Неточные совпадения
— Все об воскресении Лазаря, — отрывисто и сурово прошептала она и
стала неподвижно, отвернувшись в сторону, не смея и как бы стыдясь поднять на него глаза. Лихорадочная дрожь ее еще продолжалась. Огарок уже давно погасал в
кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги. Прошло минут пять или более.
У Варавки болели ноги, он
стал ходить опираясь на палку.
Кривыми ногами шагал по песку Иван Дронов, нелюдимо посматривая на взрослых и детей, переругиваясь с горничными и кухарками. Варавка возложил на него трудную обязанность выслушивать бесконечные капризы и требования дачников. Дронов выслушивал и каждый вечер являлся к Варавке с докладом. Выслушав угрюмое перечисление жалоб и претензий, дачевладелец спрашивал, мясисто усмехаясь в бороду...
— Свежо на дворе, плечи зябнут! — сказала она, пожимая плечами. — Какая драма! нездорова, невесела, осень на дворе, а осенью человек, как все звери, будто уходит в себя. Вон и птицы уже улетают — посмотрите, как журавли летят! — говорила она, указывая высоко над Волгой на
кривую линию черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло, — и на душе
становится уныло… Не правда ли?
После этого мы дружно взялись за топоры. Подрубленная ель покачнулась. Еще маленькое усилие — и она
стала падать в воду. В это время Чжан Бао и Чан Лин схватили концы ремней и закрутили их за пень. Течение тотчас же начало отклонять ель к порогу, она
стала описывать
кривую от середины реки к берегу, и в тот момент, когда вершина проходила мимо Дерсу, он ухватился за хвою руками. Затем я подал ему палку, и мы без труда вытащили его на берег.
Снова я торчу в окне. Темнеет; пыль на улице вспухла,
стала глубже, чернее; в окнах домов масляно растекаются желтые пятна огней; в доме напротив музыка, множество струн поют грустно и хорошо. И в кабаке тоже поют; когда отворится дверь, на улицу вытекает усталый, надломленный голос; я знаю, что это голос
кривого нищего Никитушки, бородатого старика с красным углем на месте правого глаза, а левый плотно закрыт. Хлопнет дверь и отрубит его песню, как топором.
— Врешь,
кривой! Не видал, так,
стало быть, зачем врать? Их благородие умный господин и понимают, ежели кто врет, а кто по совести, как перед Богом… А ежели я вру, так пущай мировой рассудит. У него в законе сказано… Нынче все равны… У меня у самого брат в жандармах… ежели хотите знать…
Притом приклад
кривой ложи будет приходиться прямо ложбиной, то есть углублением средины, в плечную кость, ляжет плотно и не
станет двигаться с места или вертеться.
Я вдруг обратился к матери с вопросом: «Неужели бабушка Прасковья Ивановна такая недобрая?» Мать удивилась и сказала: «Если б я знала, что ты не спишь, то не
стала бы всего при тебе говорить, ты тут ничего не понял и подумал, что Александра Ивановна жалуется на тетушку и что тетушка недобрая; а это все пустяки, одни недогадки и
кривое толкованье.
Один раз, сидя на окошке (с этой минуты я все уже твердо помню), услышал я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже его услышала, и когда я
стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что, «верно, кому-нибудь больно» — мать послала девушку, и та через несколько минут принесла в своих пригоршнях крошечного, еще слепого, щеночка, который, весь дрожа и не твердо опираясь на свои
кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька.
— Воров ловить, видно, невыгодно
стало! — зло и громко говорил высокий и
кривой рабочий. — Начали честных людей таскать…
Несмотря на свои четыре года, она ходила еще плохо, неуверенно ступая
кривыми ножками и шатаясь, как былинка: руки ее были тонки и прозрачны; головка покачивалась на тонкой шее, как головка полевого колокольчика; глаза смотрели порой так не по-детски грустно, и улыбка так напоминала мне мою мать в последние дни, когда она, бывало, сидела против открытого окна и ветер шевелил ее белокурые волосы, что мне
становилось самому грустно, и слезы подступали к глазам.
Калинович между тем при виде целой стаи красивых и прелестных женщин замер в душе, взглянув на
кривой стан жены, но совладел, конечно, с собой и начал кланяться знакомым. Испанский гранд пожал у него руку, сенаторша Рыдвинова, смотревшая, прищурившись, в лорнет, еще издали кивала ему головой. Белокурый поручик Шамовский, очень искательный молодой человек, подошел к нему и, раскланявшись, очень желал с ним заговорить.
Когда Нехлюдов сел опять на лавку, и в избе водворилось молчание, прерываемое только хныканьем бабы, снова удалившейся под полати и утиравшей там слезы рукавом рубахи, молодой помещик понял, чтò значила для Чуриса и его жены разваливающаяся избёнка, обвалившийся колодезь с грязной лужей, гниющие хлевушкѝ, сарайчики и треснувшие вётлы, видневшиеся перед
кривым оконцем — и ему
стало что-то тяжело, грустно, и чего-то совестно.
— Это хорошо! — сказал один бритый, другой согласно наклонил голову; колченогий, плотно поджав губы,
стал рассматривать камень, щупая его
кривыми пальцами.
Старику
стало тяжело среди этих людей, они слишком внимательно смотрели за кусками хлеба, которые он совал
кривою, темной лапой в свой беззубый рот; вскоре он понял, что лишний среди них; потемнела у него душа, сердце сжалось печалью, еще глубже легли морщины на коже, высушенной солнцем, и заныли кости незнакомою болью; целые дни, с утра до вечера, он сидел на камнях у двери хижины, старыми глазами глядя на светлое море, где растаяла его жизнь, на это синее, в блеске солнца, море, прекрасное, как сон.
Чайки нагнали пароход, одна из них, сильно взмахивая
кривыми крыльями, повисла над бортом, и молодая дама
стала бросать ей бисквиты. Птицы, ловя куски, падали за борт и снова, жадно вскрикивая, поднимались в голубую пустоту над морем. Итальянцам принесли кофе, они тоже начали кормить птиц, бросая бисквиты вверх, — дама строго сдвинула брови и сказала...
— Ну-с, сестрица,
стало быть, вся земля от Матрешкинова оврага до
Кривой Ели — моя? — начинает Дарья Ивановна.
Первое впечатление у всех было такое, как будто они никогда не выберутся отсюда. Со всех сторон, куда ни посмотришь, громоздились и надвигались горы, и быстро, быстро со стороны духана и темного кипариса набегала вечерняя тень, и от этого узкая
кривая долина Черной речки
становилась уже, а горы выше. Слышно было, как ворчала река и без умолку кричали цикады.
Низкий человек, на обезьяньих
кривых ногах, в разорванном пиджаке, в разорванной манишке, сбившейся на сторону, опередил других, дорвался до Персикова и страшным ударом палки раскроил ему голову. Персиков качнулся,
стал падать на бок, и последним его словом было слово...
Охотник взял бумажки, повернулся на
кривых ногах, звякнув железом капканов, и, не надев фуражку, полез в чащу, а Яков почувствовал, что человек этот
стал ещё более тяжко неприятен ему.
Ночь
становилась всё холодней; рука, державшая револьвер, ныла от холода; до полицейского управления — далеко, там, конечно, все спят. Яков сердито сопел, не зная, как решить, сожалея, что сразу не застрелил этого коренастого парня, с такими
кривыми ногами, как будто он всю жизнь сидел верхом на бочке. И вдруг он услыхал слова, поразившие его своей неожиданностью...
Тогда городничий мигнул, и Иван Иванович, — не тот Иван Иванович, а другой, что с
кривым глазом, —
стал за спиною Ивана Никифоровича, а городничий зашел за спину Ивана Ивановича, и оба начали подталкивать их сзади, чтобы спихнуть их вместе и не выпускать до тех пор, пока не подадут рук.
Сквозь вой и грохот и колокола прорвался сигнал автомобиля, и тотчас Кальсонер возвратился через главный вход, — Кальсонер бритый, мстительный и грозный. В зловещем синеватом сиянии он плавно
стал подниматься по лестнице. Волосы зашевелились на Короткове, и, взвившись, он через боковые двери по
кривой лестнице за органом выбежал на усеянный щебнем двор, а затем на улицу. Как на угонке полетел он по улице, слушая, как вслед ему глухо рокотало здание «Альпийской розы...
И подал нож мне. Нож
кривой и острый, по
стали золотом узор положен, рукоять серебряная, и красный камень врезан в неё.
Погас пожар,
стало тихо и темно, но во тьме ещё сверкают языки огня, — точно ребёнок, устав плакать, тихо всхлипывает. Ночь была облачная, блестела река, как нож
кривой, среди поля потерянный, и хотелось мне поднять тот нож, размахнуться им, чтобы свистнуло над землёй.
— Верно! — тверже сказал Вавило. — Я — лучше тебя! Мне сегодня всех жалко, всякий житель
стал теперь для меня — свой человек! Вот ты говоришь — мещаны, а мне их — жаль! И даже немцев жаль! Что ж немец? И немец не каждый день смеется. Эх,
кривой, одноглазая ты душа! Ты что про людей думаешь, а? Ну, скажи!
Сейчас он видел, что все друзья, увлеченные беседою с
кривым, забыли о нем, — никто не замечает его, не заговаривает с ним. Не однажды он хотел пустить в кучу людей стулом, но обида,
становясь всё тяжелее, давила сердце, обессиливала руки, и, постояв несколько минут, — они шли медленно, — Бурмистров, не поднимая головы, тихонько ушел из трактира.
— Ничего, авось ты скорей меня подохнешь! — ответил Вавило, и всем
стало понятно, что если
кривой не послушается — красавец изобьет его.
Только один Тиунов вдруг весь подобрался, вытянулся, и даже походка у него
стала как будто стремительнее. Он возвращался из города поздно, приносил с собою газеты, и почти каждый вечер в трактире Синемухи раздавался негромкий, убеждающий голос
кривого...
Когда бойкая огородница Фимка Пушкарева, больно побитая каким-то случайным другом сердца, прибежала к Тиунову прятаться и, рыдая,
стала проклинать горькую бабью долю, —
кривой сказал ей ласково и внушительно...
—
Кривое,
стало быть, как я? — сказал Тиунов, посмеиваясь. — Это ничего, ловко! Только — звезды забыты тобой.
— Словно беременная баба, в самом деле! — презрительно и строго говорит Пистолет, и лицо у него
становится еще более
кривым. — Только тебе и дела — зверем выть! Дай послушать серьезный человечий голос!
Вавило Бурмистров
стал задумываться: он долго исподволь прислушивался к речам
кривого и однажды, положив на плечо ему ладонь, в упор сказал...
И она видит это и краснеет пятнами и
становится жалкой, такой жалкой, что совестно и что никогда забыть нельзя этой ее
кривой, доброй, покорной улыбки.
Наконец добрался Иуда до вершины и до
кривого дерева, и тут
стал мучить его ветер. Но когда Иуда выбранил его, то начал петь мягко и тихо, — улетал куда-то ветер и прощался.
Девочка заплакала. Родион совсем смутился, лицо у него сильно вспотело. Он вынул из кармана огурец, маленький,
кривой, как полумесяц, весь в ржаных крошках, и
стал совать его девочке в руки.
Так же нехорошо и темно было в занесенной хате Меркулова, и все в ней было
кривое, черное, грязное той безнадежной грязью, которая въелась в дерево и вещи и
стала частью их.
— Слова? Что ж, лучше было бы,
кривая твоя душа, если бы я
стал врать, оправдываться? Воруем, слышишь ли ты? Да если правду-то говорить, то и ты теперь воруешь.
— Не приемлем! — в заднем конце стола громко заговорили
кривая Измарагда, игуменья обители Глафириных, и дородная мать Евтропия из обители Игнатьевых. К ним еще несколько стариц пристало. Иные
стали даже отплевываться.
По окончании богослужения великий князь снова сел на трон, а слуги
стали накрывать столы: один для великого князя и князей Верейских, другой, названный окольничьим, для избранных и ближних бояр, и третий,
кривой, для прочих бояр, окольничьих и думных дворян.
Вопрос о том, будет ли соблюдать Таня осторожность и как вырастет у нее ноготь, изредка
стал подниматься между детьми. Время шло. Случай с Таней произошел в конце июля, а через месяц она сняла повязку с пальчика, и ноготь оказался несколько
кривым. Кривизна была ничтожная, но при внимательном взгляде все же заметна.
Они сажали его на почетное место, угощали, чем только могли, и пищею телесною, и ласками. Скоро все семейство очень полюбило старичка. И сам двухлетний сын Якубка, сначала дичившийся его, вероятно, потому, что он был
кривой, через несколько времени подошел к нему и
стал просить у него посоха на лошадку.
Груня видела все.
Стало ей жаль барышни, и она решилась было не исполнить приказ Липмана; но мысль о заводах, куда сошлют ее и где отдадут за какого-нибудь горбатого,
кривого кузнеца, придала ей жестокой твердости. Она сотворила крестное знамение, как бы умывая себе руки в невольном преступлении, прочла молитву, подошла на цыпочках к постели барышни, не смея перевесть дыхание от страха, что делает худое дело, и от страха, что Мариорица того и гляди может проснуться.
Он
стал резать пространство
кривыми линиями, ломаными и причудливыми, неожиданными и прекрасными, как полет ночной птицы, опьяненной лунным сиянием: вверх и вниз, назад и вперед, круто вбок — до ужаса влево и вниз.
В маленькую переднюю выбежала собачка-коротконожка, на
кривых лапах, и
стала ласкаться к Стягину. За ней показался мальчик лет трех, с большою головой, в опрятной блузе, и улыбнулся гостю большими, круглыми глазами.