Неточные совпадения
Степан Аркадьич не обедал дома, но
обещал приехать проводить
сестру в семь часов.
Место это давало от семи до десяти тысяч в год, и Облонский мог занимать его, не оставляя своего казенного места. Оно зависело от двух министерств, от одной дамы и от двух Евреев, и всех этих людей, хотя они были уже подготовлены, Степану Аркадьичу нужно было видеть в Петербурге. Кроме того, Степан Аркадьич
обещал сестре Анне добиться от Каренина решительного ответа о разводе. И, выпросив у Долли пятьдесят рублей, он уехал в Петербург.
— Ах, маменька, непременно надо ехать! Я уж мазурку
обещала! — настаивает
сестра.
Она не обладала ни дебелостью, ни крутыми бедрами, которыми отличались
сестры; напротив того, была даже несколько худощава, но в меру, насколько приличествует красоте, которая
обещает надолго сохраниться в будущем.
Сестра пишет, что в июне
обещают перевести нас в Тобольск. Значит, в июле мы увидимся. С горестью пожмите руку доброму Матвею Ивановичу. Письмо Волконского сегодня посылаю в Тобольск. Туда, кажется, никто не писал. Адресую Бобрищеву-Пушкину. Мне вдруг попалась эта весть, так что почти не верится.
У Сони была большая кукла, с ярко раскрашенным лицом и роскошными льняными волосами, подарок покойной матери. На эту куклу я возлагал большие надежды и потому, отозвав
сестру в боковую аллейку сада, попросил дать мне ее на время. Я так убедительно просил ее об этом, так живо описал ей бедную больную девочку, у которой никогда не было своих игрушек, что Соня, которая сначала только прижимала куклу к себе, отдала мне ее и
обещала в течение двух-трех дней играть другими игрушками, ничего не упоминая о кукле.
Вот именно об этом желтолицем и так мило сумбурном поэте думал Александров, когда так торжественно
обещал Оленьке Синельниковой, на свадьбе ее
сестры, написать замечательное сочинение, которое будет напечатано и печатно посвящено ей, новой царице его исстрадавшейся души.
Саша
обещал притти. Назначенный час прошел — Саши не было, Людмила нетерпеливо ждала: металась, томилась, смотрела в окно. Шаги заслышит на улице — высунется.
Сестры посмеивались. Она сердито и взволнованно говорила...
Сестры смеялись над ее затеею, но, конечно, согласились. Они очень дружно жили. Да им же и на руку: займется Людмила мальчишкою, им оставит настоящих женихов. И они сделали, как
обещали, зазвали Коковкину от обедни.
Я
обещал рассказать особо об Михайле Максимовиче Куролесове и его женитьбе на двоюродной
сестре моего дедушки Прасковье Ивановне Багровой. Начало этого события происходило в 1760-х годах, прежде того времени, о котором я рассказывал в первом отрывке из «Семейной хроники», а конец — гораздо позже. Исполняю мое обещание.
уверенно и грозно
обещала Саша, бросая в воздух крепкие, сильные звуки… И вдруг, изменив темп песни и повысив голос, она запела так же протяжно, как
сестра, сладострастные угрозы...
— Почему? — продолжала
сестра. — Почему? Ну, если не поладил с начальником, ищи себе другое место. Например, отчего бы тебе не пойти служить на железную дорогу? Я сейчас говорила с Анютой Благово, она уверяет, что тебя примут на железную дорогу, и даже
обещала похлопотать за тебя. Бога ради, Мисаил, подумай! Подумай, умоляю тебя!
— Нет, это глухое окно. Но за углом есть дверь. Она прямо ведет в комнату, где я сплю с
сестрою. Но ведь ты
обещал мне!..
Сестра моя спит чутко. О, как ты прекрасен, мой возлюбленный. Ты ведь
обещал, не правда ли?
— Не буду, —
обещала девушка сквозь смех, но унялась не скоро, комически рисуя женихов и увлекая искренностью своего оживления брата и
сестру.
Русаков. Ты,
сестра, молчи — это не твое дело. Дуня, не дури! Не печаль отца на старости лет. Выкинь блажь-то из головы. Отец лучше тебя знает, что делает. Ты думаешь, ему ты нужна? Ему деньги нужны, дура! Он тебя только обманывает, он выманит деньги-то, а тебя прогонит через неделю. У меня есть для тебя жених: Иван Петрович; уж я ему
обещал.
Тронутый, взволнованный и благодарный Володя часто входил в уютную маленькую спальную, где заливалась канарейка, и целовал то руку матери, то ее щеку, то плечо, улыбался и благодарил,
обещал часто писать и уходил поговорить с
сестрой и с братом, чтобы они берегли маму.
Марку Данилычу ее рассказы пришлись по́ сердцу; щедро наградив Манефу за службы, в его домашней моленной Макриной отправленные,
обещал на будущее время быть благодетелем честно́й обители, если же мать Манефа с
сестрами будут согласны, то, пожалуй, и ктитором сделаться.
— Ну, помнишь, ведь я
обещал тебе, что я буду помогать и даже определил тебе триста рублей в год, но мне, дружочек Лара, так не везет, — добавил он, сжимая руку
сестре, — мне так не везет, что даже одурь подчас взять готова! Тяжко наше переходное время! То принципы не идут в согласие с выгодами, то… ах, да уж лучше и не поднимать этого! Вообще тяжело человеку в наше переходное время.
Висленев же, чем ближе подъезжал к родным местам, тем становился бойче и живее: пестрое помешательство у него переходило в розовое: он
обещал Горданову устроить рандевушку с
сестрой, пробрав ее предварительно за то, что она вышла за тряпку, а сам постоянно пел схваченную со слуха в «Руслане» песню Фарлафа...
Горданов
обещал ждать, а Жозеф все убивался пред
сестрой и добился, что она наконец решилась посоветоваться с Бодростиной.
— Нет, а ты не шути! — настойчиво сказал Горданов и, наклонясь к уху собеседника, прошептал: — я знаю, кто о тебе думает, и не самовольно
обещаю тебе любовь такой женщины, пред которою у всякого зарябит в глазах. Это вот какая женщина, пред которою и
сестра твоя, и твоя генеральша — померкнут как светляки при свете солнца, и которая… сумеет полюбить так… как сорок тысяч жен любить не могут! — заключил он, быстро кинув руку Висленева.
— Карьошо, — сказал Буазо, угрюмо двигая бровями и принимая корзину. — Блягодарите ваш
сестра. Моя жена сегодня до первой час ждала платье. Ей
обещал привезти его какой-то мусье.
В пятой сцене четвертого действия, у замка Глостера, Регана разговаривает с Освальдом, дворецким Гонерилы, который везет письмо Гонерилы к Эдмунду, и объявляет ему, что она тоже любит Эдмунда, и так как она вдова, то ей лучше выйти за него замуж, чем Гонериле, и просит Освальда внушить это
сестре. Кроме того, она говорит ему, что было очень неразумно ослепить Глостера и оставить его живым, и потому советует Освальду, если он встретит Глостера, убить его,
обещая ему за это большую награду.
Это было перед коронацией и вскоре после представления Зинаиды Владимировны с матерью и
сестрою ко двору. Ивану Павловичу внушили, что он должен делать в Москве. Он
обещал все исполнить.
Уверенный, что обладает совершенно любимицею отца, искуситель открыл ей свое положение, свои муки; рассказал, что обязан несчастиями своими единственно проискам
сестры, которая поссорила сына с отцом и готовилась будто бы выгнать постыдным образом из Фюренгофа новую владычицу его; просил Елисавету помочь ему в этих несчастных обстоятельствах и
обещал на ней жениться, как скоро только отец его умрет.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска
обещал разбудить
сестру и малого, как только вернется из ночного.