Неточные совпадения
Князь Иван Иваныч
в конце
прошлого столетия, благодаря своему благородному характеру, красивой наружности, замечательной храбрости, знатной и сильной родне и
в особенности счастию,
сделал еще
в очень молодых
летах блестящую карьеру.
— Ведьма, на пятой минуте знакомства, строго спросила меня: «Что не
делаете революцию, чего ждете?» И похвасталась, что муж у нее только
в прошлом году вернулся из ссылки за седьмой
год, прожил дома четыре месяца и скончался
в одночасье, хоронила его большая тысяча рабочего народа.
(
Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости
лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля,
в прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже
в то еще время.)
Семнадцать пьес
в прошлом году ему
сделал и получил за это триста тридцать четыре рубля.
Началось дело о побеге, заглянули
в статейный список и вдруг
сделали открытие: этот Прохоров, он же Мыльников,
в прошлом году за убийство казака и двух внучек был приговорен хабаровским окружным судом к 90 плетям и прикованию к тачке, наказание же это, по недосмотру, еще не было приведено
в исполнение.
— Представьте себе, что
в прошлом году сделал Шепшерович! Он отвез
в Аргентину тридцать женщин из Ковно, Вильно, Житомира. Каждую из них он продал по тысяче рублей, итого, мадам, считайте, — тридцать тысяч! Вы думаете на этом Шепшерович успокоился? На эти деньги, чтобы оплатить себе расходы по пароходу, он купил несколько негритянок и рассовал их
в Москву, Петербург, Киев, Одессу и
в Харьков. Но вы знаете, мадам, это не человек, а орел. Вот кто умеет
делать дела!
Вспомнив, как Володя целовал
прошлого года кошелек своей барышни, я попробовал
сделать то же, и действительно, когда я один вечером
в своей комнате стал мечтать, глядя на цветок, и прикладывать его к губам, я почувствовал некоторое приятно-слезливое расположение и снова был влюблен или так предполагал
в продолжение нескольких дней.
Вот
в прошлом-то
годе какую они с нами издевку
сделали; по сию пору вспомнить совестно.
— Боже мой, как у вас здесь хорошо! Как хорошо! — говорила Анна, идя быстрыми и мелкими шагами рядом с сестрой по дорожке. — Если можно, посидим немного на скамеечке над обрывом. Я так давно не видела моря. И какой чудный воздух: дышишь — и сердце веселится.
В Крыму,
в Мисхоре,
прошлым летом я
сделала изумительное открытие. Знаешь, чем пахнет морская вода во время прибоя? Представь себе — резедой.
Когда я редактировал коннозаводческий «Журнал спорта», московская цензура тоже меня нередко тревожила и ставила иногда
в ужасное положение. Так,
в 90-х
годах прошлого столетия я как-то напечатал воскресный номер и выпустил его, не дождавшись цензорских гранок.
Сделал я это вполне сознательно, так как был более чем уверен, что ровно никаких противоцензурных погрешностей
в номере нет.
— Я-то? Я, mon cher, сел
в шарабан и
в Озерки поехал. Только ехал-ехал — что за чудеса! —
в Мустамяки приехал!
Делать нечего, выкупался
в озере, съел порцию ухи, купил у начальника станции табакерку с музыкой — вон она,
в прошлом году мне ее клиент преподнес — и назад! Приезжаю домой — глядь, апелляционный срок пропустил… Сейчас —
в палату."Что, говорят, испугался? Ну, уж бог с тобой, мы для тебя задним числом…"
— И покажу, если, впрочем,
в зоологический сад не отдал. У меня денег пропасть, на сто
лет хватит.
В прошлом году я
в Ниццу ездил — смотрю, на горе у самого въезда замок Одиффре стоит. Спрашиваю: что стоит? — миллион двести тысяч!
Делать нечего, вынул из кармана деньги и отсчитал!
— Ну и что ж ты теперь со мною будешь
делать, что обидел? Я знаю, что я обидел, но когда я строг… Я же ведь это не нагло; я тебе ведь еще
в прошлом году, когда застал тебя, что ты
в сенях у исправника отца Савельеву ризу надевал и кропилом кропил, я тебе еще тогда говорил: «Рассуждай, Данила, по бытописанию как хочешь, я по науке много не смыслю, но обряда не касайся». Говорил я ведь тебе этак или нет? Я говорил: «Не касайся, Данила, обряда».
В прошлые годы Матвей проводил их
в кухне, читая вслух пролог или минеи,
в то время как Наталья что-нибудь шила, Шакир занимался делом Пушкаря, а кособокий безродный человек Маркуша, дворник, сидя на полу, строгал палочки и планки для птичьих клеток, которые
делал ловко, щеголевато и прочно.
— Оно было бы еще лучше, — сказал Бутлер, — для нас, конечно, если бы могло брать больше груза. Один трюм. Но и тот рассчитан не для грузовых операций. Мы кое-что
сделали, сломав внутренние перегородки, и тем увеличили емкость, но все же грузить более двухсот тонн немыслимо. Теперь, при высокой цене фрахта, еще можно существовать, а вот
в прошлом году Гез наделал немало долгов.
Я был светлою личностью… Нельзя сострить ядовитей! Теперь мне сорок семь
лет. До
прошлого года я так же, как вы, нарочно старался отуманивать свои глаза вашею этою схоластикой, чтобы не видеть настоящей жизни, — и думал, что
делаю хорошо. А теперь, если бы вы знали! Я ночи не сплю с досады, от злости, что так глупо проворонил время, когда мог бы иметь все,
в чем отказывает мне теперь моя старость!
Дети стоят перед картиной, уже виденной ими
в прошлом году, внимательно осматривают ее, и зоркие, памятливые глазенки тотчас же ловят то новое, что добавлено на этот раз. Делятся открытиями, спорят, смеются, кричат, а
в углу стоят те, кто
сделал эту красивую вещь, и — не без удовольствия прислушиваются к похвалам юных ценителей.
Впрочем, тетушке Аглае Михайловне больше и
делать нечего, как пересчитывать по пальцам родню; она-то и протурила меня ехать к нему,
прошлого лета,
в Духаново.
— Позвольте вам доложить, позвольте, позвольте, Иван Иванович, это совершенно невозможно. Что ж
делать? Начальство хочет — мы должны повиноваться. Не спорю, забегают иногда на улицу и даже на площадь куры и гуси, — заметьте себе: куры и гуси; но свиней и козлов я еще
в прошлом году дал предписание не впускать на публичные площади. Которое предписание тогда же приказал прочитать изустно,
в собрании, пред целым народом.
— Нет, с той самой поры, как
в солдаты взяли, ни слуху ни духу; и жена и муж — словно оба сгинули; мы летось еще посылали к ним грамотку да денег полтинничек; последний отдали; ну, думали, авось что и проведаем, никакого ответу: живы ли, здоровы ли — господь их ведает.
Прошлый год солдаты у нас стояли, уж мы немало понаведывались; не знаем, говорят, такого, — что станешь
делать… Ну, а ты, старуха, кажись, сказывала нам, также не ведаешь ничего про сына-то своего с того времени, как
в некруты пошел…
Зато вопрос о грамотности
сделал в течение
прошлого года истинно замечательные успехи.
— Ну да ничего; Павла Мироныча тоже нелегко обидеть: сильней его ни
в Ельце, ни
в Ливнах кулачника нет. Что ни бой — то два да три кулачника от его руки падают. Он
в прошлом году, постом, нарочно
в Тулу ездил и даром что мукомол, а там двух самых первых самоварников так сразу с грыжей и
сделал.
— Павел Андреич, — сказала она после некоторого молчания, — два
года мы не мешали друг другу и жили покойно. Зачем это вдруг вам так понадобилось возвращаться к
прошлому? Вчера вы пришли, чтобы оскорбить меня и унизить, — продолжала она, возвышая голос, и лицо ее покраснело, и глаза вспыхнули ненавистью, — но воздержитесь, не
делайте этого, Павел Андреич! Завтра я подам прошение, мне дадут паспорт, и я уйду, уйду, уйду! Уйду
в монастырь, во вдовий дом,
в богадельню…
— А он, — говорит, — когда
в прошлом году к отцу
в гости прииезжал, то для маленькой племянницы, которая ходить не умела, такие ходульные креслица
сделал, что она не падала.
— И опять через неделю уйдешь. Ты знаешь, что он
сделал прошлой весной, — сказал, обращаясь ко мне, Челновский. — Поставил я его на место, сто двадцать рублей
в год платы, на всем готовом, с тем чтобы он приготовил ко второму классу гимназии одного мальчика. Справили ему все, что нужно, снарядили доброго молодца. Ну, думаю, на месте наш Овцебык! А он через месяц опять перед нами как вырос. Еще за свою науку и белье там оставил.
В прошлом веке, чтобы «помочь» прорезыванию зубов, детям
делали по десяти и двадцати раз разрезы десен,
делали это даже десятидневным детям; еще
в 1842
году Ундервуд советовал при этом разрезать десны на протяжении целых челюстей, и притом резать поглубже, до самых зубов, «повреждения которых нечего опасаться».
«Мало того, — пишет профессор, —
в течение
прошлого 1868/1869 учебного
года я решился
сделать тот же опыт с отделяемым твердого шанкра и последовательных явлений сифилиса.
— Моя жена десятый раз пересекает экватор и отличный моряк.
В шторм всегда наверху, и если нужно, так и на руле. Миссис Кларк превосходно правит. И курс умеет проложить, и счисление
сделать, и пеленги взять. Всему научилась. Мы с женой ни разу не разлучались с тех пор, как поженились, а этому уж пять
лет… И сынишка с нами плавал… Он и родился на «Петрели», да умер, бедняжка,
в прошлом году в Рио от подлой желтой лихорадки! — прибавил янки, бросив ласковый взгляд на свою верную подругу и помощницу.
Ворошилов оказался тоже человеком крайне любезным: он говорил с генеральшей так, как будто давно знал ее, и просил у нее фотографическую карточку, чтоб отослать своей жене, но Синтянина ему
в этом должна была отказать, потому что она с
прошлого года не
делала своих портретов, и последний отдала Ларе, которая желала его иметь.
Вл. Соловьёв, который
в 80-е
годы прошлого века вел борьбу против русского зоологического национализма,
делает различие между эгоизмом и личностью.
Войницкий. Ничего. Все старо. Что было
в прошлом году, то и теперь. Я, по обыкновению, много говорю и мало
делаю. Моя старая галка maman все еще лепечет про женскую эмансипацию; одним глазом смотрит
в могилу, а другим ищет
в своих умных книжках зарю новой жизни.
— Да, тут станешь опытным!.. Всю эту зиму он у нас прохворал глазами; должно быть, простудился
прошлым летом, когда мы ездили по Волге. Пришлось к профессорам возить его
в Москву… Такой комичный мальчугашка! — Она засмеялась. — Представьте себе: едем мы по Волге на пароходе, стоим на палубе. Я говорю. «Ну, Кока, я сейчас возьму папу за ноги и брошу
в Волгу!..» А он отвечает: «Ах, мама, пожалуйста, не
делай этого! Я ужасно не люблю, когда папу берут за ноги и бросают
в Волгу!..»
— Привилегия взята на всю Европу и Америку. Париж и Бельгия
в прошлом году сделали мне заказов на несколько сот тысяч. Не знаю, как пойдет дальше, а теперь нечего Бога гневить… Мои пайщики получили ни много ни мало — сто сорок процентов.
В прошлом году она должна была
сделать выговор двум англичанам-приятелям. Они вздумали бросать хлебные шарики с одного конца стола на другой. А иногда ни с того ни с сего обидятся и что-нибудь скажут грубое, немцы вспылят. Без ее вмешательства выходили бы истории. То ли дело Пирожков!.. Говорит умно, тихо… il a toujours un petit mot pour rire [он всегда найдет чем рассмешить (фр.).].
— Это, брат, старая песня… мы условились об этом еще
в прошлом году, однако, ты не успел ничего
сделать…
Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты
в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались
в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность
сделала то, что австрийские войска
в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.