Неточные совпадения
И вдруг, вспомнив о раздавленном
человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом
спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки
к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она смотрела на низ вагонов, на винты и цепи и на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.
Я отвечал, что много есть
людей, говорящих то же самое; что есть, вероятно, и такие, которые говорят правду; что, впрочем, разочарование, как все моды, начав с высших слоев общества,
спустилось к низшим, которые его донашивают, и что нынче те, которые больше всех и в самом деле скучают, стараются скрыть это несчастие, как порок. Штабс-капитан не понял этих тонкостей, покачал головою и улыбнулся лукаво...
Казалось также, что, намагничивая Диомидова своим молчаливым и напряженным вниманием,
люди притягивают его
к себе, а он скользит,
спускается к ним.
— Дело! — иронически заметил Райский, — чуть было с Олимпа
спустились одной ногой
к людям — и досталось.
Сам адмирал, капитан (теперь адмирал) Посьет, капитан Лосев, лейтенант Пещуров и другие, да
человек осьмнадцать матросов, составляли эту экспедицию, решившуюся в первый раз, со времени присоединения Амура
к нашим владениям, подняться вверх по этой реке на маленьком пароходе, на котором в первый же раз
спустился по ней генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев.
Вернувшись из клуба домой, Привалов не спал целую ночь, переживая страшные муки обманутого
человека… Неужели его Зося, на которую он молился, сделается его позором?.. Он, несмотря на все семейные дрязги, всегда относился
к ней с полной доверенностью. И теперь, чтобы
спуститься до ревности, ему нужно было пережить страшное душевное потрясение. Раньше он мог смело смотреть в глаза всем: его семейная жизнь касалась только его одного, а теперь…
Я рассчитывал часть
людей и мулов направить по тропе вдоль берега моря, а сам с Чжан Бао, Дерсу и тремя стрелками пойти по реке Адимил
к ее истокам, затем подняться по реке Билимбе до Сихотэ-Алиня и обратно
спуститься по ней же
к морю.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та
к прошли мы с час. Вдруг Дерсу остановился и сказал, что пахнет дымом. Действительно, минут через 10 мы
спустились к реке и тут увидели балаган и около него костер. Когда мы были от балагана в 100 шагах, из него выскочил
человек с ружьем в руках. Это был удэгеец Янсели с реки Нахтоху. Он только что пришел с охоты и готовил себе обед. Котомка его лежала на земле, и
к ней были прислонены палка, ружье и топор.
Пробираться сквозь заросли горелого леса всегда трудно. Оголенные от коры стволы деревьев с заостренными сучками в беспорядке лежат на земле. В густой траве их не видно, и потому часто спотыкаешься и падаешь. Обыкновенно после однодневного пути по такому горелому колоднику ноги у лошадей изранены, у
людей одежда изорвана, а лица и руки исцарапаны в кровь. Зная по опыту, что гарь выгоднее обойти стороной, хотя бы и с затратой времени, мы
спустились к ручью и пошли по гальке.
Спустившись с дерева, я присоединился
к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и
люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади
спускались, присев на задние ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Большая площадь в центре столицы, близ реки Яузы, окруженная облупленными каменными домами, лежит в низине, в которую
спускаются, как ручьи в болото, несколько переулков. Она всегда курится. Особенно
к вечеру. А чуть-чуть туманно или после дождя поглядишь сверху, с высоты переулка — жуть берет свежего
человека: облако село!
Спускаешься по переулку в шевелящуюся гнилую яму.
— Ну вот, врал! Зачем ему врать?
Человек солидный, непьющий… домишко у него в Севастополе. Да потом здесь и
спуститься к морю негде. Подожди, дойдем ужотко до Мисхора, там и пополощем телеса свои грешные. Перед обедом оно лестно, искупаться-то… а потом, значит, поспать трошки… и отличное дело…
На их игру глядел, сидя на подоконнике, штабс-капитан Лещенко, унылый
человек сорока пяти лет, способный одним своим видом навести тоску; все у него в лице и фигуре висело вниз с видом самой безнадежной меланхолии: висел вниз, точно стручок перца, длинный, мясистый, красный и дряблый нос; свисали до подбородка двумя тонкими бурыми нитками усы; брови
спускались от переносья вниз
к вискам, придавая его глазам вечно плаксивое выражение; даже старенький сюртук болтался на его покатых плечах и впалой груди, как на вешалке.
— Ах ты, мошенница, куда забралась! — Рафальский повернул голову и издал губами звук вроде поцелуя, но необыкновенно тонкий, похожий на мышиный писк. Маленький белый красноглазый зверек
спустился к нему до самого лица и, вздрагивая всем тельцем, стал суетливо тыкаться мордочкой в бороду и в рот
человеку.
И до того обрадовались, что прослезились и бросились"ручку"ловить. Как будто у этих
людей накануне доеден был последний каравай хлеба, и, не
спустись я
к ним, словно с облаков, назавтра же им угрожала неминучая смерть.
Это был
человек лет тридцати пяти, худой, бледный, с большими задумчивыми глазами и длинными волосами, которые прямыми прядями
спускались к шее.
Для покорения христианству диких народов, которые нас не трогают и на угнетение которых мы ничем не вызваны, мы, вместо того чтобы прежде всего оставить их в покое, а в случае необходимости или желания сближения с ними воздействовать на них только христианским
к ним отношением, христианским учением, доказанным истинными христианскими делами терпения, смирения, воздержания, чистоты, братства, любви, мы, вместо этого, начинаем с того, что, устраивая среди них новые рынки для нашей торговли, имеющие целью одну нашу выгоду, захватываем их землю, т. е. грабим их, продаем им вино, табак, опиум, т. е. развращаем их и устанавливаем среди них наши порядки, обучаем их насилию и всем приемам его, т. е. следованию одному животному закону борьбы, ниже которого не может
спуститься человек, делаем всё то, что нужно для того, чтобы скрыть от них всё, что есть в нас христианского.
Молодые
люди спустились к Москве-реке и пошли вдоль ее берега. От воды веяло свежестью, и тихий плеск небольших волн ласкал слух.
— Приветствую вас у себя, дорогие гости, — грассировал «барин», обращаясь
к К. С. Станиславскому и обводя глазами других. — Вы с высоты своего театрального Олимпа
спустились в нашу театральную преисподнюю. И вы это сделали совершенно правильно, потому что мы тоже, как и вы,
люди театра. И вы и мы служим одному великому искусству — вы как боги, мы как подземные силы… Ол pайт!
— В таком случае, — заявил спутник высокого
человека, — не
спуститься ли в кубрик? Эй, юнга, посади нас
к себе, и мы поговорим, здесь очень сыро.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти
человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три
человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто
спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная
к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Бассейн был у царя во дворце, восьмиугольный, прохладный бассейн из белого мрамора. Темно-зеленые малахитовые ступени
спускались к его дну. Облицовка из египетской яшмы, снежно-белой с розовыми, чуть заметными прожилками, служила ему рамою. Лучшее черное дерево пошло на отделку стен. Четыре львиные головы из розового сардоникса извергали тонкими струями воду в бассейн. Восемь серебряных отполированных зеркал отличной сидонской работы, в рост
человека, были вделаны в стены между легкими белыми колоннами.
Я не успел еще отлежаться и прийти в себя, когда увидал, что в овраг,
к нашей бане,
спускается человек десять «богачей», впереди их — староста, а сзади его двое сотских ведут под руки Ромася. Он — без шапки, рукав мокрой рубахи оторван, в зубах стиснута трубка, лицо его сурово нахмурено и страшно. Солдат Костин, размахивая палкой, неистово орет...
Тогда толпа обращается и
к прежним своим передовым
людям, прося их
спуститься и помочь общей работе.
Сколь трудно знать человеческое сердце, предвидеть все возможные действия страстей, обратить
к добру их бурное стремление или остановить твердыми оплотами, согласить частную пользу с общею; наконец — после высочайших умозрений, в которых дух человеческий, как древле Моисей на горе Синайской, с невидимым Божеством сообщается, —
спуститься в обыкновенную сферу
людей и тончайшую Метафизику преобразить в устав гражданский, понятный для всякого!
Они подошли
к ветхому деревянному крылечку с узкой деревянной лестницей наверх. Пропустив Савелья вперед, старик оглядел еще раз весь двор и с кряхтеньем начал подниматься за ним. Горькая была эта лесенка, и нуждавшиеся
люди хорошо ее знали: редко
спускались по ней с деньгами в руках. Сам Тарас Ермилыч хаживал по ней не один раз, — гордый был
человек, но умел покориться. В низенькой темной передней Савелий остановился, пропустив хозяина вперед.
Ольга пошла в церковь и взяла с собою Марью. Когда они
спускались по тропинке
к лугу, обеим было весело. Ольге нравилось раздолье, а Марья чувствовала в невестке близкого, родного
человека. Восходило солнце. Низко над лугом носился сонный ястреб, река была пасмурна, бродил туман кое-где, но по ту сторону на горе уже протянулась полоса света, церковь сияла, и в господском саду неистово кричали грачи.
— Барин, а барин! — тихо звал Семенова бродяга, и этот тихий возглас разбудил молодого
человека. По-видимому, его услышал также старый Хомяк. Он раскрыл глаза и, тяжело кряхтя,
спустился с лавки. Остальные арестанты крепко спали; спали даже приставленные
к Федору караульные, прислонившись спинами
к колонке и низко свесив головы.
Но вот она встала и быстро пошла
к выходу; он — за ней, и оба шли бестолково, по коридорам, по лестницам, то поднимаясь, то
спускаясь, и мелькали у них перед глазами какие-то
люди в судейских, учительских и удельных мундирах, и всё со значками; мелькали дамы, шубы на вешалках, дул сквозной ветер, обдавая запахом табачных окурков.
Собаки лаяли, выли, визжали,
люди кричали, и шум этот
спускался с горы и подходил все ближе и ближе
к нашей слободе.
Чем глубже
спускается человек в самого себя и чем ничтожнее он представляется себе, тем выше он поднимается
к богу.
Володя поблагодарил и, осторожно ступая между работающими
людьми, с некоторым волнением
спускался по широкому, обитому клеенкой трапу [Трап — лестница.], занятый мыслями о том, каков капитан — сердитый или добрый. В это лето, во время плавания на корабле «Ростислав», он служил со «свирепым» капитаном и часто видел те ужасные сцены телесных наказаний, которые произвели неизгладимое впечатление на возмущенную молодую душу и были едва ли не главной причиной явившегося нерасположения
к морской службе.
Это отмечено точно и верно. Свершилось «чудо»,
спустился на
человека Дионис, — и одним мигом достигнуто все:
человек стал сверхчеловеком, больше — стал богом. Как Кириллов Достоевского, он скажет: «В эти пять секунд я проживаю жизнь, и за них отдам всю мою жизнь, потому что стоит. Я думаю,
человек должен перестать родить.
К чему дети,
к чему развитие, коли цель достигнута?»
И, не дожидаясь моего ответа, Бэлла, ловкая и быстрая, как кошка, стала
спускаться по крутой лестнице. Через минуту мы уже прильнули
к окну кунацкой… Там было много народу, все седые большею частью, важные лезгины. Был тут и старый бек — наиб аула, встретивший нас по приезде. Между всеми этими старыми, убеленными мудрыми сединами
людьми, ярко выделялся стройный и тоненький, совсем юный, почти ребенок, джигит.
Не спеша, они сошли
к мосту,
спустились в овраг и побежали по бело-каменистому руслу вверх. Овраг мелел и круто сворачивал в сторону. Они выбрались из него и по отлогому скату быстро пошли вверх,
к горам, среди кустов цветущего шиповника и корявых диких слив. Из-за куста они оглянулись и замерли: на шоссе, возле трупов, была уже целая куча всадников, они размахивали руками, указывали в их сторону. Вдоль оврага скакало несколько
человек.
Я два раза прошел туда и назад мимо англичанина, с невыразимым наслаждением оба раза, не сторонясь ему, толкнув его локтем, и,
спустившись с подъезда, побежал в темноте по направлению
к городу, куда скрылся маленький
человек.
— Мудрые
люди, фортуна
спускается к смертным не часто, а
к Памфалону она еще во всю жизнь не сходила. Дайте ей место, а сами идите спокойно ко сну.
Разумеется, все эти старания скромного губернатора не вполне достигали того, чего он желал: киевляне узнавали Фундуклея и, по любви
к этому тихому
человеку, давали ему честь и место. Образованные
люди, заметив его большую фигуру, закрытую зонтиком, говорили: «Вот идет прекрасная испанка», а простолюдины поверяли по нем время, сказывая: «Седьмой час—вон уже дьяк с горы
спускается».
— Фю… фю… фю… — засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения
человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и
спустился на руки
к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали
к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том,
к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не
спускались те самые
люди, которых, не спрашивая их
к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.