Неточные совпадения
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь
старуюС высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по
площадиИ к вечеру покинули
Бурливое село…
Выползли они все вдруг, и
старые и малые, и мужеск и женск пол, и, воздев руки к небу, пали среди
площади на колени.
За церковью, в углу небольшой
площади, над крыльцом одноэтажного дома, изогнулась желто-зеленая вывеска: «Ресторан Пекин». Он зашел в маленькую, теплую комнату, сел у двери, в угол, под огромным
старым фикусом; зеркало показывало ему семерых людей, — они сидели за двумя столами у буфета, и до него донеслись слова...
Я как сейчас его перед собой вижу. Высокий, прямой, с опрокинутой назад головой, в
старой поярковой шляпе грешневиком, с клюкою в руках, выступает он, бывало, твердой и сановитой походкой из ворот, выходивших на
площадь, по направлению к конторе, и вся его фигура сияет честностью и сразу внушает доверие. Встретившись со мной, он возьмет меня за руку и спросит ласково...
Старая Сухаревка занимала огромное пространство в пять тысяч квадратных метров. А кругом, кроме Шереметевской больницы, во всех домах были трактиры, пивные, магазины, всякие оптовые торговли и лавки — сапожные и с готовым платьем, куда покупателя затаскивали чуть ли не силой. В ближайших переулках — склады мебели, которую по воскресеньям выносили на
площадь.
«Иваны», являясь с награбленным имуществом, с огромными узлами, а иногда с возом разного скарба на отбитой у проезжего лошади, дожидались утра и тащили добычу в лавочки
Старой и Новой
площади, открывавшиеся с рассветом. Ночью к этим лавочкам подойти было нельзя, так как они охранялись огромными цепными собаками. И целые возы пропадали бесследно в этих лавочках, пристроенных к стене, где имелись такие тайники, которых в темных подвалах и отыскать было нельзя.
И только Советская власть одним постановлением Моссовета смахнула эту не излечимую при
старом строе язву и в одну неделю в 1923 году очистила всю
площадь с окружающими ее вековыми притонами, в несколько месяцев отделала под чистые квартиры недавние трущобы и заселила их рабочим и служащим людом.
Спускаемся на Самотеку. После блеска новизны чувствуется
старая Москва. На тротуарах и на
площади толпится народ, идут с Сухаревки или стремятся туда. Несут разное
старое хоботье: кто носильное тряпье, кто самовар, кто лампу или когда-то дорогую вазу с отбитой ручкой. Вот мешок тащит оборванец, и сквозь дыру просвечивает какое-то синее мясо. Хлюпают по грязи в мокрой одежде, еще не просохшей от дождя. Обоняется прелый запах трущобы.
После революции лавки Охотного ряда были снесены начисто, и вместо них поднялось одиннадцатиэтажное здание гостиницы «Москва»; только и осталось от Охотного ряда, что два древних дома на другой стороне
площади. Сотни лет стояли эти два дома, покрытые грязью и мерзостью, пока комиссия по «
Старой Москве» не обратила на них внимание, а Музейный отдел Главнауки не приступил к их реставрации.
Из расщелин стен выросли деревья, которые были видны с Лубянской, Варварской,
Старой и Новой
площадей.
Для купанья нам приходилось пройти большие пустыри Девичьей
площади (Plac panienski), которая приводила к
старому девичьему монастырю (кляштор).
От думы они поехали на Соборную
площадь, а потом на главную Московскую улицу. Летом здесь стояла непролазная грязь, как и на главных улицах, не говоря уже о предместьях, как Теребиловка, Дрекольная, Ерзовка и Сибирка. Миновали зеленый кафедральный собор,
старый гостиный двор и остановились у какого-то двухэтажного каменного дома. Хозяином оказался Голяшкин. Он каждого гостя встречал внизу, подхватывал под руку, поднимал наверх и передавал с рук на руки жене, испитой болезненной женщине с испуганным лицом.
Налево она тянется далеко и, пересекая овраг, выходит на Острожную
площадь, где крепко стоит на глинистой земле серое здание с четырьмя башнями по углам —
старый острог; в нем есть что-то грустно красивое, внушительное.
Что касается каторжных работ, производимых в самом Александровске, то здесь приходится наблюдать, главным образом, строительные и всякие хозяйственные работы: возведение новых построек, ремонт
старых, содержание на городской манер улиц,
площадей и проч.
Старая церковка принаряжалась к своему празднику первою зеленью и первыми весенними цветами, над городом стоял радостный звон колокола, грохотали «брички» панов, и богомольцы располагались густыми толпами по улицам, на
площадях и даже далеко в поле.
В двенадцать часов она на извозчике спустилась вниз, в
старый город, проехала в узенькую улицу, выходящую на ярмарочную
площадь, и остановилась около довольно грязной чайной, велев извозчику подождать.
Но как-то раз, темным вечером, я пришел с клетками в трактир на
Старой Сенной
площади, — трактирщик был страстный любитель певчих птиц и часто покупал их у меня.
Церковь во имя пророка Илии,
старая, построенная еще при царе Михаиле, стояла на
площади против гимназии.
На широкой
площади виднеются три лавочки с красным товаром, семечком, стручками и пряниками, и за высокой оградой, из-за ряда
старых раин, виднеется, длиннее и выше всех других, дом полкового командира со створчатыми окнами.
Изредка непраздничный солдат в
старой шинели торопливо проходил между пестрыми группами по
площади.
Вдруг вижу, ковыляет серединой
площади старый приятель Андреев-Бурлак с молодой красивой дамой под руку.
— Посади его на
площадь у
старой церкви! — советовали ей соседи. — Там ходят иностранцы, они не откажутся бросить ему несколько медных монет каждый день.
Поезд отходит через два часа, в одиннадцать ночи. Пошел в «Славянский базар» поесть да с Лубянской
площади вдруг и повернул на Солянку. Думаю: зайду на Хиву, в «вагончик», где я жил, угощу
старых приятелей и прямо на курьерский, еще успею. А на другой день проснулся на нарах в одной рубашке… Друзья подпустили ко мне в водку «малинки». Даже сапог и шпор не оставили… Как рак мели. Теперь переписываю пьесы — и счастлив.
Круглый год гуляют дети там, где в
старые годы устраивались раз или два в году парады войск и ради этих двух раз
площадь была «пустопорожним местом», как писалось в казенных бумагах.
Ему хотелось придти куда-нибудь к месту, в угол, где было бы не так шумно, суетно и жарко. Наконец вышли на маленькую
площадь, в тесный круг
старых домов; было видно, что все они опираются друг на друга плотно и крепко. Среди
площади стоял фонтан, на земле лежали сырые тени, шум здесь был гуще, спокойнее.
Нам оставалось только повернуть и ехать опять к рыночной
площади; после нескольких расспросов и бестолковых объяснений мы, наконец, добрались до одноэтажного
старого дома, который стоял на небольшом пригорке, у самого пруда. У ворот стояла низенькая толстая старушка и, заслонив от солнца глаза рукой, внимательно смотрела на меня.
Все это было уже давно, во времена моего далекого детства, но и до сих пор во мне живы впечатления этого дня. Я будто вижу нашу
площадь, кишащую толпой, точно в растревоженном муравейнике, дом Баси с пилястрами на верхнем этаже и с украшениями в особенном еврейском стиле, неуклюжую громоздкую коляску на высоких круглых рессорах и молодые глаза
старого цадика с черной, как смоль, бородой. И еще вспоминается мне задорный взгляд моего товарища Фройма Менделя и готовая вспыхнуть ссора двух братьев.
И, точно торговцы
старым платьем, которые на грязной
площади перебрасывают с рук на руки негодную ветошь, кричат, клянутся и бранятся, они вступили в горячий и бешеный торг. Упиваясь странным восторгом, бегая, вертясь, крича, Иуда по пальцам вычислял достоинства того, кого он продает.
— Выгодное дело!.. Выгодное дело!.. — говорил, покачивая головой, старик. — Да за это выгодное дело в прежни годы, при
старых царях, горячим оловом горла заливали… Ноне хоша того не делают, а все ж не бархатом спину на
площади гладят…
Широкая
площадь между церковью и
старым господским домом сплошь была покрыта густыми толпами народа. Во всей этой массе виднелись только одни мужские головы. Бабье и ребятенки жались больше по окраинам
площади, поближе к избам и, промеж своих собственных разговоров, пассивно глазели на волнующуюся массу крестьянского люда, над которой гудел, как шмелиный рой, какой-то смешанный, тысячеголосный говор.
Кроме такого «гостиного двора», стоят на той
площади два
старых каменных дома: в одном волостное управление, в другом — белая харчевня.
Белые, чистенькие, по большей части одноэтажные домики. Изредка лишь попадаются трехэтажные здания на главной улице и на городской
площади. Это — казенные здания, правительственные дома. И роскошный поэтичный парк, разбитый на
старых валах крепости, над самым берегом реки.
И на тротуаре и около легковых извозчиков, на
площади и ниже, к
старым рядам, стоят кучки; юркие чуйки и пальто перебегают от одной группы к другой.
Стр. 241. К Тестову — в популярный в
старой Москве ресторан Тестова на Воскресенской
площади.
Это было большое глубокое место, выходившее одною стороною к ярмарочной
площади, а другою — к берегу реки, — и притом здесь были огромные
старые каменные строения, которые с самыми ничтожными затратами могли быть приспособлены к делу.
Я схватил его под мышки, приволок к ближайшему крыльцу. От соборной
площади бежали с дубинками пьяные молодцы из холодных лавок. Катра метнулась к двери. Она была
старая, на
старом, непрочном замке.
Старые казаки только, вздыхая, покачивали головами и чуяли, что настали другие времена, что прошла невозвратно пора Сагайдачного и Хмельницкого, при избрании которых и на ум никому не приходили все эти процессии, возвышения, обтянутые сукном, и богатые кареты, заложенные цугом, те простые, но веселые времена, когда громада казаков собиралась на
площади и шапками забрасывала любимого избранника.
На
площади обширного поля представляются деревенька, развалины
старой гельметской кирки, немного вправо — новая кирка и в небольшом отдалении — дикие и неровные берега речки, с могилами русских, падших в войну за обладание Лифляндией.
Они ехали по
площади так называемых «
Старых триумфальных ворот».