Неточные совпадения
— Он, Зотов, был из эдаких, из чистоплотных, есть такие в купечестве нашем. Вроде Пилата они, все ищут, какой бы водицей не токмо руки, а вообще всю плоть свою омыть от грехов. А я как раз не люблю
людей с устремлением к
святости. Сам я — великий грешник, от юности прокопчен во грехе, меня, наверное, глубоко уважают все черти адовы.
Люди не уважают. Я
людей — тоже…
А
человеку, который приехал с «Антоном Горемыкой», разрушать, на основании помещичьего права,
святость брака, хотя и своего дворового, было бы очень зазорно перед самим собою, потому что, повторяю, про этого «Антона Горемыку» он еще не далее как несколько месяцев тому назад, то есть двадцать лет спустя, говорил чрезвычайно серьезно.
Святость есть удел немногих, она не может быть путем для
человека.
Но это трансцендентное начало
святости, становящееся посредником между Богом и
человеком, должно что-то делать для русского
человека, ему помогать и его спасать, за него совершать нравственную и духовную работу.
Русский народ и истинно русский
человек живут
святостью не в том смысле, что видят в
святости свой путь или считают
святость для себя в какой-либо мере достижимой или обязательной.
Обыкновенный русский
человек не должен задаваться высокой целью даже отдаленного приближения к этому идеалу
святости.
Для русского
человека так характерно это качание между
святостью и свинством.
Русский
человек совсем и не помышляет о том, чтобы
святость стала внутренним началом, преображающим его жизнь, она всегда действует на него извне.
Русский
человек не идет путями
святости, никогда не задается такими высокими целями, но он поклоняется святым и
святости, с ними связывает свою последнюю любовь, возлагается на святых, на их заступничество и предстательство, спасается тем, что русская земля имеет так много святынь.
Русский
человек может быть отчаянным мошенником и преступником, но в глубине души он благоговеет перед
святостью и ищет спасения у святых, у их посредничества.
Русский
человек упоен
святостью, и он же упоен грехом, низостью.
Святости все еще поклоняется русский
человек в лучшие минуты своей жизни, но ему недостает честности, человеческой честности.
Святость остается для русского
человека трансцендентным началом, она не становится его внутренней энергией.
Я смотрел на старика: его лицо было так детски откровенно, сгорбленная фигура его, болезненно перекошенное лицо, потухшие глаза, слабый голос — все внушало доверие; он не лгал, он не льстил, ему действительно хотелось видеть прежде смерти в «кавалерии и регалиях»
человека, который лет пятнадцать не мог ему простить каких-то бревен. Что это: святой или безумный? Да не одни ли безумные и достигают
святости?
Жесток
человек, и одни долгие испытания укрощают его; жесток в своем неведении ребенок, жесток юноша, гордый своей чистотой, жесток поп, гордый своей
святостью, и доктринер, гордый своей наукой, — все мы беспощадны и всего беспощаднее, когда мы правы.
По личным нравственным качествам это был не только один из лучших русских
людей, но и
человек, близкий к
святости [См. необыкновенно интересную книгу «Любовь у
людей 60-х годов», где собраны письма Чернышевского, особенно к жене, с каторги.].
— А как же: грешный я
человек, может, хуже всех, а тут
святость. Как бы он глянул на меня, так бы я и померла… Был такой-то случай с Пафнутием болящим. Вот так же встретила его одна женщина и по своему женскому малодушию заговорила с ним, а он только поглядел на нее — она языка и решилась.
Он охотно сближался с молодыми
людьми и не только не важничал, подобно прочим чинам пятого класса, но даже пускался с ними в откровенные беседы, предмет которых преимущественно составляли:
святость его миссии и бюрократическая его безупречность.
— Вы, дядюшка, удивительный
человек! для вас не существует постоянства, нет
святости обещаний… Жизнь так хороша, так полна прелести, неги: она как гладкое, прекрасное озеро…
И таковы без исключения все критики культурных верующих
людей и потому понимающих опасность своего положения. Единственный выход из него для них — надежда на то, что, пользуясь авторитетом церкви, древности,
святости, можно запутать читателя, отвлечь его от мысли самому прочесть Евангелие и самому своим умом обдумать вопрос. И это удается.
Но как внутри, так и вне государства всегда находились
люди, не признававшие для себя обязательными ни постановлений, выдаваемых за веление божества, ни постановлений
людей, облеченных
святостью, ни учреждений, долженствовавших представлять волю народа; и
люди, которые считали добром то, что существующие власти считали злом, и таким же насилием, которое употреблялось против них, боролись против властей.
Человек, верующий в боговдохновенность Ветхого Завета и
святость Давида, завещающего на смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог убить, так как был связан клятвою (3-я Книга Царей, глава 2, стих 8), и тому подобные мерзости, которыми полон Ветхий Завет, не может верить в нравственный закон Христа;
человек, верующий в учение и проповеди церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в братство всех
людей.
Люди, облеченные
святостью, считали злом то, что
люди и учреждения, облеченные светской властью, считали добром, и наоборот; и борьба становилась всё жесточе и жесточе. И чем дальше держались
люди такого способа разрешения борьбы, тем очевиднее становилось, что этот способ не годится, потому что нет и не может быть такого внешнего авторитета определения зла, который признавался бы всеми.
Для того, чтобы власть одних
людей над другими достигала своей цели ограничения
людей, стремившихся к личным целям в ущерб общего, нужно было, чтобы власть находилась в руках
людей непогрешимых, как это предполагается у китайцев или как это предполагалось в Средние века и теперь для
людей, верующих в
святость помазания. Только при этом условии получало свое оправдание общественное устройство.
Это предложение точно испугало ее. Любочка опять сделала такое движение, как
человек, у которого единственное спасение в бегстве. Я понял, что это значило, и еще раз возненавидел Пепку: она не решалась переночевать в нашей избушке потому, что боялась возбудить ревнивые подозрения в моем друге. Мне сделалось обидно от такой постановки вопроса, точно я имел в виду воспользоваться ее беззащитным положением. «Она глупа до
святости», — мелькнула у меня мысль в голове.
Крискент заявился в пятовский дом, когда не было самого Нила Поликарпыча, и повел душеспасительную речь о значении и
святости брака вообще как таинства, потом о браке как неизбежной форме нескверного гражданского жития и, наконец, о браке как христианском подвиге, в котором
человек меньше всего должен думать о себе, а только о своем ближнем.
Как
человек честный и справедливый, он понимал важность обязанностей,
святость долга и почел бы за стыд хитрить с самим собой, с своею слабостью, с своим проступком.
Казнокрад закатывает глаза, говоря о
святости собственности; кровосмеситель старается пламенеть, утверждая, что семейство — святыня; шпион рыдает, заявляя о своем сочувствии к"заблуждающимся, но искренно любящим свое отечество молодым
людям"и т. д.
— Я-то? — Саша подумала и сказала, махнув рукой: — Может, и не жадная — что в том? Я ведь еще не совсем… низкая, не такая, что по улицам ходят… А обижаться — на кого? Пускай говорят, что хотят…
Люди же скажут, а мне людская
святость хорошо известна! Выбрали бы меня в судьи — только мертвого оправдала бы!.. — И, засмеявшись нехорошим смехом, Саша сказала: — Ну, будет пустяки говорить… садись за стол!..
Турусина. Ну конечно; я ему говорю как-то: посмотрите, у моей Матреши от
святости уж начинает лицо светиться; это, говорит, не от
святости, а от жиру. Уж этого я ему никогда в жизни не прощу. До чего вольнодумство-то доходит, до чего позволяют себе забываться молодые
люди! Я в
людях редко ошибаюсь; вот и оказалось, что он за
человек. Я вчера два письма получила. Прочти, если хочешь.
— А если это не в ее правилах, так не о чем и говорить: ругнул ее
человек, ну и что такое — над Христом ругались. А я вам вот что скажу: я вашей графине только удивляюсь, как она с своею
святостью никому ничего простить не может.
Менее всего был похож на сатану этот
человек с маленьким, дряблым личиком, но было в его гусином гоготанье что-то такое, что уничтожало
святость и крепость тюрьмы. Посмейся он еще немного — и вот развалятся гнилостно стены, и упадут размокшие решетки, и надзиратель сам выведет арестантов за ворота: пожалуйте, господа, гуляйте себе по городу, — а может, кто и в деревню хочет? Сатана!
Холодно-восторженные
люди много толкуют о
святости страданий, о блаженстве страданий… но теплому, простому сердцу Кистера они не доставляли никакого блаженства.
Здесь провел юность свою Владимир, здесь, среди примеров народа великодушного, образовался великий дух его, здесь мудрая беседа старцев наших возбудила в нем желание вопросить все народы земные о таинствах веры их, да откроется истина ко благу
людей; и когда, убежденный в
святости христианства, он принял его от греков, новогородцы, разумнее других племен славянских, изъявили и более ревности к новой истинной вере.
Люди, еще верующие в [
святость и] неприкосновенность крепостного права, пришли от него в ужас [и с негодованием упрекали вольнодумную цензуру, осмелившуюся пропустить такой рассказ].
— Смотрю я на тебя, отец дьякон, и думаю: старый ты
человек, а глуп, прямо сказать, до
святости. Ну и чего ты ерепенишься: «К Троице поеду, в баню пойду». Или вот тоже про яблоню «белый налив». Жить тебе всего неделю, а ты…
Он в самом деле лживый, коварный
человек, он нечестие свое лживо и лицемерно покрывает обманной личиной
святости и духовности… «Ах, Фленушка, Фленушка! — шевелилось в уме Манефы.
Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа —
люди — были поставлены в необходимость справедливо проклинать существующий порядок мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие? Они должны проклинать мир и день своего рождения, если нет бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и другое, жизнь сама по себе становится благом и мир — местом нравственного совершенствования и бесконечного увеличения счастья и
святости.
Человек, верующий в бога-Христа, паки грядущего со славою судить и казнить живых и мертвых, не может верить в Христа, повелевающего подставлять щеку обидчику, не судить, прощать и любить врагов;
человек, верующий в боговдохновенность ветхого завета и
святость Давида, завещающего на смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог убить, так как был связан клятвой (3-я кн.
И все духи сказали: «Да, этот
человек свят истинной
святостью и истинно любит бога».
И вот один из духов неслышно и невидимо, но явственно, понятно сказал доброму
человеку: «Мы видим твою жизнь и
святость и хотели бы знать, чем мы можем одарить тебя?
И этот
человек, который, казалось, своею
святостью оградил себя от всего злого, доброжелателями которого считались даже разбойники и бешеные, в одно прекрасное утро был найден убитым.
Что вы из солистов, то это почувствуете вы сами при первом прикосновении к серьезному делу, а засим, вспомните что сказано: «имейте веру с горчичное зерно, и вы будете двигать горами!» Не верьте в себя, но твердо веруйте в дело, в его правоту и
святость, и вы тоже будете двигать, если не горами, то массами живых
людей, которые для нас теперь поважнее гор!
Чувство ressentiment, зависти доходит до того, что
человек не только не может вынести большего богатства, славы, власти, красоты, успеха другого, но не может вынести, что другой
человек чище, лучше, благороднее, жертвеннее, не может вынести отблеска
святости.
Вечные элементы
святости и рыцарства в
человеке должны быть восполнены новым элементом, в котором
человек должен раскрыться во всех своих потенциях, — элементом творчества.
Чернышевский был очень кроткий
человек, у него была христианская душа и в его характере были черты
святости.
Странно, конечно, было такому совершенному отшельнику, как Ермий, идти смотреть
человека, живущего в Дамаске, ибо город Дамаск по-тогдашнему в отношении чистоты нравственной был все равно что теперь сказать Париж или Вена — города, которые
святостью жизни не славятся, а слывут за гнездилища греха и пороков, но, однако, в древности бывали и не такие странности, и бывало, что посты благочестия посылались именно в места самые злочестивые.
Отсюда совсем разные отношения к
людям, и что у нас готовы признать за
святость, — за то здесь гонят со двора.
Новый
человек рождается в муках, он проходит через бездны, неведомые старой
святости.
Новая
святость должна явиться после того, как
человек пройдет свой трагический путь.