прав на свои литературные произведения. Произошла бурная семейная сцена. Характер ее мы ясно можем себе представить по сценам, происходящим между мужем и женой в упомянутой драме «И
свет во тьме светит».
Потом садилась сама и делала вид, что слушает, а на самом деле внимательно и с ненавистью разглядывала Михаила Михайловича, гундосившего французские фразы.
Свет низенькой лампочки слабо освещал его острый подбородок, мелькал на усиках и терялся где-то в бесконечности его щек; и было ясно, что умри Елена Дмитриевна — и Веревкин может самым глупым и подлым образом покинуть Таисию. «Вот подлец!» — с отчаянием думала она и
решила, что на будущее время ей необходимо воздержаться от неистовства.
— Год жизни в Петербурге достаточен будет для меня, чтобы я узнала
свет и людей и сознательно
решила свою участь. Я думаю, князь, что пальма первенства останется все-таки за вами.
«Молчать, как будто я ее и не встречал… Уехать чуть
свет…» —
решил Савин.
Измену Марьи Дементьевны я считал положительно невозможной, а потому и ошалел на несколько дней, но вчера, когда я случайно узнал, что актер Нильский сделался членом театрально-литературного комитета, что этот Нильский будет заседать в этом комитете и обсуждать годность и негодность пьес к представлению на Императорских театрах, тогда я
решил, что на
свете все возможно, что, может быть, будет время, когда бывший полотер, а ныне известный русский акробат, Егор Васильев, будет заседать в Академии наук, а мне, отставному приказчику, поручат командование войсками, отправляющимися в поход на Хиву.
— Но я все-таки хочу вознаградить тебя, — продолжал князь. — Я
решил отдать тебе то, чего нет для меня дороже на
свете… От тебя будет зависеть принять, скажу более, заслужить эту награду, я же хочу сказать, что даю тебе на это согласие и большего обещать не могу!..
Этот вопрос князь Сергей Сергеевич не задумываясь
решил отрицательно. Он, впрочем, после долгого размышления, нашел нужным скрыть от княжны Людмилы его ночное видение. Она, как еще очень молодая девушка, естественно, может придать преувеличенное значение таинственному явлению и сообщению с того
света. Это напугает ее и даже может отразиться на ее здоровье.