Солнышко поднялось выше крыш, народ сновал по улицам, купцы давно отворили лавки, дворяне и чиновники ездили по улицам, барыни ходили по гостиному двору, когда ватага цыган, исправник, кавалерист, красивый молодой человек, Ильин и граф, в синей медвежьей шубе, вышли на крыльцо гостиницы.
Неточные совпадения
Я вдруг
поднялся, спать более не захотел, подошел к окну, отворил — отпиралось у меня в сад, — вижу, восходит
солнышко, тепло, прекрасно, зазвенели птички.
Когда мы выступили в путь,
солнышко только всходило. Светлое и лучезарное, оно
поднялось из-за леса и яркими лучами осветило вершины гор, покрытые снегом.
Известно, что домашние куры очень чувствительны к перемене погоды. Впрочем, они часто и ошибаются. Достаточно иногда небу немного проясниться, чтобы петухи тотчас начали перекликаться. Но на этот раз они не ошиблись. Вскоре туман действительно
поднялся кверху, кое-где проглянуло синее небо, а вслед за тем появилось и
солнышко.
— Видно, в наказание господь дал, — расчеши-ка вот их, окаянные! Смолоду я гривой этой хвасталась, на старости кляну! А ты спи! Еще рано, —
солнышко чуть только с ночи
поднялось…
Я обрадовался этому случаю и изо всей силы затянул «дддд-и-и-и-т-т-т-ы-о-о», и с версту все это звучал, и до того разгорелся, что как стали мы нагонять парный воз, на кого я кричал-то, я и стал в стременах
подниматься и вижу, что человек лежит на сене на возу, и как его, верно, приятно на свежем поветрии
солнышком пригрело, то он, ничего не опасаяся, крепко-прекрепко спит, так сладко вверх спиною раскинулся и даже руки врозь разложил, точно воз обнимает.
Через день после того, с
солнышком вместе,
поднялась обитель Манефина.
Бегать бы да беззаботно резвиться, а если бы крылья — лететь бы, лететь в синее небо,
подняться б выше облака ходячего, выше тучи гремучей, к
солнышку красному, к месяцу ясному, к частым звездочкам рассыпчатым…
Красное
солнышко высоко над лесом
поднялось, когда разошлась подгулявшая беседа, и в домике Марьи Гавриловны послышался богатырский храп Патапа Максимыча, Ивана Григорьича и удельного головы. Трубным гласом разносился он из растворенных окон по обители.
Стало
солнышко закатываться. Стали снеговые горы из белых — алые; в черных горах потемнело; из лощин пар
поднялся, и самая та долина, где крепость наша должна быть, как в огне загорелась от заката. Стал Жилин вглядываться, — маячит что-то в долине, точно дым из труб. И так и думается ему, что это самое — крепость русская.
Старший штурман, серьезный, озабоченный и недовольный, каким он бывал всегда, когда «Коршун» плыл вблизи берегов, или когда была такая погода, что нельзя было поймать
солнышка и определиться астрономически, и приходилось плыть по счислению, частенько посматривал на карту, лежавшую в штурманской рубке, и затем
поднимался на мостик и подходил к компасу взглянуть, по румбу ли правят, и взглядывал сердито на окружавшую мглу, точно стараясь пронизать ее мысленным взором и убедиться, что течение не отнесло корвет к берегу или к какому-нибудь острову на пути.
— Лошадку-то я поставил к тебе на конюшню, Степапушка. Переночую у тебя, а только что
поднимется солнышко, поеду в монастырь.
— Значит, сироту красть? Погони не чаешь… Дело!.. Можем и в том постараться… Останетесь много довольны… Кони — угар. Стрижена девка косы не поспеет заплесть, как мы с тобой на край света угоним… Закладывать, что ли, а может, перекусить чего не в угоду ли? Молочка похлебать с ситненьким не в охотку ли?.. Яичницу глазунью не велеть ли бабам состряпать?
Солнышко вон уж куда
поднялось — мы-то давно уж позавтракали.
«На вахтпарад, братцы, на вахтпарад, — кричит он нам, — смотрите, уж птички Божьи
поднялись, а нам грешно не встретить
солнышко в чистом поле!» Потом разделит полк и полковую артиллерию на две части и давай сражаться!
В сопровождении вошедшего камердинера оба друга отправились в спальню, разделись и легли, но еще долго не засыпали, беседуя о всевозможных вещах. Впрочем, их разговор не касался теперь ни Лугового, ни Зиновьева, граф Свиридов рассказывал своему другу о петербургских новостях. Они заснули наконец, когда
солнышко уже
поднялось над горизонтом.
Утром рано полусонные, всею компаниею послезали мы с сеновала и как только уселись в тарантас, так начали опять дремать или, как выражался Гвоздиков, «начали удить». Ямщик позевывал и пожимался в своей свитенке; у него тоже «клевала». Бубенчики мелодически погромыхивали и еще более усиливали снотворное влияние ранней зари. Отъехали верст восемь,
солнышко уж
поднялось над лесом, час был осьмой, в начале. Купец проснулся, зевнул и, перекрестив рот, сказал со вздохом...