Неточные совпадения
Бывало, как досыта набегаешься внизу по
зале, на цыпочках прокрадешься наверх, в классную,
смотришь — Карл Иваныч сидит себе один на своем кресле и с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь
из своих любимых книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза
смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.
Но Верочка обегала все углы и уже возвращалась сверху,
из внутренних комнат, которые, в противоположность большим нижним
залам и гостиным, походили на кельи, отличались сжатостью, уютностью и
смотрели окнами на все стороны.
Старик тревожным взглядом
посмотрел на дочь и потер свое больное колено. В это время
из залы донесся хриплый смех Данилы Семеныча, и побледневший как полотно Бахарев проговорил...
Затем, представив свои соображения, которые я здесь опускаю, он прибавил, что ненормальность эта усматривается, главное, не только
из прежних многих поступков подсудимого, но и теперь, в сию даже минуту, и когда его попросили объяснить, в чем же усматривается теперь, в сию-то минуту, то старик доктор со всею прямотой своего простодушия указал на то, что подсудимый, войдя в
залу, «имел необыкновенный и чудный по обстоятельствам вид, шагал вперед как солдат и держал глаза впереди себя, упираясь, тогда как вернее было ему
смотреть налево, где в публике сидят дамы, ибо он был большой любитель прекрасного пола и должен был очень много думать о том, что теперь о нем скажут дамы», — заключил старичок своим своеобразным языком.
И до сих пор есть еще в Москве в живых люди, помнящие обед 17 сентября, первые именины жены после свадьбы. К обеду собралась вся знать, административная и купеческая. Перед обедом гости были приглашены в
зал посмотреть подарок, который муж сделал своей молодой жене. Внесли огромный ящик сажени две длины, рабочие сорвали покрышку. Хлудов с топором в руках сам старался вместе с ними. Отбили крышку, перевернули его дном кверху и подняли.
Из ящика вывалился… огромный крокодил.
Нюрочка перебегала
из столовой в
залу и
смотрела в окно на галдевшую на дворе толпу. Ей опять было весело, и она только избегала встречаться с Иваном Семенычем, которого сразу разлюбила. Добрый старик замечал эту детскую ненависть и не знал, как опять подружиться с Нюрочкой. Улучив минуту, когда она проходила мимо него, он поймал ее за какую-то оборку и прошептал, указывая глазами на Овсянникова...
— Гораздо проще: отправиться домой и лечь спать… И он действительно встал, зевнул,
посмотрел лениво по сторонам и побрел
из залы.
Молоденькая жена чиновника особых поручений вместе с молоденькою прокуроршей, будто катаясь, несколько уж раз проезжали по набережной, чтоб хоть в окна заглянуть и
посмотреть, что будет делаться в губернаторской квартире, где действительно в огромной
зале собрались все чиновники, начиная с девятого класса до пятого, чиновники, по большей части полные, как черепахи, и выставлявшие свои несколько сутуловатые головы
из нескладных, хоть и золотом шитых воротников.
Или то ли дело, бывало, в Москве, когда все, тихо переговариваясь, стоят перед накрытым столом в
зале, дожидаясь бабушки, которой Гаврило уже прошел доложить, что кушанье поставлено, — вдруг отворяется дверь, слышен шорох платья, шарканье ног, и бабушка, в чепце с каким-нибудь необыкновенным лиловым бантом, бочком, улыбаясь или мрачно косясь (
смотря по состоянию здоровья), выплывает
из своей комнаты.
Иногда, оставшись один в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь в растворенную дверь балкона в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и в чистое небо, на котором, как
смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и, вслушиваясь в звуки музыки
из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно.
Когда молодой человек, отпущенный, наконец, старым камердинером, вошел в
залу, его с оника встретила Муза, что было и не мудрено, потому что она целые дни проводила в
зале под предлогом якобы игры на фортепьяно, на котором, впрочем, играла немного и все больше
смотрела в окно,
из которого далеко было видно, кто едет по дороге к Кузьмищеву.
Дни два ему нездоровилось, на третий казалось лучше; едва переставляя ноги, он отправился в учебную
залу; там он упал в обморок, его перенесли домой, пустили ему кровь, он пришел в себя, был в полной памяти, простился с детьми, которые молча стояли, испуганные и растерянные, около его кровати, звал их гулять и прыгать на его могилу, потом спросил портрет Вольдемара, долго с любовью
смотрел на него и сказал племяннику: «Какой бы человек мог
из него выйти… да, видно, старик дядя лучше знал…
Но было поздно: его улыбка ничему не помогла. Слова Фомы услыхали, — шум и говор в
зале стал уменьшаться, некоторые
из гостей как-то торопливо засуетились, иные, обиженно нахмурившись, положили вилки и ножи и отошли от стола с закусками, многие искоса
смотрели на Фому.
— Ни одной ночи, — говорит, — бедная, не спала: все, бывало, ходила в белый
зал гулять, куда, кроме как для балов, никто и не хаживал. Выйдет, бывало, туда таково страшно, без свечи, и все ходит, или сядет у окна, в которое с улицы фонарь светит, да на портрет Марии Феодоровны
смотрит, а у самой
из глаз слезы текут. — Надо полагать, что она до самых последних минут колебалась, но потом преданность ее взяла верх над сердцем, и она переломила себя и с той поры словно от княжны оторвалась.
В это время по столовой взад и вперед ходил, заплетаясь разбитой параличом ногою, другой князь, старый, ветхий, и все
посматривал, как Григоров опоражнивал бутылку, когда же тот спросил себе еще бутылку, старик долее не вытерпел сей возмутительной для него сцены, быстро, насколько позволяла ему параличная его нога, ушел
из столовой, прошел все прочие
залы, бильярдную, библиотеку и вошел, наконец, в так называемую чернокнижную комнату, где сидело довольно многочисленное общество.
Мелузов
смотрит в растворенную дверь. Звонок. Слышен свисток кондуктора, потом свист машины, поезд трогается.
Из другой
залы выходят Трагик и Вася.
Но когда дело дошло до человеческих трупов, то я решительно бросил анатомию, потому что боялся мертвецов, но не так думали мои товарищи, горячо хлопотавшие по всему городу об отыскании трупа, и когда он нашелся и был принесен в анатомическую
залу, — они встретили его с радостным торжеством; на некоторых
из них я долго потом не мог
смотреть без отвращения.
В это время в
залу вошел низенький, невзрачный человек, но с огромной, как обыкновенно бывает у карликов, головой. В одежде его видна была страшная борьба опрятности со временем, щегольства с бедностью. На плоском и широком лице его сияло удовольствие. Он быстро проходил
залу, едва успевая поклониться некоторым
из гостей. Хозяин
смотрел, прищурившись, чтобы узнать, кто это был новоприезжий.
Между тем в
зале уже гремела музыка, и бал начинал оживляться; тут было всё, что есть лучшего в Петербурге: два посланника, с их заморскою свитою, составленною
из людей, говорящих очень хорошо по-французски (что впрочем вовсе неудивительно) и поэтому возбуждавших глубокое участие в наших красавицах, несколько генералов и государственных людей, — один английский лорд, путешествующий
из экономии и поэтому не почитающий за нужное ни говорить, ни
смотреть, зато его супруга, благородная леди, принадлежавшая к классу blue stockings [синих чулок (англ.)] и некогда грозная гонительница Байрона, говорила за четверых и
смотрела в четыре глаза, если считать стеклы двойного лорнета, в которых было не менее выразительности, чем в ее собственных глазах; тут было пять или шесть наших доморощенных дипломатов, путешествовавших на свой счет не далее Ревеля и утверждавших резко, что Россия государство совершенно европейское, и что они знают ее вдоль и поперек, потому что бывали несколько раз в Царском Селе и даже в Парголове.
С горьким предчувствием он вышел
из комнаты: пройдя
залу, обернулся, княгиня стояла в дверях, неподвижно
смотрела ему вослед: заметив его движение, она исчезла.
У Иосафа сердце готово было разорваться на части. Он тупо и как-то бессмысленно
смотрел на нее, но в
зале раздались мужские шаги. Костырева торопливо вынула
из своего кармана тонкий, с вышитыми концами, батистовый платок и поспешно обтерла им свои глазки. Иосаф при этом почувствовал прелестный запах каких-то духов.
(Пошли.
Из дверей
зала — Тятин; Мелания и Нестрашный
смотрят вслед ему. Он сел за стол, вынул блокнот, пишет. Выскочил Звонцов, отирая лицо платком, попятился.)
(
Из буфета,
из зала выходят люди, окружают Бетлинга,
смотрят на него. В толпе, у стены — Тятин. Вышла Мелания, села в кресло. К ней подходит поп Иосиф, кланяется, подаёт бумагу, беседует. Мелания уводит его в
зал. Через некоторое время попик быстро пробирается в буфет.)
Экосес кончился; протанцовали еще мазурку, в которой граф делал чудеса, ловя платки, становясь на одно колено и прихлопывая шпорами как-то особенно, по-варшавски, так что все старики вышли из-за бостона
смотреть в
залу, и кавалерист, лучший танцор, сознал себя превзойденным.
Все зааплодировали; я, под шумок, скользнул
из ряда и забежал на самый конец
залы, в противоположный угол, откуда, притаясь за колонной, с ужасом
смотрел туда, где сидела коварная красавица.
Долго
смотрел он на них молча и только что хотел подойти к одному
из них с вопросом, как отворилась большая дверь в конце
залы… Все замолкли, стали к стенам в два ряда и сняли шляпы.
— А
из тряпочек, душенька. Ты бы пошел, мальчик, в
залу, к своим сверстникам, — сказал Юлиан Мастакович, строго
посмотрев на ребенка. Девочка и мальчик поморщились и схватились друг за друга. Им не хотелось разлучаться.
Большая
зала старинного помещичьего дома, на столе кипит самовар; висячая лампа ярко освещает накрытый ужин, дальше, по углам комнаты, почти совсем темно; под потолком сонно гудят и жужжат стаи мух. Все окна раскрыты настежь, и теплая ночь
смотрит в них
из сада, залитого лунным светом; с реки слабо доносятся женский смех и крики, плеск воды.
Тогда Милль
смотрел еще не старым человеком, почти без седины вокруг обнаженного черепа, выше среднего роста, неизменно в черном сюртуке, с добродушной усмещ-кой в глазах и на тонких губах. Таким я его видал и в парламенте, и на митингах, где он защищал свою новую кандидатуру в депутаты и должен был, по английскому обычаю, не только произнесть спич, но и отвечать на все вопросы, какие
из залы и с хор будут ему ставить.
И вот после обеда я торжественно закурил папиросу. «Лимонные. Дюбек крепкий». Принес
из сада. Девочки стояли вокруг и
смотрели. Я смеялся, морщился, сплевывал на пол. Папа молча ходил
из столовой в
залу и назад, — серьезный и грустный, грустный. Иногда поглядит на меня, опустит голову и опять продолжает ходить.
Литератор ввел его в особую комнату
из коридора. Пирожков заметил, что"Саратов"обновился. Главной
залы в прежнем виде уже не было. И машина стояла в другой комнате. Все
смотрело почище.
Я начала опять искать Clémence.
Смотрю направо, налево, нет ее нигде. Так мне стало досадно, что я прозевала на мерзкую L***. И Домбрович исчез. Но вместо него вылез откуда-то Кучкин. Я сейчас же вышла
из залы и бегом побежала в фойе. Там еще было много народу. Все пары сидели вдоль стен боковой
залы.
Генеральша направилась
из гостиной через
залу в переднюю, почтительно поддерживаемая под правый локоть Дарьей Николаевной. При расставании они снова несколько раз крепко расцеловались. Глафира Петровна вышла
из парадного крыльца, сопровождаемая ожидавшими ее и помогавшими ей одеваться двумя ее собственными лакеями. Дарья Николаевна с совершенно изменившимся выражением лица
посмотрела ей вслед долгим взглядом, полным дикой злобы и непримиримой ненависти.
Часть публики обратила, между прочим, внимание, что два молодых офицера, не дождавшись окончания действия, как сумасшедшие выбежали
из зрительной
залы. Все заметили, что, сидя недалеко один от другого, они оба очень часто
посматривали на ложу, в которой находилась среди других придворных дам княжна Людмила Васильевна Полторацкая.
Бобров не танцевал. Прислонясь к косяку одной
из дверей
залы, он
смотрел на танцующих, или, вернее, на Юлию.
Она не соглашалась и, сев в одной
из гостиных у дверей в
залу,
смотрела на танцующих.
Вот и звонок. Болтавшая, гулявшая и курившая публика толпой валит в
залу, толкаясь в дверях.
Из совещательной комнаты выходят гуськом присяжные заседатели, и
зала замирает в ожидании. Рты полураскрыты, глаза с жадным любопытством устремлены на бумагу, которую спокойно берет председатель от старшины присяжных, равнодушно прочитывает и подписывает. Колосов стоит в дверях и
смотрит, не отрываясь, на бледный профиль Тани.
— Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок, — сказал голос графини
из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал
смотреть на ее руки, раскладывавшие карты.
Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
— Ну, хорошо, и так как она теперь в
зале при чайном столе за самоваром сидит, то ты входи к ней и скажи, что я еще не скоро приду, а я спрячусь и буду в это время
из коридора сквозь щель
смотреть.
Я встал и вышел
посмотреть, что случилось.
Зала действительно была пуста, свечи горели на не занятых никем столах и только в одном углу неподвижно, как мумия, сидел старейший
из моих титулярных советников — Нестор киевских канцелярий, — Платон Иванович Долинский, имевший владимирский крест за тридцатипятилетнюю службу.