Неточные совпадения
― Ты вот и не знаешь этого названия. Это наш клубный термин. Знаешь, как яйца катают, так когда много катают, то
сделается шлюпик. Так и наш брат: ездишь-ездишь в клуб и
сделаешься шлюпиком. Да, вот ты смеешься, а наш брат уже смотрит, когда сам в шлюпики попадет. Ты знаешь
князя Чеченского? — спросил
князь, и Левин видел по лицу, что он собирается рассказать что-то смешное.
— Да, мы не имеем ни малейшего понятия о том, что
делается с этими несчастными, а надо это знать, — прибавил Нехлюдов, глядя на старого
князя, который, завязавшись салфеткой, сидел у стола за крюшоном и в это самое время оглянулся на Нехлюдова.
Надо было его удержать, но он не только слез, но
сделался Масловой и стал упрекать его: «Я каторжная, а вы
князь».
Сделалась пауза. Комиссия собиралась в библиотеке
князя Сергея Михайловича, я обернулся к шкафам и стал смотреть книги. Между прочим, тут стояло многотомное издание записок герцога Сен-Симона.
В квартире номер сорок пять во дворе жил хранитель дома с незапамятных времен. Это был квартальный Карасев, из бывших городовых, любимец генерал-губернатора
князя В. А. Долгорукова, при котором он состоял неотлучным не то вестовым, не то исполнителем разных личных поручений. Полиция боялась Карасева больше, чем самого
князя, и потому в дом Олсуфьева, что бы там ни
делалось, не совала своего носа.
Князя она ожидала с трепетом, и, когда он явился, с нею чуть не
сделалась истерика.
— Да и об осле было умно, — заметила Александра, —
князь рассказал очень интересно свой болезненный случай и как все ему понравилось чрез один внешний толчок. Мне всегда было интересно, как люди сходят с ума и потом опять выздоравливают. Особенно если это вдруг
сделается.
— Ну, да и в самом деле, — прибавил Евгений Павлович, — согласитесь сами, можно ли выдержать… особенно зная всё, что у вас здесь ежечасно
делается, в вашем доме,
князь, и после ежедневных ваших посещений туда, несмотря на отказы…
Сегодня писал к
князю и просил его позволить мне ехать в Тобольск для лечения — нетерпеливо жду ответа в надежде, что мне не откажут в этой поездке. До того времени, если не
сделается мне заметно хуже, думаю подождать с порошками, присланными Павлом Сергеевичем. Если же почему-нибудь замедлится мое отправление, начну и здесь глотать digitalis, хотя я не большой охотник до заочного лечения, особенно в такого рода припадках, которым теперь я так часто подвергаюсь.
— Гм… вы слишком пылки, и на свете некоторые дела не так
делаются, как вы воображаете, — спокойно заметил
князь на мое восклицание. — Я, впрочем, думаю, что об этом могла бы отчасти решить Наталья Николаевна; вы ей передайте это. Она могла бы посоветовать.
В этот раз все
делалось обратно в сравнении с первым посещением Васильевского, четырнадцать лет тому назад: в это раз
князь перезнакомился со всеми соседями, разумеется из важнейших; к Николаю же Сергеичу он никогда не ездил и обращался с ним как будто со своим подчиненным.
Он в восторге покрывал ее руки поцелуями, жадно смотрел на нее своими прекрасными глазами, как будто не мог наглядеться. Я взглянул на Наташу и по лицу ее угадал, что у нас были одни мысли: он был вполне невинен. Да и когда, как этот невинныймог бы
сделаться виноватым? Яркий румянец прилил вдруг к бледным щекам Наташи, точно вся кровь, собравшаяся в ее сердце, отхлынула вдруг в голову. Глаза ее засверкали, и она гордо взглянула на
князя.
— Литовская-с. Их предок,
князь Зубр, в Литве был — еще в Беловежской пуще имение у них… Потом они воссоединились, и из Зубров
сделались Зубровыми, настоящими русскими. Только разорились они нынче, так что и Беловежскую-то пущу у них в казну отобрали… Ну-с, так вот этот самый
князь Андрей Зубров… Была в Москве одна барыня: сначала она в арфистках по трактирам пела, потом она на воздержанье попала… Как баба, однако ж, неглупая, скопила капиталец и открыла нумера…
[Черт возьми! (франц.)] не
делаться же монахиней из-за того только, чтоб
князь Лев Кирилыч имел удовольствие свободно надевать на голову свой ночной колпак!
Разбитной (пожимая плечами, к Налетову).
Князь сейчас должен выйти: у старика, знаете, изжога
сделалась — покушать он любит, так насилу дышит…
Я тихонечко опустился у порожка на пол, тоже подобрал под себя ноги и сижу, гляжу на нее. Тихо настало так, что даже тощо
делается. Я сидел-сидел, индо колени разломило, а гляну на нее, она все в том же положении, а на
князя посмотрю: вижу, что он от томноты у себя весь ус изгрыз, а ничего ей не говорит.
— Без сомнения, — подхватил
князь, — но, что дороже всего было в нем, — продолжал он, ударив себя по коленке, — так это его любовь к России: он, кажется, старался изучить всякую в ней мелочь: и когда я вот бывал в последние годы его жизни в Петербурге, заезжал к нему, он почти каждый раз говорил мне: «Помилуй,
князь, ты столько лет живешь и таскаешься по провинциям: расскажи что-нибудь, как у вас, и что там
делается».
Возвратившись домой из училища, Калинович сейчас заметил билет
князя, который приняла у него приказничиха и заткнула его, как, видала она, это
делается у богатых господ, за зеркало, а сама и говорить ничего не хотела постояльцу, потому что более полугода не кланялась даже с ним и не отказывала ему от квартиры только для Палагеи Евграфовны, не желая сделать ей неприятность.
Больной между тем, схватив себя за голову, упал в изнеможении на постель. «Боже мой! Боже мой!» — произнес он, и вслед за тем ему
сделалось так дурно, что ходивший за ним лакей испугался и послал за Полиной и
князем. Те прискакали. Калинович стал настоятельно просить, чтоб завтра же была свадьба. Он, кажется, боялся за свою решимость. Полина тоже этому обрадовалась, и таким образом в маленькой домовой церкви произошло их венчанье.
У меня своих четверо ребят, и если б не зарабатывал копейки, где только можно, я бы давным-давно был банкрот; а перед подобной логикой спасует всякая мораль, и как вы хотите, так меня и понимайте, но это дело иначе ни для вас, ни для кого в мире не
сделается! — заключил
князь и, утомленный, опустился на задок кресла.
Калинович был озадачен: выражение лица его
сделалось еще мрачнее; он никак не ожидал подобной откровенной выходки со стороны
князя и несколько времени молчал, как бы сбираясь с мыслями, что ему отвечать.
Когда певец кончил, княгиня первая захлопала ему потихоньку, а за ней и все прочие. Толстяк, сверх того, бросил ему десять рублей серебром,
князь тоже десять, предводитель — три и так далее. Малый и не понимал, что это такое
делается.
Петр Михайлыч, конечно, более всех и всех искреннее обнаруживал удовольствие и несколько раз принимался даже потихоньку хлопать, причем
князь всякий раз кивал ему в знак согласия головою, а у княжны
делались ямки на щечках поглубже: ей был очень смешон Петр Михайлыч и своей наружностью и своим хлопаньем.
Весело было теперь
князю и легко на сердце возвращаться на родину. День был светлый, солнечный, один из тех дней, когда вся природа дышит чем-то праздничным, цветы кажутся ярче, небо голубее, вдали прозрачными струями зыблется воздух, и человеку
делается так легко, как будто бы душа его сама перешла в природу, и трепещет на каждом листе, и качается на каждой былинке.
Князю сделалось неловко в присутствии Морозова.
Песнь эта, раздающаяся ночью, среди леса, после всех дневных происшествий, странно подействовала на
князя: ему
сделалось грустно.
— Я дело другое,
князь. Я знаю, что делаю. Я царю не перечу; он меня сам не захочет вписать; так уж я поставил себя. А ты, когда поступил бы на место Вяземского да
сделался бы оружничим царским, то был бы в приближении у Ивана Васильевича, ты бы этим всей земле послужил. Мы бы с тобой стали идти заодно и опричнину, пожалуй, подсекли бы!
— Нашел человека! — подхватил земский. —
Князь Пожарский!.. — повторил он с злобной улыбкою, от которой безобразное лицо его
сделалось еще отвратительнее. — Нет, хозяин, у него поляки отбили охоту соваться туда, куда не спрашивают. Небойсь хватился за ум, убрался в свою Пурецкую волость да вот уже почти целый год тише воды ниже травы, чай, и теперь еще бока побаливают.
Потешив свой обычай,
князь сделался еще свирепее.
С этой поры род
князей Протозановых надолго исчезает со сцены, и только раз или два, и то вскользь, при Алексее Михайловиче упоминается в числе «захудалых», но в правление царевны Софии один из этого рода «захудалых
князей»,
князь Леонтий Протозанов, опять пробился на вид и, получив в управление один из украйных городов,
сделался «
князем кормленым».
К тому же эта прелестная девушка в самые ранние годы своей юности вдруг совсем осиротела и, оставаясь одна на всем свете, по самому своему положению внушала к себе сочувствие и как бы по повелению самой судьбы
делалась естественным членом семьи призревших ее
князей Протозановых.
Из них Димитрий на девятнадцатом году утонул, купавшись в жару в холодном озере, отчего с ним в воде
сделались судороги, а
князь Лев Львович на восемнадцатом году влюбился в Варвару Никаноровну, которая, по ее собственным словам, в четырнадцать лет «была довольно авантажна».
— Нисколько!.. Нисколько!.. Вы должны извиняться передо мною совершенно в другом!.. — воскликнула княгиня, и голос ее в этом случае до того был искренен и правдив, что
князь невольно подумал: «Неужели же она невинна?» — и вместе с тем он представить себе без ужаса не мог, что теперь
делается с Еленой.
Елене начинало
делаться скучно; чтобы наполнить чем-нибудь свое время, она принялась шить наряды своему малютке и нашила их, по крайней мере, с дюжину;
князь все-таки не является.
В одно утро Елпидифор Мартыныч беседовал с Елизаветой Петровной и сам был при этом в каком-то елейном и добром настроении духа.
Князь накануне только прислал ему тысячу рублей и приглашение снова
сделаться годовым в доме его врачом.
— И отлично это! — подхватил
князь, и, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить себя от задушавшей его тоски, он вышел на платформу и стал жадно вдыхать свежий и холодный воздух; при этом ему несколько раз приходила в голову мысль броситься на рельсы, чтобы по нем прошел поезд. «Но тут можно, пожалуй, не умереть, — думал он: — а
сделаться только уродом; револьвер, в этом случае, гораздо вернее».
Последнее время Елпидифор Мартыныч заметил, что
князь опять
сделался как-то более обыкновенного встревожен и чем-то расстроен. Он пытался было повыспросить у него причину тому, но
князь отмалчивался.
С каждым словом Елпидифора Мартыныча лицо
князя делалось все более и более недовольным и сумрачным.
Когда
князю сделалось, наконец, получше, Елпидифор Мартыныч однажды остался обедать у него.
Вы, как мужчина, может быть, не совсем поймете меня: если б я
князя не знала прежде и для блага поляков нужно было бы
сделаться его любовницей, я ни минуты бы не задумалась; но я любила этого человека, я некогда к ногам его кинула всю мою будущность, я думала всю жизнь мою пройти с ним рука об руку, и он за все это осмеливается в присутствии моем проклинать себя за то, что расстроил свою семейную жизнь, разрушил счастие преданнейшей ему женщины, то есть полуидиотки его супруги!..
— Месяца с два, как ходит!.. Говорю Елене Николаевне, что «вот мне поручено навещать ребенка». — «Это, говорит, зачем? Вы видели, что он здоров, а
сделается болен, так я пришлю за вами!» Так и не позволила мне! Я доложил об этом
князю, — он только глаза при этом возвел к небу.
Прочитав это письмо,
князь сделался еще более мрачен; велел сказать лакею, что обедать он не пойдет, и по уходе его, запершись в кабинете, сел к своему столу, из которого, по прошествии некоторого времени, вынул знакомый нам ящик с револьвером и стал глядеть на его крышку, как бы прочитывая сделанную на ней надпись рукою Елены.
— Но правда ли это, нет ли тут какой-нибудь ошибки, не другая ли какая-нибудь это Жиглинская? — спросила княгиня, делая вместе с тем знак барону, чтобы он прекратил этот разговор: она очень хорошо заметила, что взгляд
князя делался все более и более каким-то мутным и устрашенным; чуткое чувство женщины говорило ей, что муж до сих пор еще любил Елену и что ему тяжело было выслушать подобное известие.
— Пожалуйста, приходи! — повторил еще раз
князь, и голос его был до того упрашивающий, что Елене почти
сделалось жаль его.
— Но вы ошибаетесь, — продолжал
князь. — Никакой ваш ответ не может оскорбить меня, или, лучше сказать, я не имею даже права оскорбляться на вас: к кому бы вы какое чувство ни питали, вы совершенно полновластны в том!.. Тут только одно: о вашей любви я получил анонимное письмо, значит, она
сделалась предметом всеобщей молвы; вот этого, признаюсь, я никак не желал бы!..
Все это довело в
князе страсть к Елене почти до безумия, так что он похудел,
сделался какой-то мрачный, раздражительный.
Дьякон же в этом приходе, с лицом, несколько перекошенным и похожим на кривой топор (бас он имел неимовернейший), был, напротив, человек совершенно простой, занимался починкой часов и переплетом книг; но зато был прелюбопытный и знал до мельчайших подробностей все, что в приходе
делалось: например, ему положительно было известно, что
князь по крайней мере лет пятнадцать не исповедовался и не причащался, что никогда не ходил ни в какую церковь.
С Елизаветой Петровной после того, как Елена оставила
князя,
сделался легонький удар.
Возвратясь домой, Елена велела своей горничной собираться и укладываться: ей
сделался почти противен воздух в доме
князя. Часам к восьми вечера все было уложено. Сборы Елены между тем обратили внимание толстого метрдотеля княжеского, старика очень неглупого, и длинновязого выездного лакея, малого тоже довольно смышленого, сидевших, по обыкновению, в огромной передней и игравших в шашки.
Елене, наконец,
сделалось досадно это полувнимание к ней
князя.