Неточные совпадения
Я
в тебя только крохотное семечко веры брошу, а из него вырастет дуб — да еще такой дуб, что ты,
сидя на дубе-то,
в «отцы пустынники и
в жены непорочны» пожелаешь вступить; ибо тебе оченно, оченно того втайне хочется, акриды кушать будешь, спасаться
в пустыню потащишься!
— Ишь когда его забрало… Я четверть часа
сижу здесь, а был уж он там… Аки лев рыкающий
в пустыне Ливийской. Всех запарит! — обращается ко мне из ванны рядом бритый старичок с начесанными к щекам седыми вихорками волос.
Бывало, Агафья, вся
в черном, с темным платком на голове, с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом,
сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее, на маленьком креслице,
сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые
в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы небесные корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где кровь их падала, цветы вырастали.
Ух, как скучно!
пустынь, солнце да лиман, и опять заснешь, а оно, это течение с поветрием, опять
в душу лезет и кричит: «Иван! пойдем, брат Иван!» Даже выругаешься, скажешь: «Да покажись же ты, лихо тебя возьми, кто ты такой, что меня так зовешь?» И вот я так раз озлобился и
сижу да гляжу вполсна за лиман, и оттоль как облачко легкое поднялось и плывет, и прямо на меня, думаю: тпру, куда ты, благое, еще вымочишь!
Погода летняя, прекрасная, и граф
сидят с собакою
в открытой коляске, батюшка четверней правит, а я впереди задуваю, а дорога тут с большака свертывает, и идет особый поворот верст на пятнадцать к монастырю, который называется П…
пустынь.
Князь
сидел день,
сидел другой, примерял парики, помадился, фабрился, загадал было на картах (может быть, даже и на бобах); но стало невмочь без Степаниды Матвеевны! приказал лошадей и покатил
в Светозерскую
пустынь.
Ему нужна
пустыня, лунная ночь; кругом
в палатках и под открытым небом спят его голодные и больные, замученные тяжелыми переходами казаки, проводники, носильщики, доктор, священник, и не спит только один он и, как Стенли,
сидит на складном стуле и чувствует себя царем
пустыни и хозяином этих людей.
Поздним вечером этого дня, когда рабочие на промысле поужинали, Мальва, усталая и задумчивая,
сидела на разбитой лодке, опрокинутой вверх дном, и смотрела на море, одетое сумраком. Там, далеко, сверкал огонь; Мальва знала, что это костер, зажженный Василием. Одинокий, точно заблудившийся
в темной дали моря, огонь то ярко вспыхивал, то угасал, как бы изнемогая. Мальве было грустно смотреть на эту красную точку, потерянную
в пустыне, слабо трепетавшую
в неугомонном рокоте волн.
Долго
сидел он неподвижен, склоняя голову на обе руки, по коим рассыпались его кудри, и
в это время он, казалось, гармонировал и с мертвою тишиною
пустыни, и с мрачною недвижностью монастыря, и с сухими, печальными растениями берегов Африки, и всего более с своею родиною — Египтом, который однажды жил, остановился на своих обелисках и пирамидах и стоит с замершей на устах немою речью иероглифов.