Неточные совпадения
На другой день поехали наперерез и, по счастью, встретили по дороге
пастуха.
Стали его спрашивать, кто он таков и зачем по пустым местам шатается, и нет ли в том шатании умысла.
Пастух сначала оробел, но потом во всем повинился. Тогда его обыскали и нашли хлеба ломоть небольшой да лоскуток от онуч.
Коль подлинно не плох
пастух,
Так он плохих собак держать не
станет.
У Саввы,
Пастуха (он барских пас овец),
Вдруг убывать овечки
стали.
Пастух под тенью спал, надеяся на псов,
Приметя то, змея из-под кустов
Ползёт к нему, вон высунувши жало;
И
Пастуха на свете бы не
стало:
Но сжаляся над ним, Комар, что было сил,
Сонливца укусил.
Проснувшися,
Пастух змею убил;
Но прежде Комара спросонья так хватил,
Что бедного его как не бывало.
Не спив того, не съев другова,
Скопил деньжонок он, завёлся стадом снова,
И
стал опять своих овечек
пастухом.
Паровоз сердито дернул, лязгнули сцепления, стукнулись буфера, старик пошатнулся, и огорченный рассказ его
стал невнятен. Впервые царь не вызвал у Самгина никаких мыслей, не пошевелил в нем ничего, мелькнул, исчез, и остались только поля, небогато покрытые хлебами, маленькие солдатики, скучно воткнутые вдоль пути. Пестрые мужики и бабы смотрели вдаль из-под ладоней, картинно стоял
пастух в красной рубахе, вперегонки с поездом бежали дети.
Как больно здесь, как сердцу тяжко
стало!
Тяжелою обидой, словно камнем,
На сердце пал цветок, измятый Лелем
И брошенный. И я как будто тоже
Покинута и брошена, завяла
От слов его насмешливых. К другим
Бежит
пастух; они ему милее;
Звучнее смех у них, теплее речи,
Податливей они на поцелуй;
Кладут ему на плечи руки, прямо
В глаза глядят и смело, при народе,
В объятиях у Леля замирают.
Веселье там и радость.
Она уж
становилась очень больна и едва ходила; наконец перестала совсем служить
пастуху, но все-таки каждое утро уходила со стадом.
Собственно нравоучительные
статьи производили менее впечатления, но как забавляли меня «смешной способ ловить обезьян» и басня «о старом волке», которого все
пастухи от себя прогоняли!
Вихров сначала не принял осторожности и, не выслав старика отца (парень, мать и девка сами вышли из избы),
стал разговаривать с
пастухом.
Остается,
стало быть, единственное доказательство «слабости» народа — это недостаток неуклонности и непреоборимой верности в пастьбе сельских стад. Признаюсь, это доказательство мне самому, на первый взгляд, показалось довольно веским, но, по некотором размышлении, я и его не то чтобы опровергнул, но нашел возможным обойти. Смешно, в самом деле, из-за какого-нибудь десятка тысяч
пастухов обвинить весь русский народ чуть не в безумии! Ну, запил
пастух, — ну, и смените его, ежели не можете простить!
— Подлинно диво, он ее, говорят, к ярмарке всереди косяка пригонил, и так гнал, что ее за другими конями никому видеть нельзя было, и никто про нее не знал, опричь этих татар, что приехали, да и тем он сказал, что кобылица у него не продажная, а заветная, да ночью ее от других отлучил и под Мордовский ишим в лес отогнал и там на поляне с особым
пастухом пас, а теперь вдруг ее выпустил и продавать
стал, и ты погляди, что из-за нее тут за чудеса будут и что он, собака, за нее возьмет, а если хочешь, ударимся об заклад, кому она достанется?
Где было это таинственное «там» и кто за что мог рассердиться при чтении вконец безобидной
статьи, конечно, и сам редактор этого не знал, но нужно было «выдерживать фасон», и Н.И.
Пастухов его выдерживал.
Кроме «Старого знакомого», Н.И.
Пастухов подписывал иногда свои
статьи «Дедушка с Арбата» — в память, видимо, того времени, когда он, приехав в Москву, жил по разным квартирам в арбатских переулках.
Обезумев от ужаса, Н.И.
Пастухов выскочил из лодки, бросился к мальчику, нагнулся над ним,
стал окликать его, ласково ободрять, но было уже поздно.
С годами Н.И.
Пастухов стал и не так доступен, и с виду как будто не так отзывчив, но в душе он оставался тем же, и кажущаяся перемена в нем была вызвана слишком большими уступками и лестью близко к нему стоявших и беспощадно эксплуатировавших его лиц.
И все мне дико, мрачно
стало:
Родная куща, тень дубров,
Веселы игры
пастухов —
Ничто тоски не утешало.
Качаясь на тонких ногах, точно земля под ним волнуется, разводя руками, слепой и звонкий, он как бы перестал быть человеком,
стал трубою горниста, свирелью
пастуха.
Да, уже прошло лето. Стоят ясные, теплые дни, но по утрам свежо,
пастухи выходят уже в тулупах, а в нашем саду на астрах роса не высыхает в течение всего дня. Все слышатся жалобные звуки, и не разберешь, ставня ли это ноет на своих ржавых петлях, или летят журавли — и
становится хорошо на душе и так хочется жить!
В предыдущие свои приезды Володя тоже занимался приготовлением для елки или бегал на двор поглядеть, как кучер и
пастух делали снеговую гору, но теперь он и Чечевицын не обратили никакого внимания на разноцветную бумагу и ни разу даже не побывали в конюшне, а сели у окна и
стали о чем-то шептаться; потом они оба вместе раскрыли географический атлас и
стали рассматривать какую-то карту.
— Ну вот. Это ведь всегда так. Взять хоть скотину: гонят ее, например, по дороге к околице.
Станет теленок брыкаться, с дороги соскакивать, сейчас его
пастух опять на дорогу гонит. Он вправо — он его справа кнутиком, он влево — его и слева. Глядишь — и привык, придет в возраст, уж он ни вправо, ни влево, а прямо идет, куда требуется. Верно ли?
Эта игра
становилась очень интересною для зрителей: часто погонщик, широкий, как блин, влезал верхом на свиного
пастуха, тщедушного, низенького, всего состоявшего из морщин.
Пастух вздохнул и, как бы желая прекратить неприятный разговор, отошел от березы и
стал считать глазами коров.
Стоит Аггей, не шевелится. Горько и стыдно
стало душе его.
Пастух достал нож из-за пояса, прорезал в мешке три дыры: одну для головы, а две для рук, и подошел к Аггею.
Поднялся Аггей, весь избитый, побрел потихоньку. А
пастух подумал, и жаль ему
стало. «Напрасно, — думает, — я человека изобидел: может, он шальной какой или сумасшедший».
Когда я увидал волков, я вместе с
пастухом побежал за ними, и мы
стали кричать. На наш крик прибежали мужики с собаками.
В старину был
пастух; звали его Магнис. Пропала у Магниса овца. Он пошел в горы искать. Пришел на одно место, где одни голые камни. Он пошел по этим камням и чувствует, что сапоги на нем прилипают к этим камням. Он потрогал рукой — камни сухие и к рунам не липнут. Пошел опять — опять сапоги прилипают. Он сел, разулся, взял сапог в руки и
стал трогать им камни.
На первых днях, как еще Ермий забыл убрать эту бечевку, заметил ее пастух-мальчик, который пришел сюда пасти козлят.
Пастух начал эту бечевку подергивать, а Ермий его
стал звать и проговорил ему...
Наутро протирает тугие глаза — под ребрами диван-отоман, офицерским сукном крытый, на стене ковер —
пастух пастушку деликатно уговаривает; в окне розовый куст торчит. Глянул он наискосок в зеркало: борода чернявая, волос на голове завитой, помещицкий, на грудях аграмантовая запонка. Вот тебе и бес. Аккуратный, хлюст, попался. Крякнул Кучерявый. Взошел малый, в дверях
стал, замечание ему чичас сделал...
Два широкоплечих, голубоглазых сына старика стояли у стены и с такою смотрели ненавистью, что было жутко. Юрка,
пастух и мужик в рваном полушубке
стали выносить вещи.