Неточные совпадения
— Вот и он, вот и он! — завопил Федор Павлович, вдруг страшно обрадовавшись Алеше. — Присоединяйся к нам,
садись, кофейку — постный ведь, постный, да горячий, да славный! Коньячку не приглашаю, ты постник, а хочешь, хочешь? Нет, я лучше тебе ликерцу дам, знатный! Смердяков, сходи в шкаф,
на второй
полке направо, вот ключи, живей!
— Нашего
полку прибыло! вот и еще дворяне проявились у нас
на селе! — поздравляли друг друга соседи.
У них
на селе один офицер из нашего
полка квартировал, так он рассказывал.
Вечером хохол ушел, она зажгла лампу и
села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате, вышла в кухню, заперла дверь
на крюк и, усиленно двигая бровями, воротилась в комнату. Опустила занавески
на окнах и, взяв книгу с
полки, снова
села к столу, оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
(Саша выходит, возвращается с лампой, ставит ее
на стол около кресла. Вытирает пепельницу,
на обеденном столе поправляет скатерть. Варвара Михайловна спускает штору, берет с
полки книгу,
садится в кресло.)
Постой, царевич. Наконец
Я слышу речь не мальчика, но мужа.
С тобою, князь, она меня мирит.
Безумный твой порыв я забываю
И вижу вновь Димитрия. Но — слушай:
Пора, пора! проснись, не медли боле;
Веди
полки скорее
на Москву —
Очисти Кремль,
садись на трон московский,
Тогда за мной шли брачного посла;
Но — слышит бог — пока твоя нога
Не оперлась
на тронные ступени,
Пока тобой не свержен Годунов,
Любви речей не буду слушать я.
— Бери стул, крестьянин,
садись, выпей чаю. Мальчик, дай стакан, — вон там,
на полке…
Г-н Устрялов говорит о них: «Среди смут и неустройств XVII века московские стрельцы содействовали правительству к восстановлению порядка: они смирили бунтующую чернь в
селе Коломенском, подавили мятеж войска
на берегах Семи и вместе с другими ратными людьми нанесли решительное поражение Разину под Симбирском; а два
полка московских стрельцов, бывшие в Астрахани, при разгроме ее злодеем, хотели лучше погибнуть, чем пристать к его сообщникам, и погибли» (том I, стр. 21).
Мы только что прошли какой-то город и вышли
на луг, где уже расположился шедший впереди нас первый
полк. Местечко было хорошее: с одной стороны река, с другой — старая чистая дубовая роща, вероятно место гулянья для жителей городка. Был хороший теплый вечер; солнце
садилось.
Полк стал; составили ружья. Мы с Житковым начали натягивать палатку; поставили столбики; я держал один край полы, а Житков палкой забивал колышек.
Потом я заснул, а когда проснулся, его уже не было в пекарне, и он явился только к вечеру. Казалось, что весь он был покрыт какой-то пылью, и в его отуманенных глазах застыло что-то неподвижное. Кинув картуз
на полку, он вздохнул и
сел рядом со мной.
В последних числах августа, во время больших маневров, N-ский пехотный
полк совершал большой, сорокаверстный переход от
села Больших Зимовец до деревни Нагорной. День стоял жаркий, палящий, томительный.
На горизонте, серебряном от тонкой далекой пыли, дрожали прозрачные волнующиеся струйки нагретого воздуха. По обеим сторонам дороги, куда только хватал глаз, тянулось все одно и то же пространство сжатых полей с торчащими
на нем желтыми колючими остатками соломы.
Извиваясь длинной лентой,
полк одну за другой проходил улицы большого
села. Авилов издали узнал дом, в котором он провел ночь. У калитки его стояла какая-то женщина с коромыслом
на плече, в темном платье, с белым платком
на голове. «Это, должно быть, моя хозяйка, — подумал Авилов, интересно
на нее взглянуть».
В офицерском кругу говорили
О тугом производстве своем
И о том, чьи
полки победили
На маневрах под Красным
Селом:
«Верно, явится завтра в приказе
Благодарность войскам, господа:
Сам фельдмаршал воскликнул в экстазе:
„Подавайте Европу сюда!..“»
Тут же шли бесконечные споры
О дуэли в таком-то
полкуИз-за Клары, Арманс или Лоры,
А меж тем где-нибудь в уголку
Звуки грязно настроенной лиры
Костя Бурцев («поэт не для дам»,
Он же член «Комитета Земфиры»)
Сообщал потихоньку друзьям.
Смолоду в любви и дружестве меж собой жили, из одного
села были родом, в один год сданы в рекруты, в одном
полку служили и, получивши «чистую», поселились
на родине в келье, ставленной возле келейного ряда
на бобыльских задворках.
Как-то вечером, в праздник, я гулял с двумя сестрами. Солнце
село. По узкой дороге вдоль кустов навстречу нам шел подвыпивший бородатый солдат в коротком полушубке.
На околыше его фуражки был номер одного из наших
полков.
— Это не будет новостью для вашего величества, вам известно, что я, будучи военным министром,
поселил в 1807 году
на казенных землях Могилевской губернии два батальона елецкого и полоцкого
полков, но дело не получило развития по независящим от меня обстоятельствам…
В мгновенье Федор Дмитриевич был
на ногах, в несколько минут оделся и, захватив свой аптечный несессер, поспешил
на станцию, бывшую много что в двух верстах от
села, в котором была штаб-квартира
полка.
(Читает.) «…решился ударить
на русское войско, когда оно менее, нежели когда-либо, ожидает его, для чего и отдал уже приказ
полкам своего корпуса, 17/29 июля, стягиваться к Сагницу, а небольшому отряду идти из Дерпта к устью Эмбаха,
сесть там
на приготовленных шкунах, переправиться через озеро Пейпус [Озеро Пейпус — Чудское озеро.] и сделать отчаянное вторжение в Псковскую и Новгородскую провинции, не отдаляясь от Нейгаузена, который отряду и главному корпусу считать точкою соединения».
Переехав речку за
селом Чашниковым, он велел разбить шатер свой
на высоте и
полкам тут же, вокруг, расположиться заимкой.
Его перевезли в Петербург, где 2 марта 1743 года он был произведен «за невинное претерпение» прямо в генерал-майоры лейб-гвардии Семеновского
полка и получил Александровскую ленту. Императрица пожаловала ему богатые вотчины, в том числе и
село Работки
на Волге, что в нынешнем Макарьевском уезде Нижегородской губернии.
Начнем же, братия, повесть сию
От старого Владимира до нынешнего Игоря.
Натянул он ум свой крепостью,
Изострил он мужеством сердце,
Ратным духом исполнился
И навел храбрые
полки свои
На землю Половецкую за землю Русскую.
Тогда Игорь воззрел
на светлое солнце,
Увидел он воинов своих, тьмой от него прикрытых,
И рек Игорь дружине своей:
«Братия и дружина!
Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон.
Сядем же, други,
на борзых коней
Да посмотрим синего Дона...
Читал у нас, землячки,
на маневрах вольноопределяющий сказку про кавказского черта, поручика одного, Тенгинского
полка, сочинение. Оченно всем пондравилось, фельдфебель Иван Лукич даже задумались. Круглым стишком вся как есть составлена, будто былина, однако ж сужет более вольный.
Садись, братцы,
на сундучки, к окну поближе, а то Федор Калашников больно храпит, рассказывать невозможно…