Неточные совпадения
В особенности ему не нравилось то, что Голенищев,
человек хорошего круга, становился
на одну доску с какими-то писаками, которые его раздражали, и
сердился на них.
— Приезжайте обедать ко мне, — решительно сказала Анна, как бы
рассердившись на себя за свое смущение, но краснея, как всегда, когда выказывала пред новым
человеком свое положение. — Обед здесь не хорош, но, по крайней мере, вы увидитесь с ним. Алексей изо всех полковых товарищей никого так не любит, как вас.
Если бы кто-нибудь имел право спросить Алексея Александровича, что он думает о поведении своей жены, то кроткий, смирный Алексей Александрович ничего не ответил бы, а очень бы
рассердился на того
человека, который у него спросил бы про это.
Тем хуже для тебя», говорил он мысленно, как
человек, который бы тщетно попытался потушить пожар,
рассердился бы
на свои тщетные усилия и сказал бы: «так
на же тебе! так сгоришь за это!»
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение
человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так, как будто он ни
на кого не
сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
Он испытывал в первую минуту чувство подобное тому, какое испытывает
человек, когда, получив вдруг сильный удар сзади, с досадой и желанием мести оборачивается, чтобы найти виновного, и убеждается, что это он сам нечаянно ударил себя, что
сердиться не
на кого и надо перенести и утишить боль.
— Что он вам рассказывал? — спросила она у одного из молодых
людей, возвратившихся к ней из вежливости, — верно, очень занимательную историю — свои подвиги в сражениях?.. — Она сказала это довольно громко и, вероятно, с намерением кольнуть меня. «А-га! — подумал я, — вы не
на шутку
сердитесь, милая княжна; погодите, то ли еще будет!»
Но мы стали говорить довольно громко, позабыв, что герой наш, спавший во все время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию. Он же
человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважительно. Читателю сполагоря,
рассердится ли
на него Чичиков или нет, но что до автора, то он ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди — это не безделица.
Он был в горе, в досаде, роптал
на весь свет,
сердился на несправедливость судьбы, негодовал
на несправедливость
людей и, однако же, не мог отказаться от новых попыток.
Впрочем, Чичиков напрасно
сердился: иной и почтенный, и государственный даже
человек, а
на деле выходит совершенная Коробочка.
Герой наш, по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она держит трактир, или есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ними ли живут сыновья, и что старший сын холостой или женатый
человек, и какую взял жену, с большим ли приданым или нет, и доволен ли был тесть, и не
сердился ли, что мало подарков получил
на свадьбе, — словом, не пропустил ничего.
Самгин слушал, улыбаясь и не находя нужным возражать Кумову. Он — пробовал и убедился, что это бесполезно: выслушав его доводы, Кумов продолжал говорить свое, как
человек, несокрушимо верующий, что его истина — единственная. Он не
сердился, не обижался, но иногда слова так опьяняли его, что он начинал говорить как-то судорожно и уже совершенно непонятно; указывая рукой в окно, привстав, он говорил с восторгом, похожим
на страх...
На людей часто
сердится; не все прощает им; баб притворщицами считает, когда они жалуются
на нужду…
— Ну и слава Богу! — сказала мама, испугавшись тому, что он шептал мне
на ухо, — а то я было подумала… Ты, Аркаша,
на нас не
сердись; умные-то
люди и без нас с тобой будут, а вот кто тебя любить-то станет, коли нас друг у дружки не будет?
Когда мне мать подавала утром, перед тем как мне идти
на службу, простылый кофей, я
сердился и грубил ей, а между тем я был тот самый
человек, который прожил весь месяц только
на хлебе и
на воде.
Переноси от них зло, не
сердясь на них по возможности, «памятуя, что и ты
человек».
— О! пани Марина, кто же не знает, что вы первая красавица… во всей Польше первая!.. Да… И лучше всех танцевали мазурочки, и одевались лучше всех, и все любили пани Марину без ума. Пани Марина
сердится на меня, а я маленький
человек и делал только то, чего хотел пан Игнатий.
— Вот ты говоришь это, — вдруг заметил старик, точно это ему в первый раз только в голову вошло, — говоришь, а я
на тебя не
сержусь, а
на Ивана, если б он мне это самое сказал, я бы
рассердился. С тобой только одним бывали у меня добренькие минутки, а то я ведь злой
человек.
Ну, все равно как к старцу Зосиме
на исповеди, и это самое верное, это очень подходит: назвала же я вас давеча схимником, — ну так вот этот бедный молодой
человек, ваш друг Ракитин (о Боже, я просто
на него не могу
сердиться!
На людей не огорчайся, за обиды не
сердись.
Моя мать часто
сердилась, иногда бивала меня, но тогда, когда у нее, как она говорила, отнималась поясница от тасканья корчаг и чугунов, от мытья белья
на нас пятерых и
на пять
человек семинаристов, и мытья полов, загрязненных нашими двадцатью ногами, не носившими калош, и ухода за коровой; это — реальное раздражение нерв чрезмерною работою без отдыха; и когда, при всем этом, «концы не сходились», как она говорила, то есть нехватало денег
на покупку сапог кому-нибудь из нас, братьев, или
на башмаки сестрам, — тогда она бивала нас.
—
Люди переменяются, Вера Павловна. Да ведь я и страшно работаю, могу похвалиться. Я почти ни у кого не бываю: некогда, лень. Так устаешь с 9 часов до 5 в гошпитале и в Академии, что потом чувствуешь невозможность никакого другого перехода, кроме как из мундира прямо в халат. Дружба хороша, но не
сердитесь, сигара
на диване, в халате — еще лучше.
Она сейчас же увидела бы это, как только прошла бы первая горячка благодарности; следовательно, рассчитывал Лопухов, в окончательном результате я ничего не проигрываю оттого, что посылаю к ней Рахметова, который будет ругать меня, ведь она и сама скоро дошла бы до такого же мнения; напротив, я выигрываю в ее уважении: ведь она скоро сообразит, что я предвидел содержание разговора Рахметова с нею и устроил этот разговор и зачем устроил; вот она и подумает: «какой он благородный
человек, знал, что в те первые дни волнения признательность моя к нему подавляла бы меня своею экзальтированностью, и позаботился, чтобы в уме моем как можно поскорее явились мысли, которыми облегчилось бы это бремя; ведь хотя я и
сердилась на Рахметова, что он бранит его, а ведь я тогда же поняла, что, в сущности, Рахметов говорит правду; сама я додумалась бы до этого через неделю, но тогда это было бы для меня уж не важно, я и без того была бы спокойна; а через то, что эти мысли были высказаны мне в первый же день, я избавилась от душевной тягости, которая иначе длилась бы целую неделю.
— Э, батюшка, слухом свет полнится, — молодость, des passions, [страсти (фр.).] я говорила тогда с вашим отцом, он еще
сердился на вас, ну, да ведь умный
человек, понял… благо, вы счастливо живете — чего еще?
— В таком случае… конечно… я не смею… — и взгляд городничего выразил муку любопытства. Он помолчал. — У меня был родственник дальний, он сидел с год в Петропавловской крепости; знаете, тоже, сношения — позвольте, у меня это
на душе, вы, кажется, все еще
сердитесь? Я
человек военный, строгий, привык; по семнадцатому году поступил в полк, у меня нрав горячий, но через минуту все прошло. Я вашего жандарма оставлю в покое, черт с ним совсем…
Теперь я вспоминаю о нем без злобы, как об особенном звере, попавшемся в лесу, и дичи, которого надобно было изучать, но
на которого нельзя было
сердиться за то, что он зверь; тогда я не мог не вступить с ним в борьбу: это была необходимость для всякого порядочного
человека.
— И то сказать… Анна Павловна с тем и встретила, — без тебя, говорит, как без рук, и плюнуть не
на что!
Людям, говорит, дыхнуть некогда, а он по гостям шляется! А мне, признаться, одолжиться хотелось. Думал, не даст ли богатая барыня хоть четвертачок
на бедность. Куда тебе!
рассердилась, ногами затопала! — Сиди, говорит, один, коли пришел! — заниматься с тобой некому. А четвертаков про тебя у меня не припасено.
Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камни
на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда
рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух,
людей.
— А вы не
сердитесь на нашу деревенскую простоту, Харитина Харитоновна, потому как у нас все по душам… А я-то так кругом обязан Ильей Фирсычем, по гроб жизни. Да и так
люди не чужие… Ежели, напримерно, вам насчет денежных средств, так с нашим удовольствием. Конешно, расписочку там
на всякий случай выдадите, — это так, для порядку, а только несумлевайтесь. Весь перед вами, в там роде, как свеча горю.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим
человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч
сердился больше всего
на то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Говорили, — зачем Островский вывел представителем честных стремлений такого плохого господина, как Жадов;
сердились даже
на то, что взяточники у Островского так пошлы и наивны, и выражали мнение, что «гораздо лучше было бы выставить
на суд публичный тех
людей, которые обдуманно и ловко созидают, развивают, поддерживают взяточничество, холопское начало и со всей энергией противятся всем, чем могут, проведению в государственный и общественный организм свежих элементов».
Половину вы вчера от меня уже услышали: я вас считаю за самого честного и за самого правдивого
человека, всех честнее и правдивее, и если говорят про вас, что у вас ум… то есть, что вы больны иногда умом, то это несправедливо; я так решила и спорила, потому что хоть вы и в самом деле больны умом (вы, конечно,
на это не
рассердитесь, я с высшей точки говорю), то зато главный ум у вас лучше, чем у них у всех, такой даже, какой им и не снился, потому что есть два ума: главный и не главный.
Вы должны понять, что жить с вами, как я жил прежде, я не в состоянии; не оттого, что я
на вас
сержусь, а оттого, что я стал другим
человеком.
Верно, вы его разумеете, говоря, что, отправляя письмо к Балакшину, ужасно
сердились на одного
человека.
Скажу даже более: не только нельзя не любить этого честного полусвятого
человека, как ты говоришь, но нет возможности
на него
сердиться, хотя иногда он именно взбесит разным вздором, который какая-то нелегкая угораздит его выпустить.
— Нет, позвольте, mademoiselle Бертольди.
Сердиться здесь не за что, — заметил Белоярцев. — Анна Львовна немножко односторонне смотрит
на дело, но она имеет основание. При нынешнем устройстве общества это зло действительно неотвратимо.
Люди злы по натуре.
Рано, рано утром безжалостный и, как всегда бывают
люди в новой должности, слишком усердный Василий сдергивает одеяло и уверяет, что пора ехать и все уже готово. Как ни жмешься, ни хитришь, ни
сердишься, чтобы хоть еще
на четверть часа продлить сладкий утренний сон, по решительному лицу Василья видишь, что он неумолим и готов еще двадцать раз сдернуть одеяло, вскакиваешь и бежишь
на двор умываться.
«Стоило ли
сердиться на подобного
человека?!» — подумал он.
Она умерла две недели спустя. В эти две недели своей агонии она уже ни разу не могла совершенно прийти в себя и избавиться от своих странных фантазий. Рассудок ее как будто помутился. Она твердо была уверена, до самой смерти своей, что дедушка зовет ее к себе и
сердится на нее, что она не приходит, стучит
на нее палкою и велит ей идти просить у добрых
людей на хлеб и
на табак. Часто она начинала плакать во сне и, просыпаясь, рассказывала, что видела мамашу.
— Виноват, видишь ли, тот, кто первый сказал — это мое!
Человек этот помер несколько тысяч лет тому назад, и
на него
сердиться не стоит! — шутя говорил хохол, но глаза его смотрели беспокойно.
— Мы,
люди черной жизни, — все чувствуем, но трудно выговорить нам, нам совестно, что вот — понимаем, а сказать не можем. И часто — от совести —
сердимся мы
на мысли наши. Жизнь — со всех сторон и бьет и колет, отдохнуть хочется, а мысли — мешают.
— Можно! Помнишь, ты меня, бывало, от мужа моего прятала? Ну, теперь я тебя от нужды спрячу… Тебе все должны помочь, потому — твой сын за общественное дело пропадает. Хороший парень он у тебя, это все говорят, как одна душа, и все его жалеют. Я скажу — от арестов этих добра начальству не будет, — ты погляди, что
на фабрике делается? Нехорошо говорят, милая! Они там, начальники, думают — укусили
человека за пятку, далеко не уйдет! Ан выходит так, что десяток ударили — сотни
рассердились!
Скучно им, стыдно, оттого они делают вид, будто очень злые
люди и
сердятся на вас.
Несмотря
на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и
на весь тон письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове,
на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге
на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он
сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих
людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
— Я вам извиняюсь, но я здесь ни
на кого не
сержусь, — продолжал гость горячею скороговоркой, — я четыре года видел мало
людей…
Егор Егорыч ничего не мог разобрать: Людмила, Москва, любовь Людмилы к Ченцову, Орел, Кавказ — все это перемешалось в его уме, и прежде всего ему представился вопрос, правда или нет то, что говорил ему Крапчик, и он хоть кричал
на того и
сердился, но в то же время в глубине души его шевелилось, что это не совсем невозможно, ибо Егору Егорычу самому пришло в голову нечто подобное, когда он услыхал от Антипа Ильича об отъезде Рыжовых и племянника из губернского города; но все-таки, как истый оптимист, будучи более склонен воображать
людей в лучшем свете, чем они были
на самом деле, Егор Егорыч поспешил отклонить от себя эту злую мысль и почти вслух пробормотал: «Конечно, неправда, и доказательство тому, что, если бы существовало что-нибудь между Ченцовым и Людмилой, он не ускакал бы
на Кавказ, а оставался бы около нее».
Аннинька
рассердилась и пошла жаловаться хозяину гостиницы, но хозяин объявил, что у Кукишева такое уж «обнаковение», чтоб всех актрис с приездом поздравлять, а впрочем-де, он
человек смирный и обижаться
на него не стоит.
Арестанты легковерны, как дети; сами знают, что известие — вздор, что принес его известный болтун и «нелепый»
человек — арестант Квасов, которому уже давно положили не верить и который что ни слово, то врет, — а между тем все схватываются за известие, судят, рядят, сами себя тешат, а кончится тем, что сами
на себя
рассердятся, самим за себя стыдно станет, что поверили Квасову.
— Мне говорил отец Алексей, что ты даром проповеди и хорошим умом обладаешь. Он сам в этом ничего не смыслит, а верно от
людей слышал, а я уж давно умных
людей не видала и вот захотела со скуки
на тебя посмотреть. Ты за это
на старуху не
сердись.
— И чего бы, кажется,
сердиться на приятеля… Разве я тут виноват… Если уже какой-нибудь поджарый Падди может повалить самого сильного
человека во всех Лозищах… Га! Это значит, такая уже в этой стороне во всем образованность… Тут
сердиться нечего, ничего этим не поможешь, а видно надо как-нибудь и самим ухитряться… Индейский удар! Это у них, видишь ли, называется индейским ударом…