Неточные совпадения
А Мишенька и ухом не ведёт:
Со светом Мишка распрощался,
В берлогу тёплую забрался
И
лапу с мёдом там сосёт,
Да у моря погоды ждёт.
Белые двери привели
в небольшую комнату с окнами на улицу и
в сад. Здесь жила женщина.
В углу,
в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми
лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта
со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Иные, сытые и гладкие, подобранные по мастям, покрытые разноцветными попонами, коротко привязанные к высоким кряквам, боязливо косились назад на слишком знакомые им кнуты своих владельцев-барышников; помещичьи кони, высланные степными дворянами за сто, за двести верст, под надзором какого-нибудь дряхлого кучера и двух или трех крепкоголовых конюхов, махали своими длинными шеями, топали ногами, грызли
со скуки надолбы; саврасые вятки плотно прижимались друг к дружке;
в величавой неподвижности, словно львы, стояли широкозадые рысаки с волнистыми хвостами и косматыми
лапами, серые
в яблоках, вороные, гнедые.
И, обиженный неблагодарностью своего друга, он нюхал с гневом табак и бросал Макбету
в нос, что оставалось на пальцах, после чего тот чихал, ужасно неловко
лапой снимал с глаз табак, попавший
в нос, и, с полным негодованием оставляя залавок, царапал дверь; Бакай ему отворял ее
со словами «мерзавец!» и давал ему ногой толчок. Тут обыкновенно возвращались мальчики, и он принимался ковырять масло.
Рыхлинский был дальний родственник моей матери, бывал у нас, играл с отцом
в шахматы и всегда очень ласково обходился
со мною. Но тут он молчаливо взял линейку, велел мне протянуть руку ладонью кверху, и… через секунду на моей ладони остался красный след от удара…
В детстве я был нервен и слезлив, но от физической боли плакал редко; не заплакал и этот раз и даже не без гордости подумал: вот уже меня, как настоящих пансионеров, ударили и «
в лапу»…
Когда заяц поровнялся
со мною, крылатый разбойник метнулся вперед и, вытянув насколько возможно одну
лапу, ловко схватил ею свою жертву, но не был
в состоянии поднять ее на воздух.
Я ее сейчас из силка вынул, воткнул ее мордою и передними
лапами в голенище,
в сапог, чтобы она не царапалась, а задние лапки вместе с хвостом забрал
в левую руку,
в рукавицу, а
в правую кнут
со стены снял, да и пошел ее на своей кровати учить.
Откуда-то прошла большая лохматая собака с недоглоданною костью и, улегшись, взяла ее между передними
лапами. Слышно было, как зубы стукнули о кость и как треснул оторванный лоскут мяса, но вдруг собака потянула чутьем, глянула на черный сундук, быстро вскочила, взвизгнула, зарычала тихонько и
со всех ног бросилась
в темное поле, оставив свою недоглоданную кость на платформе.
Он увел ее
в маленькую дверь за шкафом книг, взяв лампу
со стола. Я долго сидел один, ни о чем не думая, слушая его тихий, сиповатый голос. Мохнатые
лапы шаркали по стеклам окна.
В луже растаявшего снега робко отражалось пламя свечи. Комната была тесно заставлена вещами, теплый странный запах наполнял ее, усыпляя мысль.
Только теперь, когда у меня от необыкновенно быстрой езды захватило дыхание, я заметил, что он сильно пьян; должно быть, на станции выпил. На дне оврага затрещал лед, кусок крепкого унавоженного снега, сбитый с дороги, больно ударил меня по лицу. Разбежавшиеся лошади с разгону понесли на гору так же быстро, как с горы, и не успел я крикнуть Никанору, как моя тройка уже летела по ровному месту,
в старом еловом лесу, и высокие ели
со всех сторон протягивали ко мне свои белые мохнатые
лапы.
Ручной ворон с выкрашенными
в красную краску носом и
лапами — это Николай выдумал — бочком прыгает по спинке дивана и, вытягивая шею, старается стащить
со стены блестящую бронзовую рамочку.
В этой рамочке миниатюрный акварельный портрет молодого мужчины с приглаженными височками, одетого
в темно-зеленый мундир с эполетами, высочайшим красным воротником и крестиком
в петлице. Это сам папа двадцать пять лет тому назад.
Если мы не исключим Шишкина, его все-таки заберет
в свои
лапы жандармерия и, стало быть, все-таки, volens-nolens [Волей-неволей (лат.).], он будет исключен, а мы, между тем, можем подвергнуться
со стороны министерства серьезному замечанию
в потворстве… заподозрят благонамеренность нашего направления — и что ж из того выйдет?
Глупец, я взялся за роль страшного и непобедимого силача с пустыми пятью-шестью тысячами рублей, которые она мне сунула, как будто я не мог и не должен был предвидеть, что этим широким разгоном моей бравурной репутации на малые средства она берет меня
в свои
лапы; что, издержав эти деньги, — как это и случилось теперь, — я должен шлепнуться
со всей высоты моего аршинного величия?
При его появлении музыканты начинали свою игру: зурны и накры дули вперемежку, и звуки эти смешивались
со звоном колокольчиков на
лапах выпущенных на площадку мишуков и ревом последних
в предвкушении кровавой добычи.
Семен Иванович, зная, что Григорий Лукьянович недолюбливает его с момента его случайного повышения самим царем, что он не раз обносил его перед самим Иоанном
в том, что де Карась колдовством взял, а не удалью, медведям глаза отводил и живой из
лап их выскользнул единственно чарами дьявола, а не искусством и беззаветной храбростью, но, по счастью для Карасева, Малюта
со своим поклепом не попал к царю
в благоприятную минуту.
Немцы
со своей стороны не принимали меры к ограждению себя от набегов русских и платили им за ненависть ненавистью, не разрешая вопроса о том, что самовольно сидели на земле ненавистных им хозяев. Они и
в описываемую нами отдаленную эпоху мнили себя хозяевами везде, куда вползли правдою или неправдою и зацепились своими крючковатыми
лапами.
Немцы
со своей стороны принимали меры к ограждению себя от набегов русских и платили им за ненависть ненавистью, не разрешая вопроса о том, что самовольно сидели на земле ненавистных им хозяев. Они и
в описываемую нами отдаленную эпоху мнили себя хозяевами везде, куда вползли правдою или неправдою и зацепились своими крючковатыми
лапами.
Я не верил ни своим глазам, ни своему слуху: удивительный дух этот был, конечно, он — мой дикарь! Теперь
в этом нельзя было более ошибаться: вот под ногами его те же самые лыжи, на которых он убежал, за плечами другие; передо мною воткнут
в снег его орстель, а на руках у него целая медвежья ляжка, совсем и с шерстью и
со всей когтистой
лапой. Но во что он убран, во что он преобразился?