Неточные совпадения
Создавать" — это значит представить
себе, что находишься
в дремучем лесу; это значит взять
в руку топор и, помахивая этим орудием творчества направо и налево, неуклонно идти куда глаза глядят.
Но это, однако ж, несообразно! это несогласно ни с чем! это невозможно, чтобы чиновники так могли сами напугать
себя;
создать такой вздор, так отдалиться от истины, когда даже ребенку видно,
в чем дело!
— Это — верно, — сказал он ей. — Собственно, эти суматошные люди, не зная, куда
себя девать, и
создают так называемое общественное оживление
в стенах интеллигентских квартир,
в пределах Москвы, а за пределами ее тихо идет нормальная, трудовая жизнь простых людей…
— Моралист, хех! Неплохое ремесло. Ну-ко, выпьем, моралист! Легко, брат, убеждать людей, что они — дрянь и жизнь их — дрянь, они этому тоже легко верят, черт их знает почему! Именно эта их вера и
создает тебе и подобным репутации мудрецов. Ты — не обижайся, — попросил он, хлопнув ладонью по колену Самгина. — Это я говорю для упражнения
в острословии. Обязательно, братец мой, быть остроумным, ибо чем еще я куплю
себе кусок удовольствия?
— Всегда были — и будут — люди, которые, чувствуя
себя неспособными сопротивляться насилию над их внутренним миром, — сами идут встречу судьбе своей, сами отдают
себя в жертву. Это имеет свой термин — мазохизм, и это
создает садистов, людей, которым страдание других — приятно.
В грубой схеме садисты и мазохисты — два основных типа людей.
— Думаю поехать за границу, пожить там до весны, полечиться и вообще привести
себя в порядок. Я верю, что Дума
создаст широкие возможности культурной работы. Не повысив уровня культуры народа, мы будем бесплодно тратить интеллектуальные силы — вот что внушил мне истекший год, и, прощая ему все ужасы, я благодарю его.
Она мешала Самгину обдумывать будущее, видеть
себя в нем значительным человеком, который живет устойчиво, пользуется известностью, уважением; обладает хорошо вышколенной женою, умелой хозяйкой и скромной женщиной, которая однако способна говорить обо всем более или менее грамотно. Она обязана неплохо играть роль хозяйки маленького салона, где собирался бы кружок людей, серьезно занятых вопросами культуры, и где Клим Самгин дирижирует настроением,
создает каноны, законодательствует.
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней свободе. Надо спасать
себя от разрушающих влияний бытия, погружаться
в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только
в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не
в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам
создал и
создает…
Классовый идиотизм буржуазии выражается, между прочим,
в том, что капитал не заинтересован
в развитии культуры, фабрикант
создает товар, но нимало не заботится о культурном воспитании потребителя товаров у
себя дома, для него идеальный потребитель — живет
в колониях…
Радостно трепетал он, вспоминая, что не жизненные приманки, не малодушные страхи звали его к этой работе, а бескорыстное влечение искать и
создавать красоту
в себе самом. Дух манил его за
собой,
в светлую, таинственную даль, как человека и как художника, к идеалу чистой человеческой красоты.
Новое учение не давало ничего, кроме того, что было до него: ту же жизнь, только с уничижениями, разочарованиями, и впереди обещало — смерть и тлен. Взявши девизы своих добродетелей из книги старого учения, оно обольстилось буквою их, не вникнув
в дух и глубину, и требовало исполнения этой «буквы» с такою злобой и нетерпимостью, против которой остерегало старое учение. Оставив
себе одну животную жизнь, «новая сила» не
создала, вместо отринутого старого, никакого другого, лучшего идеала жизни.
Он свои художнические требования переносил
в жизнь, мешая их с общечеловеческими, и писал последнюю с натуры, и тут же, невольно и бессознательно, приводил
в исполнение древнее мудрое правило, «познавал самого
себя», с ужасом вглядывался и вслушивался
в дикие порывы животной, слепой натуры, сам писал ей казнь и чертил новые законы, разрушал
в себе «ветхого человека» и
создавал нового.
Тут какая-то ошибка
в словах с самого начала, и «любовь к человечеству» надо понимать лишь к тому человечеству, которое ты же сам и
создал в душе своей (другими словами,
себя самого
создал и к
себе самому любовь) и которого, поэтому, никогда и не будет на самом деле.
Трудовая, почти бедная обстановка произвела на Василия Назарыча сильное впечатление, досказав ему то, чего он иногда не понимал
в дочери. Теперь, как никогда, он чувствовал, что Надя не вернется больше
в отцовский дом, а будет жить
в том мирке, который
создала себе сама.
Часто он старался обвинить самого
себя в неумении отвлечь Зосю от ее друзей и постепенно
создать около нее совершенно другую жизнь, других людей и, главное, другие развлечения.
Вот чтобы уничтожить эту дисгармонию, нужно
создать абсолютную субстанцию всеобщего духа,
в котором примирятся все остальные, слившись
в бесконечно продолжающееся и бесконечно разнообразное гармоническое соединение, из
себя самого исходящее и
в себя возвращающееся.
Это минуты, когда все инстинкты самосохранения восстают
в нем разом и он, спасая
себя, глядит на вас пронизывающим взглядом, вопрошающим и страдающим, ловит и изучает вас, ваше лицо, ваши мысли, ждет, с которого боку вы ударите, и
создает мгновенно
в сотрясающемся уме своем тысячи планов, но все-таки боится говорить, боится проговориться!
За перевалом мы сразу попали
в овраги. Местность была чрезвычайно пересеченная. Глубокие распадки, заваленные корчами, водотоки и скалы, обросшие мхом, — все это
создавало обстановку, которая живо напоминала мне картину Вальпургиевой ночи. Трудно представить
себе местность более дикую и неприветливую, чем это ущелье.
Если наклонность не дана природою или не развита жизнью независимо от намерений самого человека, этот человек не может
создать ее
в себе усилием воли, а без влечения ничто не делается так, как надобно.
Тогда только оценил я все безотрадное этой жизни; с сокрушенным сердцем смотрел я на грустный смысл этого одинокого, оставленного существования, потухавшего на сухом, жестком каменистом пустыре, который он сам
создал возле
себя, но который изменить было не
в его воле; он знал это, видел приближающуюся смерть и, переламывая слабость и дряхлость, ревниво и упорно выдерживал
себя. Мне бывало ужасно жаль старика, но делать было нечего — он был неприступен.
Но я никогда не мог открыть
в себе ничего похожего на Эдипов комплекс, из которого Фрейд
создал универсальный миф.
Я не
создаю объектов, но я выхожу из
себя в другое.
Я почувствовал
в себе веяние духа, которое
в начале XX века
создало русский культурный ренессанс.
Этот новый пустынножитель
создает себе иной мир, ни
в чем не похожий на низкую современную действительность, отдается ему с готовностью пожертвовать своей жизнью.
У него еще нет теоретических соображений, которые бы могли объяснить этот факт; но он видит, что тут есть что-то особенное, заслуживающее внимания, и с жадным любопытством всматривается
в самый факт, усваивает его, носит его
в своей душе сначала как единичное представление, потом присоединяет к нему другие, однородные, факты и образы и, наконец,
создает тип, выражающий
в себе все существенные черты всех частных явлений этого рода, прежде замеченных художником.
— Женщина должна, видите,
создавать себе это положение! А отчего же вы не хотите ей сами устроить это положение? Отчего женщина не видит
в семье предупредительности? Отчего желание ее не угадывается?
Раиса Павловна со своей стороны осыпала всевозможными милостями своего любимца, который сделался ее всегдашним советником и самым верным рабом. Она всегда гордилась им как своим произведением; ее самолюбию льстила мысль, что именно она
создала этот самородок и вывела его на свет из тьмы неизвестности.
В этом случае Раиса Павловна обольщала
себя аналогией с другими великими людьми, прославившимися уменьем угадывать талантливых исполнителей своих планов.
Она говорила, а гордое чувство все росло
в груди у нее и,
создавая образ героя, требовало слов
себе, стискивало горло. Ей необходимо было уравновесить чем-либо ярким и разумным то мрачное, что она видела
в этот день и что давило ей голову бессмысленным ужасом, бесстыдной жестокостью. Бессознательно подчиняясь этому требованию здоровой души, она собирала все, что видела светлого и чистого,
в один огонь, ослеплявший ее своим чистым горением…
Я, Д-503, строитель «Интеграла», — я только один из математиков Единого Государства. Мое привычное к цифрам перо не
в силах
создать музыки ассонансов и рифм. Я лишь попытаюсь записать то, что вижу, что думаю — точнее, что мы думаем (именно так: мы, и пусть это «МЫ» будет заглавием моих записей). Но ведь это будет производная от нашей жизни, от математически совершенной жизни Единого Государства, а если так, то разве это не будет само по
себе, помимо моей воли, поэмой? Будет — верю и знаю.
Он не гонится за большими сельскохозяйственными предприятиями, ибо знает, что сила его не тут, а
в той неприступной крепости, которую он
создал себе благодаря кабаку и торговым оборотам.
Талантливы ли финны — сказать не умею. Кажется, скорее, что нет, потому что у громадного большинства их вы видите
в золотушных глазах только недоумение. Да и о выдающихся людях не слыхать. Если бы что-нибудь было
в запасе, все-таки кто-нибудь да
создал бы
себе известность.
— Сколько я
себя ни помню, — продолжал он, обращаясь больше к Настеньке, — я живу на чужих хлебах, у благодетеля (на последнем слове Калинович сделал ударение), у благодетеля, — повторил он с гримасою, — который разорил моего отца, и когда тот умер с горя, так он, по великодушию своему, призрел меня, сироту, а
в сущности приставил пестуном к своим двум сыновьям, болванам, каких когда-либо свет
создавал.
— Даже великолепное звание полководца не дает ему на то права, — возразил Белавин. — Величие
в Отелло могло являться
в известные минуты, вследствие известных нравственных настроений, и он уж никак не принадлежал к тем господам, которые, один раз навсегда
создав себе великолепную позу, ходят
в ней: с ней обедают, с ней гуляют, с ней, я думаю, и спят.
Наконец страсть выдохлась
в нем, истинная печаль прошла, но ему жаль было расстаться с нею; он насильственно продолжил ее, или, лучше сказать,
создал себе искусственную грусть, играл, красовался ею и утопал
в ней.
Александр был избалован, но не испорчен домашнею жизнью. Природа так хорошо
создала его, что любовь матери и поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны, развили, например,
в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества. Это же самое, может быть, расшевелило
в нем и самолюбие; но ведь самолюбие само по
себе только форма; все будет зависеть от материала, который вольешь
в нее.
Он был враг всяких эффектов — это бы хорошо; но он не любил и искренних проявлений сердца, не верил этой потребности и
в других. Между тем он одним взглядом, одним словом мог бы
создать в ней глубокую страсть к
себе; но он молчит, он не хочет. Это даже не льстит его самолюбию.
Это не знаменитый генерал-полководец, не знаменитый адвокат, доктор или певец, это не удивительный богач-миллионер, нет — это бледный и худой человек с благородным лицом, который, сидя у
себя ночью
в скромном кабинете,
создает каких хочет людей и какие вздумает приключения, и все это остается жить на веки гораздо прочнее, крепче и ярче, чем тысячи настоящих, взаправдашних людей и событий, и живет годами, столетиями, тысячелетиями, к восторгу, радости и поучению бесчисленных человеческих поколений.
Женщина обманет само всевидящее око. Le bon Dieu, [Господь бог (фр.).]
создавая женщину, уж конечно, знал, чему подвергался, но я уверен, что она сама помешала ему и сама заставила
себя создать в таком виде и… с такими атрибутами; иначе кто же захотел наживать
себе такие хлопоты даром?
— Он не столько не удовлетворяется, сколько стремится облечь их
в умственную форму и, так сказать, оправдать их перед мыслию свободною и самодеятельною.
В естественном праве Гегель требует, чтобы вместо отвлеченного способа
созидать государство понимали это государство как нечто рациональное
в самом
себе, и отсюда его выводами были: повиновение властям, уважение к праву положительному и отвращение ко всяким насильственным и быстрым переворотам.
— Имея
в виду эту цель, — формулировал общую мысль Глумов, — я прежде всего полагал бы: статью четвертую"Общих начал"изложить
в несколько измененном виде, приблизительно так:"Внешняя благопристойность выражается
в действиях и телодвижениях обывателя; внутренняя —
созидает себе храм
в сердце его, где, наряду с нею, свивает
себе гнездо и внутренняя неблагопристойность, то есть злая и порочная человеческая воля.
Мудрено ли, что она
создавала себе среду
в юном воображении из обрывков воспоминаний о матери, получаемых от старой няни.
Запершись
в кабинете и засевши за письменный стол, он с утра до вечера изнывал над фантастической работой: строил всевозможные несбыточные предположения, учитывал самого
себя, разговаривал с воображаемыми собеседниками и
создавал целые сцены,
в которых первая случайно взбредшая на ум личность являлась действующим лицом.
И действительно, как только он поселился
в Головлеве, так тотчас же
создал себе такую массу пустяков и мелочей, которую можно было не переставая переворачивать, без всякого опасения когда-нибудь исчерпать ее.
Ах, если б все это забыть! если б можно было хоть
в мечте
создать что-нибудь иное, какой-нибудь волшебный мир, который заслонил бы
собою и прошедшее и настоящее.
И как-то вдруг слышишь, что уже весь лес, за минуту важно задумчивый, налился сотнями птичьих голосов, наполнен хлопотами живых существ, чистейших на земле, — по образу их человек, отец красоты земной,
создал в утешение
себе эльфов, херувимов, серафимов и весь ангельский чин.
«Господу, — говорю, — было угодно меня таким
создать», — да с сими словами и опять заплакал; опять сердце, знаете, сжалось: и сержусь на свои слезы и плачу. Они же, покойница, глядели, глядели на меня и этак молчком меня к
себе одним пальчиком и поманули: я упал им
в ноги, а они положили мою голову
в колени, да и я плачу, и они изволят плакать. Потом встали, да и говорят...
Он мысленно считал недоверчивые усмешки постоялки, учительные замечания, которые она бросала мимоходом, и — сердился. Он сознавал
себя способным одолеть
в ней то чужое, непонятное, что мешало ему подойти к ней,
создавая неощутимую, но всё более заметную преграду. Назойливо пытался разговориться с нею и — не мог, смущаясь, обижаясь, не понимая её речей и стыдясь сознаться
в этом.
Пример Жозефа был слишком силен: он, без средств, старик,
создал себе деятельность, он был покоен
в ней, — а я, par dépit [с досады (фр.).], оставил отечество, шляюсь чужим, ненужным по разным странам и ничего не делаю…
Круциферский далеко не принадлежал к тем сильным и настойчивым людям, которые
создают около
себя то, чего нет; отсутствие всякого человеческого интереса около него действовало на него более отрицательно, нежели положительно, между прочим, потому, что это было
в лучшую эпоху его жизни, то есть тотчас после брака.
Если любовь иссякнет
в душе твоей, ты ничего не сделаешь, ты будешь обманывать
себя; только любовь
созидает прочное и живое, а гордость бесплодна, потому что ей ничего не нужно вне
себя…»