Неточные совпадения
На счастье Левина,
старая княгиня прекратила его страдания тем, что сама встала и посоветовала Кити итти спать. Но и тут не обошлось без нового страдания для Левина. Прощаясь с
хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ей потом выговаривала мать, сказала, отстраняя руку...
— Что рано так поднялся, касатик? — дружелюбно, как к
старому доброму знакомому, обратилась к нему вышедшая из избы старуха-хозяйка.
У обеих было по ридикюлю, а у Надежды Васильевны высокая золотая табакерка, около нее несколько носовых платков и моська,
старая, всегда заспанная, хрипящая и от старости не узнающая никого из домашних, кроме своей
хозяйки.
Ни хозяина, ни
хозяйки, ни детей, ни
старых преданных слуг — нет в ее квартире.
Райский еще «серьезнее» занялся хождением в окрестности, проникал опять в
старые здания, глядел, щупал, нюхал камни, читал надписи, но не разобрал и двух страниц данных профессором хроник, а писал русскую жизнь, как она снилась ему в поэтических видениях, и кончил тем, что очень «серьезно» написал шутливую поэму, воспев в ней товарища, написавшего диссертацию «о долговых обязательствах» и никогда не платившего за квартиру и за стол
хозяйке.
Это была злобная и курносая чухонка и, кажется, ненавидевшая свою
хозяйку, Татьяну Павловну, а та, напротив, расстаться с ней не могла по какому-то пристрастию, вроде как у
старых дев к
старым мокроносым моськам или вечно спящим кошкам.
К обеду, то есть часов в пять, мы, запыленные, загорелые, небритые, остановились перед широким крыльцом «Welch’s hotel» в Капштате и застали в сенях толпу наших. Каролина была в своей рамке, в своем черном платье, которое было ей так к лицу, с сеточкой на голове. Пошли расспросы, толки, новости с той и с другой стороны.
Хозяйки встретили нас, как
старых друзей.
Хозяйка была петербургская
старого завета grande dame, [Светская женщина,] бывшая фрейлина Николаевского двора, говорившая естественно по-французски и неестественно по-русски.
Половодов и Виктор Васильич несколько раз заглядывали к Зосе и пытались настроить
хозяйку по-старому, но дело не клеилось.
Дом же Морозовой был большой, каменный, двухэтажный,
старый и очень неприглядный на вид; в нем проживала уединенно сама
хозяйка,
старая женщина, с двумя своими племянницами, тоже весьма пожилыми девицами.
В жену мою до того въелись все привычки
старой девицы — Бетховен, ночные прогулки, резеда, переписка с друзьями, альбомы и прочее, — что ко всякому другому образу жизни, особенно к жизни
хозяйки дома, она никак привыкнуть не могла; а между тем смешно же замужней женщине томиться безыменной тоской и петь по вечерам «Не буди ты ее на заре».
После чаю
хозяйка предлагает молодежи протанцевать; за
старые клавикорды усаживают одну из гувернанток, и пары танцующих с шумом расстанавливаются вдоль и поперек большой залы.
Муж
хозяйки дома,
старый генерал, вышел было, взглянул, поклонился, но его никто даже не заметил, и он скрылся, осторожно притворив дверь.
Целую ночь не спал
старый ябедник и все ходил по комнате, разговаривая вслух и хихикая так, что вдова-хозяйка решила про себя, что жилец свихнулся.
Когда сноха проснулась и затопила печку, Ганна накинула на плечи
старый жупан и торопливо вышла из ворот: стадо уже угнали в лес, и только проспавшие
хозяйки гнали своих коровенок.
К нему приходили содержательницы контор для найма прислуги, номерные
хозяйки и
старые, опытные, поседелые в торговле женщинами, сводни.
Уничтоженные, подавленные, разграбленные, потерявшие все обаяние прежнего величия, смешные и жалкие спешно укладывались
старые, поблекшие
хозяйки и жирнолицые сиплые экономки. И через месяц только название напоминало о веселой Ямской улице, о буйных, скандальных, ужасных Ямках.
Позднее, когда Любка служила «за все» в маленьком уездном городишке, сначала у попа, а потом у страхового агента, который первый и толкнул ее на путь проституции, то ей обыкновенно оставляла жидкий, спитой, чуть тепловатый чай с обгрызком сахара сама
хозяйка, тощая, желчная, ехидная попадья, или агентиха, толстая,
старая, обрюзглая, злая, засаленная, ревнивая и скупая бабища.
В небольшой уютной комнате нашли они
хозяйку с
старым графом, выражение лица которого было на этот раз еще внушительнее. В своем белом галстуке и с своими звездами на фраке он показался Калиновичу статуей Юпитера, поставленной в таинственную нишу. Как серна, легкая и стройная, сидела около него баронесса.
— Ставрогин, — начала
хозяйка, — до вас тут кричали сейчас о правах семейства, — вот этот офицер (она кивнула на родственника своего, майора). И, уж конечно, не я стану вас беспокоить таким
старым вздором, давно порешенным. Но откуда, однако, могли взяться права и обязанности семейства в смысле того предрассудка, в котором теперь представляются? Вот вопрос. Ваше мнение?
Мне казалось, что за лето я прожил страшно много,
постарел и поумнел, а у хозяев в это время скука стала гуще. Все так же часто они хворают, расстраивая себе желудки обильной едой, так же подробно рассказывают друг другу о ходе болезней, старуха так же страшно и злобно молится богу. Молодая
хозяйка после родов похудела, умалилась в пространстве, но двигается столь же важно и медленно, как беременная. Когда она шьет детям белье, то тихонько поет всегда одну песню...
Старый господин приподнял очки и простодушно-радостным взглядом посмотрел в лицо
хозяйки. Но на этом лице виднелось лишь негодование.
— Это и понятно, что Оресту Марковичу неприятно говорить о детях и о детстве, сказала
хозяйка. —
Старые холостяки не любят детей.
Дарьюшка потихоньку продает
старые платья и книги и лжет
хозяйке, что скоро доктор получит очень много денег.
—
Хозяйка, — сказал он, бросая на пол связку хвороста,
старых ветвей и засохнувшего камыша, — на вот тебе топлива: берегом идучи, подобрал. Ну-ткась, вы, много ли дела наделали? Я чай, все более языком выплетали… Покажь: ну нет, ладно, поплавки знатные и неводок, того, годен теперь стал… Маловато только что-то сработали… Утро, кажись, не один час: можно бы и весь невод решить… То-то, по-вашему: день рассвел — встал да поел, день прошел — спать пошел… Эх, вы!
Дедушка Кондратий, придерживаясь, вероятно,
старой пословицы, которая гласит: «От хозяина должно пахнуть ветром, от
хозяйки — дымом», исключительно занимался наружными стенами и кровлей своей лачуги, внутреннее устройство отдавал в полное распоряжение своей дочери.
Старый генерал вскоре поднялся. Он совершенно казенным образом наклонил перед
хозяйкой свой стан, а Михайле Борисовичу, стоя к нему боком и не поворачиваясь, протянул руку, которую тот с своей стороны крепко пожал и пошел проводить генерала до половины залы.
Урмановы вели довольно общительный образ жизни, принимали у себя студентов, катались в лодке, по вечерам на прудах долго раздавалось пение. Она очень радушно играла роль
хозяйки, и казалось, что инициатива этой общительности исходила от нее. Она звала меня, но я немного стеснялся. Их общество составляли «
старые студенты»; я чувствовал себя несколько чужим и на время почти потерял их из виду…
На широкой кушетке, подобрав под себя ноги и вертя в руках новую французскую брошюру, расположилась
хозяйка; у окна за пяльцами сидели: с одной стороны дочь Дарьи Михайловны, а с другой m-lle Boncourt [м-ль Бонкур (фр.).] — гувернантка,
старая и сухая дева лет шестидесяти, с накладкой черных волос под разноцветным чепцом и хлопчатой бумагой в ушах; в углу, возле двери, поместился Басистов и читал газету, подле него Петя и Ваня играли в шашки, а прислонясь к печке и заложив руки за спину, стоял господин небольшого роста, взъерошенный и седой, с смуглым лицом и беглыми черными глазками — некто Африкан Семеныч Пигасов.
Евгенье Степановне стукнуло уже сорок лет, но она была очень свежа и моложава; ей наскучило жить в доме у невестки и находиться в полной зависимости от
хозяйки, которая в
старые годы много терпела от своих золовок и в том числе от нее, хотя она была лучше других.
В избе, где он ночевал, была одна
хозяйка, вдова, солдатка лет 30, довольно белая, здоровая, большая, русая, черноглазая, полногрудая, опрятная — и потому вы легко отгадаете, что
старый наш прелюбодей, несмотря на серебристую оттенку волос своих и на рождающиеся признаки будущей подагры, не смотрел на нее философическим взглядом, а старался всячески выиграть ее благосклонность, что и удалось ему довольно скоро и без больших убытков и хлопот.
Пόд-вечер приехали гости к Палицыну; Наталья Сергевна разрядилась в фижмы и парчевое платье, распудрилась и разрумянилась; стол в гостиной уставили вареньями, ягодами сушеными и свежими; Генадий Василич Горинкин, богатый сосед, сидел на почетном месте, и
хозяйка поминутно подносила ему тарелки с сластями; он брал из каждой понемножку и важно обтирал себе губы; он был высокого росту, белокур, и вообще довольно ловок для деревенского жителя того века; и это потому быть может, что он служил в лейб-кампанцах; 25<-и> лет вышед в отставку, он женился и нажил себе двух дочерей и одного сына; — Борис Петрович занимал его разговорами о хозяйстве, о Москве и проч., бранил новое, хвалил
старое, как все старики, ибо вообще, если человек сам стал хуже, то всё ему хуже кажется; — поздно вечером, истощив разговор, они не знали, что начать; зевали в руку, вертелись на местах, смотрели по сторонам; но заботливый хозяин тотчас нашелся...
«Куда этот верченый пустился! — подумала удивленная
хозяйка, — видно голова крепка на плечах, а то кто бы ему велел таскаться — ну, не дай бог, наткнется на казаков и поминай как звали буйнова мóлодца — ох! ох! ох! больно меня раздумье берет!.. спрятала-то я
старого, спрятала, а как станут меня бить да мучить… ну, коли уж на то пошла, так берегись, баба!.. не давши слова держись, а давши крепись… только бы он сам не оплошал!»
Явления, одно другого страннее, представлялись ему беспрестанно: то видел он Петровича и заказывал ему сделать шинель с какими-то западнями для воров, которые чудились ему беспрестанно под кроватью, и он поминутно призывал
хозяйку вытащить у него одного вора даже из-под одеяла; то спрашивал, зачем висит перед ним
старый капот его, что у него есть новая шинель; то чудилось ему, что он стоит перед генералом, выслушивая надлежащее распеканье, и приговаривает: «Виноват, ваше превосходительство!», то, наконец, даже сквернохульничал, произнося самые страшные слова, так что старушка
хозяйка даже крестилась, отроду не слыхав от него ничего подобного, тем более что слова эти следовали непосредственно за словом «ваше превосходительство».
Мановский, все это, кажется, заметивший, сейчас же подошел с разговором к дамам, а мужчины, не осмеливаясь говорить с графом, расселись по уголкам. Таким образом, Сапега опять заговорил с Анной Павловной. Он рассказывал ей о Петербурге, припомнил с нею
старых знакомых, описывал успехи в свете ее сверстниц. Так время прошло до обеда. За столом граф поместился возле
хозяйки. Мановский продолжал занимать прочих гостей.
— Да, теперь небось что?.. Что?.. Ишь у тебя язык-от словно полено в грязи вязнет… а еще спрашиваешь — что? Поди-тка домой, там те скажут — что! Никита-то нынче в обед
хозяйку твою призывал… и-и-и… Ишь, дьявол, обрадовался городу, словно голодный Кирюха — пудовой краюхе… приставь голову-то к плечам,
старый черт! Ступай домой, что на дожде-то стоишь…
Татьяна Семеновна, его мать, с которою я теперь познакомилась ближе, была чопорная, строгая
хозяйка дома и
старого века барыня.
Несколько раз я выходил в сени смотреть на хозяина: среди раскисшего двора на припеке солнца Егор поставил вверх дном
старый гнилой ларь, похожий на гроб; хозяин, без шапки, садился посреди ларя, поднос закусок ставили справа от него, графин — слева.
Хозяйка осторожно присаживалась на край ларя, Егор стоял за спиною хозяина, поддерживая его под мышки и подпирая в поясницу коленями, а он, запрокинув назад все свое тело, долго смотрел в бледное, вымороженное небо.
«Ах ты,
старая чертовка, куда уложила», — думал он, и в это время вдруг раздались шаги то туда, то сюда, и послышался гул сиповатого голоса
хозяйки.
—
Хозяйка,
старый хрен, господа приехали! — крикнул я.
Пробудились на печах от уличной песни
старые старухи, торопливо крестились спросонок и творили молитву. Ворчали отцы, кипятились матери. Одна за другой отодвигались в избах оконницы, и высовывались из них заспанные головы
хозяек в одних повойниках. Голосистые матери резкой бранью осыпали далеко за полночь загулявших дочерей. Парни хохотали и громче прежнего пели...
А тут и по хозяйству не по-прежнему все пошло: в дому все по-старому, и затворы и запоры крепки, а добро рекой вон плывет, домовая утварь как на огне горит. Известно дело: без
хозяйки дом, как без крыши, без огорожи; чужая рука не на то, чтобы в дом нести, а чтоб из дому вынесть. Скорбно и тяжко Ивану Григорьичу. Как делу помочь?.. Жениться?
Запасливые домовитые
хозяйки,
старые и молодые, советуются, в каком месте какие целебные травы в купальские ночи брать: где череду от золотухи, где шалфей от горловой скорби, где мать-мачеху, где зверобой, ромашку и девясил…
Нередко выходил он в комнату, где молодежь справляла свое дело, подшучивал над товарищами Евграфа: «Нуте-ка, дескать, сыщите другую такую королеву», подсаживался к Маше, называл ее милой дочкой и, шутя, низко кланялся и просил, чтоб она, сделавшись
хозяйкою, не согнала его,
старого хрыча, со двора долой, а покоила б и берегла старость его да поскорей бы внучат народила ему.
— Раненько бы еще, матушка, помышлять о том, — сухо отозвался Марко Данилыч. — Не перестарок, погодит… Я ж человек одинокий… Конечно, Дарья Сергеевна за всеми порядками пó дому смотрит, однако же Дуня у меня настоящая
хозяйка… В люди, на сторону, ни за что ее не отдам, да и сама не захочет покинуть меня,
старого… Так ли, Дунюшка?
— Просим любить нас, лаской своей не оставить, Аксинья Захаровна, — говорил
хозяйке Данило Тихоныч. — И парнишку моего лаской не оставьте… Вы не смотрите, что на нем такая одежа… Что станешь делать с молодежью? В городе живем, в столицах бываем; нельзя… А по душе, сударыня, парень он у меня хороший, как есть нашего
старого завета.
По праздникам езжали к старикам
Различные почтительные лица
Из сослуживцев
старых и их дам,
Бывала также томная девица
Из институтских — по ее словам,
Был Ламартин всех ярче, как денница, —
Две девочки — и ту, что побледней,
Звала
хозяйка крестницей своей.
Хозяйка очень обрадовалась внезапному появлению
старого и всегда очень исправного в расчетах жильца и с первых же почти слов объявила, что в его отсутствие как-то приезжала сюда какая-то молоденькая барышня и очень беспокоилась и расспрашивала, не известно ли, как, и куда, и когда он уехал, и когда будет назад, но ни на один из этих вопросов
хозяйка не могла дать ей никакого ответа.
— За
хозяйкой и за женским уходом дело у тебя не станет, — молвил Патап Максимыч. — При твоих теперь достатках невест не оберешься, хоть тебе и немало лет. Только этого я тебе не советую. Известно, что такое молодая жена у
старого мужа. Не довольство в жизни будет тебе, а одна только маята.
Если б избранный сердцем Елизаветы был такой же ничтожный человек, как муж ее двоюродной сестры Прасковьи Ивановны, по всей вероятности, тайный брак ее с Шубиным не встретил бы препятствий со стороны императрицы; но энергический прапорщик казался опасным, он был любим товарищами, имел большое влияние на солдат, через него Елизавета сблизилась с гвардейцами и вступила с ними в такие же отношения, в каких находилась прежде с слобожанами Покровской и Александровской слободы: крестила у них детей, бывала на их свадьбах; солдат-именинник приходил к ней, по
старому обычаю, с именинным пирогом и получал от нее подарки и чарку анисовки, которую, как
хозяйка, Елизавета и сама выпивала за здоровье именинника.