Неточные совпадения
Из людей, которых он видел в эти дни, особенно выделялась монументальная фигура красавца Фроленкова. Приятно было вспоминать его ловкие, уверенные движения, на каждое из них человек этот тратил
силы именно столько, сколько оно требовало. Многозначительно было пренебрежение, ‹с которым› Фроленков говорил о
кузнецах, слушал дерзости Ловцова.
В то время, когда живописец трудился над этою картиною и писал ее на большой деревянной доске, черт всеми
силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице золу и обсыпал ею картину; но, несмотря на все, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стену притвора, и с той поры черт поклялся мстить
кузнецу.
Оттолкнувши вареник и вытерши губы,
кузнец начал размышлять о том, какие чудеса бывают на свете и до каких мудростей доводит человека нечистая
сила, заметя притом, что один только Пацюк может помочь ему.
А черт улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что Чуб возвратится вместе с кумом назад, застанет
кузнеца и отпотчует его так, что он долго будет не в
силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры.
Как вкопанный стоял
кузнец на одном месте. «Нет, не могу; нет
сил больше… — произнес он наконец. — Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали!»
А
кузнец, который был издавна не в ладах с ним, при нем ни за что не отважится идти к дочке, несмотря на свою
силу.
А в бурные осенние ночи, когда гиганты-тополи качались и гудели от налетавшего из-за прудов ветра, ужас разливался от старого зáмка и царил над всем городом. «Ой-вей-мир!» — пугливо произносили евреи; богобоязненные старые мещанки крестились, и даже наш ближайший сосед,
кузнец, отрицавший самое существование бесовской
силы, выходя в эти часы на свой дворик, творил крестное знамение и шептал про себя молитву об упокоении усопших.
Это была страшная и захватывающая картина. Человеческий труд кипел здесь, как огромный, сложный и точный механизм. Тысячи людей — инженеров, каменщиков, механиков, плотников, слесарей, землекопов, столяров и
кузнецов — собрались сюда с разных концов земли, чтобы, повинуясь железному закону борьбы за существование, отдать свои
силы, здоровье, ум и энергию за один только шаг вперед промышленного прогресса.
Кузнец слыл за человека очень рассудительного и знал, хина и всякое другое аптечное лекарство против волшебства ничего сделать не могут. Он оттерпелся, завязал на суровой нитке узелок и бросил его гнить в навозную кучу. Этим было все кончено, потому что как только узелок и нитка сгнили, так и
сила Селивана должна была кончиться. И это так и сделалось. Селиван после этого случая в свинью уже никогда более не скидывался, или по крайней мере с тех пор его никто решительно не встречал в этом неопрятном виде.
Дядя Никон. И это, брат, знаю, что ты говоришь, и то знаю!.. А вы уж: ах, их, ух!.. И дивуют!.. Прямые бабы, право! Митюшка,
кузнец, значит, наш, досконально мне все предоставил: тут не то что выходит пар, а нечистая, значит,
сила! Ей-богу, потому самому, что ажно ржет, как с места поднимает: тяжело, значит, сразу с места поднять. Немец теперь, выходит, самого дьявола к своему делу пригнал. «На-ка, говорит, черт-дьявол этакой, попробуй, повози!»
Всей
силой наперли миршенские! Не устоять бы тут якимовским, втоптали бы их миршенцы в грязную речку, но откуда ни возьмись два брата родных Сидор да Панкратий, сыновья якимовского
кузнеца Степана Мотовилова. Наскоро стали они строить порушенную стену, быстро расставили бойцов кого направо, кого налево, а на самой середке сами стали супротив Алеши Мокеева, что последний из хоровода ушел, — больно не хотелось ему расставаться с бедной сироткою Аннушкой.
С детства его влекло к
кузнецам, «ковалям», как говаривали в его селе Кладенце и в окружной местности, да и физической
силы у него было достаточно.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино.
Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит,
силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Скованная руками, слабыми человеческими руками какого-нибудь невежественного
кузнеца, даже не отдающего себе отчета в глубоком смысле своего создания, вделанная в стену столь же невежественным каменщиком, она вдруг явила собою образец глубочайшей целесообразности, красоты, благородства и
силы.