Неточные совпадения
Почтенный старец этот постоянно был
сердит или выпивши, или выпивши и
сердит вместе. Должность свою он исполнял с какой-то высшей точки зрения и придавал ей торжественную важность; он умел с особенным шумом и треском отбросить ступеньки кареты и хлопал дверцами сильнее ружейного выстрела. Сумрачно и навытяжке
стоял на запятках и всякий раз, когда его потряхивало на рытвине, он густым и недовольным голосом кричал кучеру: «Легче!», несмотря на то что рытвина уже была на пять шагов сзади.
Можно ли, например, оспоривать, что чебоксарская подоплека добротнее французской? не будет ли это противно тем инстинктам отечестволюбия, которые так дороги моему сердцу? не
рассердит ли это, наконец, Плешивцева, который хоть и приятель, а вдруг возьмет да крикнет: «Караул! измена?!» И ничего ты с ним не поделаешь, потому что он крепко
стоит на чебоксарской почве, а ты колеблешься!
— Да не поймешь его. Сначала куда как
сердит был и суды-то треклял:"какие, говорит, это праведные суды, это притоны разбойничьи!" — а нынче, слышь, надеяться начал. Все около своих бывших крестьян похаживает, лаской их донять хочет, литки с ними пьет."Мы, говорит, все нынче на равной линии
стоим; я вас не замаю, и вы меня не замайте". Все, значит, насчет потрав просит, чтоб потрав у него не делали.
Пока г-н Клюбер, снисходительно покорившись «капризу своей невесты», ходил советоваться с оберкельнером, Джемма
стояла неподвижно, опустив глаза и стиснув губы; она чувствовала, что Санин неотступно и как бы вопросительно глядел на нее — это, казалось, ее
сердило.
Старик говорит все более лениво, и это очень раздражает. Мне кажется, что он
стоит на кочке, а вокруг него — трясина.
Рассердить его нельзя, он недосягаем гневу или умеет глубоко прятать его.
Целую четверть часа о. Христофор
стоял неподвижно лицом к востоку и шевелил губами, а Кузьмичов почти с ненавистью глядел на него и нетерпеливо пожимал плечами. Особенно его
сердило, когда о. Христофор после каждой «славы» втягивал в себя воздух, быстро крестился и намеренно громко, чтоб другие крестились, говорил трижды...
— Вы меня
рассердите, и я заплачу. Я от души сожалею, что не поехала к Дарье Михайловне и осталась с вами. Вы этого не
стоите. Полноте дразнить меня, — прибавила она жалобным голосом. — Вы лучше расскажите мне об его молодости.
Ольга хотела что-то сказать, но удержалась; презрение изобразилось на лице ее; мрачный пламень, пробужденный в глазах, потерялся в опущенных ресницах; она
стояла, опустив руки, с колеблющеюся грудью и обнаженными плечами, и неподвижно внимала обидным изречениям, которые
рассердили, испугали бы другую.
Стоило только его
рассердить, что было весьма не трудно — в горячности вылетало у него какое-нибудь резкое или грубое слово, мнимо обиженный прикидывался огорченным, жалким — и добрейший Загоскин готов был сделать все, чтоб загладить вину свою.
Николай видел, что ему не миновать встречи с Рогачёвым; это
рассердило его, он зло ударил лошадь; подбрасывая его, она поскакала, споткнулась, и он перелетел через голову её в кусты, а когда поднялся на ноги, Степан, разведя руки,
стоял на тропе, чмокая и ласково оговаривая испуганную, топтавшуюся на месте лошадь.
— Я уж что-нибудь да сделаю… я непременно сделаю! Я только терпелив, потому что ссориться не люблю… а я тоже… если меня
рассердят… так уж я… я тоже сердитый… я очень сердитый! И
постою за себя!.. Я не позволю!..
Пленница
стояла на своем. Ни «доказательные статьи», на которые так рассчитывала императрица, ни доводы, приводимые фельдмаршалом, нимало не поколебали ее. Она твердила одно, что первое показание ее верно, что она сказала все, что знает, и более сказанного ничего не знает. Это
рассердило наконец и добрейшего князя Голицына. В донесении своем императрице (от 13 июля) об этом свидании с пленницей он называет ее «наглою лгуньей».
Серж по-прежнему
стоял на улице, но когда я стал приближаться, он тронулся с места и хотел уйти. Я ускорил шаг и, нагнав его, слегка тронул его за руку и подал письмо, которое он взял молча и нетерпеливо бросился с ним к фонарю.
Елена Андреевна. Вы еще здесь?
Постойте… Сейчас Иван Иванович сказал мне, что муж был резок с вами… Простите, он сегодня
сердит и не понял вас… Что же касается меня, то моя душа принадлежит вам, Михаил Львович! Верьте в искренность моего уважения, я сочувствую, тронута, и позвольте мне от чистого сердца предложить вам мою дружбу! (Протягивает обе руки.)