— Полно вам щебетать, пустомели! — перервала их разговор одна старая перекупка с недобрым видом, поглядывая на всех такими глазами, с какими злая
собака рычит на прохожих. — Толковали бы вы про себя, а не про других, — продолжала она отрывисто и сердито. — У вас все пожилые женщины с достатком — ведьмы; а на свои хвосты так вы не оглянетесь.
Неточные совпадения
— Проснулись, как
собаки осенней ночью, почуяли страшное, а на кого лаять — не знают и
рычат осторожно.
Мальчики сидели вокруг их; тут же сидели и те две
собаки, которым так было захотелось меня съесть. Они еще долго не могли примириться с моим присутствием и, сонливо щурясь и косясь на огонь, изредка
рычали с необыкновенным чувством собственного достоинства; сперва
рычали, а потом слегка визжали, как бы сожалея о невозможности исполнить свое желание. Всех мальчиков было пять: Федя, Павлуша, Ильюша, Костя и Ваня. (Из их разговоров я узнал их имена и намерен теперь же познакомить с ними читателя.)
Уже вскоре после приезда, в кухне во время обеда, вспыхнула ссора: дядья внезапно вскочили на ноги и, перегибаясь через стол, стали выть и
рычать на дедушку, жалобно скаля зубы и встряхиваясь, как
собаки, а дед, стуча ложкой по столу, покраснел весь и звонко — петухом — закричал...
Не дожидаясь ответа Фомы, он сорвал со стены несколько листов газеты и, продолжая бегать по комнате, стал читать ему. Он
рычал, взвизгивал, смеялся, оскаливал зубы и был похож на злую
собаку, которая рвется с цепи в бессильной ярости. Не улавливая мысли в творениях товарища, Фома чувствовал их дерзкую смелость, ядовитую насмешку, горячую злобу, и ему было так приятно, точно его в жаркой бане вениками парили…
Губы её, распухшие от укусов, почти не шевелились, и слова шли как будто не из горла, а из опустившегося к ногам живота, безобразно вздутого, готового лопнуть. Посиневшее лицо тоже вздулось; она дышала, как уставшая
собака, и так же высовывала опухший, изжёванный язык, хватала волосы на голове, тянула их, рвала и всё
рычала, выла, убеждая, одолевая кого-то, кто не хотел или не мог уступить ей...
Озверевший Яшка, безобразно ругаясь и рыдая, набросился на него злой
собакой, рвал рубаху, молотил кулаками, я старался оттащить его, а вокруг тяжело топали и шаркали ноги, поднимая с пола густую пыль,
рычали звериные пасти, истерично кричал Цыган, — начиналась общая драка, сзади меня уж хлестались по щекам, ляскали зубы. Кучерявый, косоглазый, угрюмый мужик Лещов дергал меня за плечо, вызывая...
— Это как так? — взревел Василий и, опершись руками о бочку, поднялся со своего места. — Я тебе говорю или нет? Что ты,
собака, против отца
рычишь? Забыл, что я могу с тобой сделать? Забыл ты?
— Молчи,
собака!.. Убью! —
рычал, задыхаясь от борьбы, Файбиш.
Ворота в помещичью усадьбу были заперты изнутри, и, сколько ни стучался в них Василий Фадеев, отклика не было, одни
собаки, заливаясь в пять либо в шесть голосов, лаяли,
рычали и визжали на дворе, просовывая злобные оскаленные морды в низкую подворотню.
Собаки упустили волка. «Когда мы прибежали к канаве, волка уже не было, и обе
собаки вернулись к нам с поднятыми хвостами и рассерженными лицами. Булька
рычал и толкал меня головой — он, видно, хотел что-то рассказать, но не умел» («Булька и волк»).
Она замолчала, как-то вся съежилась, косясь по сторонам и по временам
рыча, как
собака.