Неточные совпадения
На другой день рано утром мы ее похоронили за крепостью, у речки, возле того места, где она
в последний раз
сидела; кругом ее могилки теперь разрослись
кусты белой акации и бузины. Я хотел было поставить крест, да, знаете, неловко: все-таки она была не христианка…
Ассоль спала. Лонгрен, достав свободной рукой трубку, закурил, и ветер пронес дым сквозь плетень
в куст, росший с внешней стороны огорода. У
куста, спиной к забору, прожевывая пирог,
сидел молодой нищий. Разговор отца с дочерью привел его
в веселое настроение, а запах хорошего табаку настроил добычливо.
— Через тридцать лет Пращев с женой, дочерью и женихом ее
сидели ночью
в саду своем. Залаяла собака, бросилась
в кусты. Пращев — за нею и видит: стоит
в кустах Середа, отдавая ему честь. «Что, Середа, настал день смерти моей?» — «Так точно, ваше благородие!»
Да, она была там,
сидела на спинке чугунной садовой скамьи, под навесом
кустов. Измятая темнотой тонкая фигурка девочки бесформенно сжалась, и было
в ней нечто отдаленно напоминавшее большую белую птицу.
Вот он
сидит у окна своей дачи (он живет на даче,
в нескольких верстах от города), подле него лежит букет цветов. Он что-то проворно дописывает, а сам беспрестанно поглядывает через
кусты, на дорожку, и опять спешит писать.
И старческое бессилие пропадало, она шла опять. Проходила до вечера, просидела ночь у себя
в кресле, томясь страшной дремотой с бредом и стоном, потом просыпалась, жалея, что проснулась, встала с зарей и шла опять с обрыва, к беседке, долго
сидела там на развалившемся пороге, положив голову на голые доски пола, потом уходила
в поля, терялась среди
кустов у Приволжья.
Она, закрытая совсем
кустами,
сидела на берегу, с обнаженными ногами, опустив их
в воду, распустив волосы, и, как русалка, мочила их, нагнувшись с берега. Райский прошел дальше, обогнул утес: там, стоя по горло
в воде, купался m-r Шарль.
— Я сначала попробовал полететь по комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все
сидите в зале, на стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг вижу, из-за
куста,
в меня целится из ружья Марк…
По вечерам обозы располагались на бивуаках; отпряженные волы паслись
в кустах, пламя трескучего костра далеко распространяло зарево и дым, путешественники группой
сидели у дымящегося котла.
Матрос нашел ее
в кусте, на котором
сидели еще аист и сорока.
Сидели или только сейчас уселся кто-то шагах от него
в двадцати, никак не дальше, где-нибудь
в кустах.
Из пернатых
в этот день мы видели сокола-сапсана. Он
сидел на сухом дереве на берегу реки и, казалось, дремал, но вдруг завидел какую-то птицу и погнался за нею.
В другом месте две вороны преследовали сорокопута. Последний прятался от них
в кусты, но вороны облетели
куст с другой стороны, прыгали с ветки на ветку и старались всячески поймать маленького разбойника.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль. Девушки и парни
в венках. Старики и старухи кучками
сидят под
кустами и угощаются брагой и пряниками.
В первом кругу ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка,
в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия
в играх, то показывается между народом, то уходит
в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их соседей
сидят под
кустом и пьют пиво. Царь со свитой смотрит издали на играющих.
Знакомство с барчуками продолжалось, становясь всё приятней для меня.
В маленьком закоулке, между стеною дедова дома и забором Овсянникова, росли вяз, липа и густой
куст бузины; под этим
кустом я прорезал
в заборе полукруглое отверстие, братья поочередно или по двое подходили к нему, и мы беседовали тихонько,
сидя на корточках или стоя на коленях. Кто-нибудь из них всегда следил, как бы полковник не застал нас врасплох.
Собака с долгим чутьем, не гоняющаяся за взлетающей дичью, много поправит неудобства этой стрельбы: она сейчас потянет и тем издали укажет, где
сидит вальдшнеп; охотник не пройдет мимо и поставит себя
в такое положение, чтоб
кусты и мелкий лес не помешали выстрелам.
Вальдшнепы
сидят крепко и плотно таятся
в корнях дерев и
кустов,
в частых, мелких поростях,
в крупной, высокой траве и очень любят лесные сырые опушки около озимей и небольшие овражки с рытвинами и водоеминами, густо поросшие таловыми
кустами и молодыми ольхами, особенно если по овражку бежит речка или ручеек, а по берегам есть родниковые паточинки.
Это я говорю про больших дроздов рябинников; малые же появляются позднее и всегда
в небольшом числе; они гораздо смирнее и предпочтительно
сидят или попрыгивают
в чаще
кустов, у самых корней; их трудно было бы заметить, если б они
сидели молча, но тихие звуки, похожие на слоги цу-цу, помогают охотнику разглядеть их.
Посредством этих веревочек, прикрепленных к двум верхним углам сети, поднимается она во всю вышину шестов, концы же веревочек проведены
в шалаш или
куст,
в котором
сидит охотник.
И для чего я бежал, зачем
сижу здесь, забивши, как страус, голову
в куст?
Каждый день надо было раза два побывать
в роще и осведомиться, как
сидят на яйцах грачи; надо было послушать их докучных криков; надо было посмотреть, как развертываются листья на сиренях и как выпускают они сизые кисти будущих цветов; как поселяются зорки и малиновки
в смородинных и барбарисовых
кустах; как муравьиные кучи ожили, зашевелились; как муравьи показались сначала понемногу, а потом высыпали наружу
в бесчисленном множестве и принялись за свои работы; как ласточки начали мелькать и нырять под крыши строений
в старые свои гнезда; как клохтала наседка, оберегая крошечных цыпляток, и как коршуны кружились, плавали над ними…
Находя во мне живое сочувствие, они с увлеченьем предавались удовольствию рассказывать мне: как сначала обтают горы, как побегут с них ручьи, как спустят пруд, разольется полая вода, пойдет вверх по полоям рыба, как начнут ловить ее вятелями и мордами; как прилетит летняя птица, запоют жаворонки, проснутся сурки и начнут свистать,
сидя на задних лапках по своим сурчинам; как зазеленеют луга, оденется лес,
кусты и зальются, защелкают
в них соловьи…
Раздвинув осторожно последний
куст смородины, Раиса Павловна увидела такую картину:
в самом углу сада, у каменной небеленой стены, прямо на земле
сидела Луша
в своем запачканном ситцевом платьице и стоптанных башмаках; перед ней на разложенных
в ряд кирпичах
сидело несколько скверных кукол.
Рассказывали про него, — и это могло быть правдой, — что
в одну чудесную весеннюю ночь, когда он
сидел у открытого окна и проверял ротную отчетность,
в кустах рядом с ним запел соловей.
Но, по некоторому гражданскому кокетству, он не только не молодился, но как бы и щеголял солидностию лет своих, и
в костюме своем, высокий, сухощавый, с волосами до плеч, походил как бы на патриарха или, еще вернее, на портрет поэта Кукольника, литографированный
в тридцатых годах при каком-то издании, особенно когда
сидел летом
в саду, на лавке, под
кустом расцветшей сирени, опершись обеими руками на трость, с раскрытою книгой подле и поэтически задумавшись над закатом солнца.
Он весь встрепенулся
в испуге и осмотрелся кругом: «Ну что, если где-нибудь тут за
кустом сидит этот Федька; ведь, говорят, у него где-то тут целая шайка разбойников на большой дороге? О боже, я тогда… Я тогда скажу ему всю правду, что я виноват… и что я десятьлет страдал за него, более чем он там
в солдатах, и… и я ему отдам портмоне. Гм, j’ai en tout quarante roubles; il prendra les roubles et il me tuera tout de même». [у меня всего-навсего сорок рублей; он возьмет эти рубли и все-таки убьет меня (фр.).]
Я решил заняться ловлей певчих птиц; мне казалось, что это хорошо прокормит: я буду ловить, а бабушка — продавать. Купил сеть, круг, западни, наделал клеток, и вот, на рассвете, я
сижу в овраге,
в кустах, а бабушка с корзиной и мешком ходит по лесу, собирая последние грибы, калину, орехи.
Всё чаще заходил он
в этот тихий уголок, закрытый
кустами бузины, боярышника и заросший лопухом, и,
сидя там, вспоминал всё, что видел на улицах города.
Набежало множество тёмных людей без лиц. «Пожар!» — кричали они
в один голос, опрокинувшись на землю, помяв все
кусты, цепляясь друг за друга, хватая Кожемякина горячими руками за лицо, за грудь, и помчались куда-то тесной толпою, так быстро, что остановилось сердце. Кожемякин закричал, вырываясь из крепких объятий горбатого Сени, вырвался, упал, ударясь головой, и — очнулся
сидя, опираясь о пол руками, весь облепленный мухами, мокрый и задыхающийся.
Молодая боярыня со страху зарылась
в подушки, а старая, хоть также робела, однако ж заметила и показала Федоре, что подле дороги, против самой колымаги,
сидит под
кустом какая-то женщина.
Переехав реку, Ваня пробирался между
кустами ивняка, шел тою же самой песчаной дорожкой, усеянной мелкими раковинами, на которой, бегая когда-то с приемышем, встретил
в первый раз Дуню. Немного погодя очутился он у опушки, и чуть ли не на том месте, где
сидел тогда дедушка Кондратий.
Уже лихорадка начинала подкрадываться к нему; уже священник,"мастер против порчи", два раза
в виде очень прыткого зайца с бородой и косичкой перебежал ему дорогу, и,
сидя в огромном генеральском султане, как
в кусте, соловьем защелкал над ним Ворошилов… как вдруг он приподнялся с постели и, всплеснув руками, воскликнул:"Неужели она, не может быть!"
Он долго
сидел и думал, поглядывая то
в овраг, то
в небо. Свет луны, заглянув во тьму оврага, обнажил на склоне его глубокие трещины и
кусты. От
кустов на землю легли уродливые тени.
В небе ничего не было, кроме звёзд и луны. Стало холодно; он встал и, вздрагивая от ночной свежести, медленно пошёл полем на огни города. Думать ему уже не хотелось ни о чём: грудь его была полна
в этот час холодной беспечностью и тоскливой пустотой, которую он видел
в небе, там, где раньше чувствовал бога.
Аристарх. Вот теперь расставим людей. Вы двое на бугор, вы двое к мосту, да хоронитесь хорошенько за
кусты, — на проселок не надо, там только крестьяне да богомольцы ходят. Вы, коли увидите прохожего или проезжего, так сначала пропусти его мимо себя, а потом и свистни. А вы, остальные, тут неподалеку
в кусты садитесь. Только
сидеть не шуметь, песен не петь,
в орлянку не играть, на кулачки не биться. Свистну, так выходите. (Подходит к Хлынову).
Кузница стояла на краю неглубокого оврага; на дне его,
в кустах ивняка, Евсей проводил всё свободное время весной, летом и осенью.
В овраге было мирно, как
в церкви, щебетали птицы, гудели пчёлы и шмели. Мальчик
сидел там, покачиваясь, и думал о чём-то, крепко закрыв глаза, или бродил
в кустах, прислушиваясь к шуму
в кузнице, и когда чувствовал, что дядя один там, вылезал к нему.
«Я, ваше сыятелство, здесь,
в середине,
в кусте сижу».
Он не заметил, как дошёл до
кустов сирени, под окном спальни своей, он долго
сидел, упираясь локтями
в колена, сжав лицо ладонями, глядя
в чёрную землю, земля под ногами шевелилась и пузырилась, точно готовясь провалиться.
Когда же полдень над главою
Горел
в лучах, то пленник мой
Сидел в пещере, где от зною
Он мог сокрыться. Под горой
Ходили табуны. — Лежали
В тени другие пастухи,
В кустах,
в траве и близ реки,
В которой жажду утоляли…
И там-то пленник мой глядит:
Как иногда орел летит,
По ветру крылья простирает,
И видя жертвы меж
кустов,
Когтьми хватает вдруг, — и вновь
Их с криком кверху поднимает…
Так! думал он, я жертва та,
Котора
в пищу им взята.
Мы
сидели среди могил,
в тени густых
кустов. Человек говорил сухо, деловито и весь, насквозь, не понравился мне. Строго расспросив меня, что я читал, он предложил мне заниматься
в кружке, организованном им, я согласился, и мы расстались, — он ушел первый, осторожно оглядывая пустынное поле.
Из окна чердака видна часть села, овраг против нашей избы,
в нем — крыши бань, среди
кустов. За оврагом — сады и черные поля; мягкими увалами они уходили к синему гребню леса, на горизонте. Верхом на коньке крыши бани
сидел синий мужик, держа
в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу, глядя на Волгу, вниз. Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели ручьи. Из ворот избы вышла старуха, вся
в черном, и, оборотясь к воротам, сказала крепко...
Из-за
куста сирени показалась небольшая колясочка. Два человека везли ее.
В ней
сидела старуха, вся закутанная, вся сгорбленная, с головой, склоненной на самую грудь. Бахрома ее белого чепца почти совсем закрывала ее иссохшее и съеженное личико. Колясочка остановилась перед террасой. Ипатов вышел из гостиной, за ним выбежали его дочки. Они, как мышата,
в течение всего вечера то и дело шныряли из комнаты
в комнату.
Вскоре передо мной мелькнула лесная вырубка. Распаханная земля густо чернела жирными бороздами, и только островками зелень держалась около больших, еще не выкорчеванных пней. За большим
кустом, невдалеке от меня, чуть тлелись угли костра, на которых стоял чайник. Маруся
сидела вполоборота ко мне.
В эту минуту она распустила на голове платок и поправляла под ним волосы. Покончив с этим, она принялась есть.
У
кустов курился дымок. Караульные крестьяне
сидели вокруг костра
в угрюмом молчании. Увидев нас, они встали и сняли шапки.
В сторонке, под холщовым покрывалом, лежало мертвое тело.
Сидя рядом с Кузиным, я слушаю краем уха этот разговор и с великим миром
в душе любуюсь — солнце опустилось за Майданский лес, из
кустов по увалам встаёт ночной сумрак, но вершины деревьев ещё облиты красными лучами. Уставшая за лето земля дремлет, готовая уснуть белым сном зимы. И всё ниже опускается над нею синий полог неба, чисто вымытый осенними дождями.
За веселым хохотом ни матери, ни белицы не слыхали, что возле лужайки, где
сидели они, вдруг захрустели
в перелеске сухие сучья валежника, зашуршали раздвигаемые
кусты можжевельника и молодой осиновой поросли.
Разыгралася, разгулялася Сура-река —
Она устьицем пала
в Волгу-матушку,
На том устьице на Сурском част ракитов
куст,
А у кустика ракитова бел-горюч камень лежит.
Кругом камешка того добрые молодцы
сидят,
А
сидят они, думу думают на дуване,
Кому-то из молодцев что достанется на долю…
Я взглянул
в указанном направлении и, действительно, увидел собаку. Она
сидела на противоположном берегу и, насторожив уши, внимательно смотрела на нас. На душе у меня сразу отлегло. Значит, туземцы не ушли, а спрятались где-то
в кустах. Тогда я вышел на берег и закричал...
На мою долю выпало заниматься с Ренн. Но после первых же опытов я признала себя бессильной просветить ее глубоко заплесневший ум. Я прочла и пояснила ей некоторые истории и, велев их выучить поскорее, сама углубилась
в книгу. Мы
сидели на скамейке под
кустом уже распустившейся бузины. Вокруг нас весело чирикали пташки. Воздух потянул ветерком, теплым и освежающим. Я оглянулась на Ренн. Губы ее что-то шептали. Глаза без признака мысли были устремлены
в пространство.
Жизнь для гостей текла привольная. Вставали поздно, купались. Потом пили чай и расходились по саду заниматься. На скамейках аллей,
в беседках, на земле под
кустами, везде
сидели и читали, —
в одиночку или вместе. После завтрака играли
в крокет или
в городки, слушали Катину игру на рояли. Вечером уходили гулять и возвращались поздно ночью. Токарев чувствовал себя очень хорошо
в молодой компании и наслаждался жизнью.
Катя
сидела у фонтана под горой и закусывала. Ноги горели от долгой ходьбы, полуденное солнце жгло лицо. Дороги были необычно пусты, нигде не встретила она ни одной телеги. Безлюдная тишина настороженно прислушивалась, тревожно ждала чего-то. Даже ветер не решался шевельнуться. И странно было, что все-таки шмели жужжат
в зацветающих
кустах дикой сливы и что по дороге беззаботно бегают милые птички посорянки, похожие на хохлатых жаворонков.
Тихо было. Над степью поднялся красный, ущербный месяц. Привязанные к
кусту лошади объедали листву, и слышно было их крепкое жевание.
В росистой траве светились мирным своим светом светляки. Храбров
сидел на откосе и курил.