Неточные совпадения
Одну партию составляла молодая редакция «Москвитянина», провозгласившая, что Островский «четырьмя пьесами
создал народный
театр в России», что он —
Перешел Народный
театр к князю Урусову и Танееву. Рыбаков занял в
театре первое место. А. Н. Островский
создал «с него» и для него «Лес». Николай Хрисанфович поставил в свой бенефис «Лес», где изображал самого себя в Несчастливцеве. Аркашку играл знаменитый Н. П. Киреев, чудный актер и талантливый писатель, переводчик Сарду.
— Нет, я не шутил, но я ошибся. Здесь играют, но это не
театр. Это игорный дом, Топпи, и я отдаю деньги Магнусу: пусть он мечет банк. Ты понимаешь? Он банкомет, он
создает всю игру, а я буду ставить… ну, жизнь, что ли!
Другой обломок той же романтической полосы
театра, но в более литературном репертуаре, Лаферрьер, еще поражал своей изумительной моложавостью, явившись для прощальных своих спектаклей в роли дюмасовского"Антони", молодого героя, которую он
создал за тридцать лет перед тем. Напомню, что этот Лаферрьер играл у нас на Михайловском
театре в николаевское время.
На этой героической знаменитости мы, тогдашние"люди
театра", могли изучать все достоинства и дефекты немецкой игры: необыкновенную старательность, выработку дикции, гримировку, уменье носить костюм и даже
создавать тип, характер, и при этом — все-таки неприятную для нас, русских, искусственность, декламаторский тон, неспособность глубоко захватить нас: все это доказательства головного, а не эмоционального темперамента.
Театры так оживились и потому, что Наполеон III декретом 1864 года (стало, всего за полтора года до моего приезда в Париж) уничтожил казенную привилегию и
создал"свободу
театров", то есть сделал то, что император Александр III у нас к 1882 году для обеих наших столиц.
Народ
создал и свой особый диалект, на котором венцы и до сих пор распевают свои песни и пишут пьесы. Тогда же был и расцвет легкой драматической музыки, оперетки, перенесенной из Парижа, но получившей там в исполнении свой особый пошиб. Там же давно, уже с конца XVIII века, создавался и
театр жанрового, местного репертуара, и та форма водевиля, которая начала называться"Posse".
Как он переделывал пьесы, которые ему приносили начинающие или малоизвестные авторы, он рассказывал в печати. Из-за такого сотрудничества у него вышла история с Эмилем Жирарденом — из-за пьесы"Мученье женщины". Жирарден уличил его в слишком широком присвоении себе его добра. Он не пренебрегал — как и его соперник Сарду — ничьим чужим добром, когда видел, что из идеи или сильных положений можно что-нибудь
создать ценное. Но его
театр все-таки состоял из вещей, им самим задуманных и написанных целиком.
"Однодворец"после переделки, вырванной у меня цензурой Третьего отделения, нашел себе сейчас же такое помещение, о каком я и не мечтал! Самая крупная молодая сила Александрийского
театра — Павел Васильев — обратился ко мне. Ему понравилась и вся комедия, и роль гарнизонного офицера, которую он должен был
создать в ней. Старика отца, то есть самого"Однодворца", он предложил Самойлову, роль старухи, жены его, — Линской, с которой я (как и с Самойловым) лично еще не был до того знаком.
Театр по творческой производительности переживал свой героический период. Никогда позднее не действовало одновременно столько крупных писателей, из которых два — Островский и Писемский —
создавали наш новый реальный, бытовой репертуар.
Чего-нибудь в таком роде по игре и репертуару не
создала до сих пор ни одна из европейских столиц, не исключая и Парижа. Только в Италии не переводились народные
театры и репертуар на местных диалектах — венецианском, ломбардском, пьемонтском, неаполитанском. Они не только не падают, а теперь, в начале XX века, добиваются даже всемирной известности, как те сицилийские труппы с их capi-comici (директорами комических
театров), которые доезжают даже до наших столиц.
Театры были по-прежнему в тисках придворной привилегии, и в репертуаре Островский не
создал школы хотя бы наполовину таких же даровитых последователей. Но музыка сильно двинулась вперед с русской"кучкой", а братья Рубинштейн заложили прочный фундамент музыкальной образованности и специальной выучки.
И никакой попытки
создать свою оперу, даже с иностранным репертуаром, но с английскими исполнителями, хотя бы даже свой опереточный
театр, что явилось уже гораздо позднее.
Барыши его уже не тешат."Пунцовый товар"для него"рукомесло", а не жизнь. Живет он только в
театре, влюблен в кулисы, в игру, мечтает со временем
создать такой"храм муз", какого не бывало еще ни у нас, ни на Западе.