Неточные совпадения
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко
сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из
себя выработать, как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с
собой собственного сочинения книгу под названием:"Письма к другу о водворении
на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не
посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
Переработает ли в
себе бабушка всю эту внезапную тревогу, как землетрясение всколыхавшую ее душевный мир? — спрашивала
себя Вера и читала в глазах Татьяны Марковны, привыкает ли она к другой, не прежней Вере и к ожидающей ее новой, неизвестной, а не той судьбе, какую она ей гадала? Не
сетует ли бессознательно про
себя на ее своевольное ниспровержение своей счастливой, старческой дремоты? Воротится ли к ней когда-нибудь ясность и покой в душу?
К чему эта дешевая тревога из пустяков, которую я замечаю в
себе в последнее время и которая мешает жить и глядеть ясно
на жизнь, о чем уже заметил мне один глубокомысленный критик, с негодованием разбирая мою последнюю повесть?» Но, раздумывая и
сетуя, я все-таки оставался
на месте, а между тем болезнь одолевала меня все более и более, и мне наконец стало жаль оставить теплую комнату.
— Как это я прежде не вздумала! —
сетовала она
на себя, — ведь со временем ангелочек, конечно, будет путешествовать. В гостиницах, правда, везде говорят по-французски, но
на железных дорогах,
на улице…
Как я уже сказал выше, мне пришлось поместиться в одном спальном отделении с бесшабашными советниками. Натурально, мы некоторое время дичились друг друга. Старики вполголоса переговаривались между
собой и, тихо воркуя, сквернословили. Оба были недовольны, оба ссылались
на графа Михаила Николаевича и
на графа Алексея Андреича, оба
сетовали не то
на произвол власти, не то
на умаление ее — не поймешь,
на что именно. Но что меня всего больше огорчило — оба искали спасения… в конституции!!
Дядя Аким (так звали его) принадлежал к числу тех людей, которые весь свой век плачут и жалуются, хотя сами не могут дать
себе ясного отчета,
на кого
сетуют и о чем плачут.
— Да, но все-таки, я, конечно, уж, если за что
на себя не
сетую, так это за то, что исполнил кое-как свой долг по отношению к сестре. Да и нечего о том разговаривать, что уже сделано и не может быть переделано.
— Вы не
посетуете на меня… Я
на себя не возьму греха.
За последние дни Василий Иванович редко виделся со своим сыном, уже надевшим солдатский мундир и совершенно отдавшимся военной службе, предмету его давних мечтаний. Старик Суворов проводил время среди своих старых сослуживцев и знакомых. Им нередко
сетовал он
на упрямство сына, губящего добровольно
себя и свое здоровье под гнетом солдатской лямки.
Его жена, красивая брюнетка Анна Александровна, давно махнула рукой
на влюбчивого мужа и всецело посвятила
себя своей пятилетней дочке Лидочке,
сетуя лишь порой
на недостаток в средствах к жизни, виною чего справедливо считала траты мужа
на «мазаную», как Анна Александровна окрестила Агнессу Михайловну, намекая
на пристрастие последней к косметическим притираньям.