Неточные совпадения
— Господи! что такое будет! —
шептали испуганные
старики.
Гремят отдвинутые стулья;
Толпа в гостиную валит:
Так пчел из лакомого улья
На ниву шумный рой летит.
Довольный праздничным обедом
Сосед сопит перед соседом;
Подсели дамы к камельку;
Девицы
шепчут в уголку;
Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер
стариков,
И вист, доныне знаменитый,
Однообразная семья,
Все жадной скуки сыновья.
Он стал подробно рассказывать о своем невольном знакомстве с поручиком, о том, как жестко отнесся поручик к
старику жандарму. Но Дуняшу несчастье жандарма не тронуло, а когда Самгин рассказал, как хулиган сорвал револьвер, — он слышал, что Дуняша
прошептала...
— «У
старика до тысячи фунтов стерлингов доходу в год», —
шепнул нам Ферстфельд.
— Улетела наша жар-птица… —
прошептал старик, помогая Привалову раздеться в передней; на глазах у него были слезы, руки дрожали. — Василий Назарыч уехал на прииски; уж неделю, почитай. Доедут — не доедут по последнему зимнему пути…
— Нет, Вася, умру… — слабым голосом
шептал старик, когда Бахарев старался его успокоить. — Только вот тебя и ждал, Вася. Надо мне с тобой переговорить… Все, что у меня есть, все оставляю моему внучку Сергею… Не оставляй его… О Варваре тоже позаботься: ей еще много горя будет, как я умру…
— Ах, благодарю вас, благодарю, —
прошептал старик и быстро поцеловал у нее руку. — Ваш муж очень умный человек… Да, я буду ждать…
Но Лука не слышал последних слов и на всех парах летел на половину Марьи Степановны. Добежав до комнаты Надежды Васильевны,
старик припал к замочной скважине и
прошептал...
Лука,
шепча молитвы, помог барину надеть сюртук и потихоньку несколько раз перекрестился про себя. «Уж только бы барину ноги, а тут все будет по-нашему», — соображал
старик, в последний раз оглядывая его со всех сторон.
Пока происходило длинное раскольничье венчание,
старик Нагибин заперся в своей собственной моленной и все время молился, откладывая земные поклоны. Он даже прослезился и все
шептал: «Слава тебе, господи!»
Прошло несколько мгновений… Лаврецкий прислушался… «Звезды, чистые звезды, любовь», —
шептал старик.
— Вода, Степан Романыч… —
прошептал старик, опрометью бросаясь к насосу.
Нюрочка перебегала из столовой в залу и смотрела в окно на галдевшую на дворе толпу. Ей опять было весело, и она только избегала встречаться с Иваном Семенычем, которого сразу разлюбила. Добрый
старик замечал эту детскую ненависть и не знал, как опять подружиться с Нюрочкой. Улучив минуту, когда она проходила мимо него, он поймал ее за какую-то оборку и
прошептал, указывая глазами на Овсянникова...
Отряд тоже снял шапки, и все набожно перекрестились; старик-трубач, ехавший возле предводителя, сложил на груди свои костлявые руки и, склонив к ним седую голову, начал
шептать пацержи.
— Ты по-ез-жай, —
прошептал старик.
— Не ужин это стоял нам, а гроб.
Старик никогда не попадается даром, — с суеверным страхом
прошептал здоровый рыжий повстанец.
— Это скверно, — заметил
старик. — Чудаки, право! люди не злые, особенно Егор Николаевич, а живут бог знает как. Надо бы Агнесе Николаевне это умненечко
шепнуть: она направит все иначе, — а пока Христос с тобой — иди с богом спать, Женюшка.
— Кто такая? —
шепнул мне
старик, по-видимому думая о другом. Я объяснил.
Он вынул из холщового мешка хлеб, десяток красных помидоров, кусок бессарабского сыра «брынзы» и бутылку с прованским маслом. Соль была у него завязана в узелок тряпочки сомнительной чистоты. Перед едой
старик долго крестился и что-то
шептал. Потом он разломил краюху хлеба на три неровные части: одну, самую большую, он протянул Сергею (малый растет — ему надо есть), другую, поменьше, оставил для пуделя, самую маленькую взял себе.
Шпион подозвал сторожа и что-то
шептал ему, указывая на нее глазами. Сторож оглядывал его и пятился назад. Подошел другой сторож, прислушался, нахмурил брови. Он был
старик, крупный, седой, небритый. Вот он кивнул шпиону головой и пошел к лавке, где сидела мать, а шпион быстро исчез куда-то.
Старик Покровский целую ночь провел в коридоре, у самой двери в комнату сына; тут ему постлали какую-то рогожку. Он поминутно входил в комнату; на него страшно было смотреть. Он был так убит горем, что казался совершенно бесчувственным и бессмысленным. Голова его тряслась от страха. Он сам весь дрожал, и все что-то
шептал про себя, о чем-то рассуждал сам с собою. Мне казалось, что он с ума сойдет с горя.
— Ну, то-то же! —
шепчет Василий Николаич, — а то проврался было,
старик!
— Сделайте милость, — подхватил
старик, — только Настеньке не говорите; а то она смеяться станет, —
шепнул он, выходя.
Подпоручик слегка изумился при виде
старика… О, что бы он сказал, если б кто
шепнул ему в это мгновение, что представленный ему «артист» занимается также и поваренным искусством!.. Но Панталеоне принял такой вид, как будто участвовать в устройстве поединков было для него самым обычным делом: вероятно, ему в этом случае помогали воспоминания его театральной карьеры — и он разыгрывал роль секунданта именно как роль. И он и подпоручик, оба помолчали немного.
Несколько минут спустя они оба отправились в кондитерскую Розелли. Санин предварительно взял с Панталеоне слово держать дело о дуэли в глубочайшей тайне. В ответ
старик только палец кверху поднял и, прищурив глаз,
прошептал два раза сряду: «Segredezza!» (Таинственность!) Он видимо помолодел и даже выступал свободнее. Все эти необычайные, хотя и неприятные события живо переносили его в ту эпоху, когда он сам и принимал и делал вызовы, — правда, на сцене. Баритоны, как известно, очень петушатся в своих ролях.
— Панталеоне! —
шепнул Санин
старику, — если… если меня убьют — все может случиться, — достаньте из моего бокового кармана бумажку — в ней завернут цветок — и отдайте эту бумажку синьоре Джемме. Слышите? Вы обещаетесь?
Старик прилег к земле и, еще задыхаясь от страха, стал
шептать какие-то слова. Князь смотрел под колесо. Прошло несколько минут.
— Да, одинок! всемерно одинок! —
прошептал старик. — И вот когда я это особенно почувствовал? когда наиболее не хотел бы быть одиноким, потому что… маньяк ли я или не маньяк, но… я решился долее ничего этого не терпеть и на что решился, то совершу, хотя бы то было до дерзости…
Матвей заплакал: было и грустно и радостно слышать, что отец так говорит о матери.
Старик, наклонясь, закрыл лицо его красными волосами бороды и, целуя в лоб,
шептал...
Старик приподнял глаза к потолку, борода его затряслась, губа отвисла, и, вздохнув, он
прошептал...
— Фазана посадил, —
прошептал старик, оглядываясь и надвигая себе на лицо шапку. — Мурло-то закрой: фазан. — Он сердито махнул на Оленина и полез дальше, почти на четвереньках. — Мурла человечьего не любит.
— Люблю, —
шептал пьяный
старик, не выпуская моей руки. — Ах, люблю… Именно хорош этот молодой стыд… эта невинность и девственность просыпающейся мысли. Голубчик, пьяница Селезнев все понимает… да! А только не забудьте, что канатчик-то все-таки повесился. И какая хитрая штука: тут бытие, вившее свою веревку несколько лет, и тут же небытие, повешенное на этой самой веревке. И притом какая деликатность: пусть теперь другие вьют эту проклятую веревку… хе-хе!
Старик встретил меня в сенях, когда я выходил, чтобы садиться в телегу, и, упав предо мной на колена, горько зарыдал и
прошептал...
Старик проводил меня до моей квартиры и здесь, крепко сжимая мою руку, еще несколько минут на кого-то все жаловался; упоминал упавшим голосом фамилии некоторых важных лиц петербургского высшего круга и в заключение, вздохнув и потягивая мою руку книзу,
прошептал...
Я взял билет и вышел с парохода, чтобы купить чего-нибудь съестного на дорогу. Остановившись у торговки, я увидал плотного старика-оборванца, и лицо мне показалось знакомым. Когда же он крикнул на торговку, предлагая ей пятак за три воблы вместо шести копеек, я подошел к нему, толкнул в плечо — и
шепнул...
— Я, —
шепнул я на ухо
старику среди общего молчания и шагнул в корзину. Берг просиял, ухватился за меня обеими руками, может быть, боялся, что я уйду, и сам стал рядом со мной.
— Да ты мне только скажи, болезная, на ушко
шепни —
шепни на ушко, с чего вышло такое? — приставала старушка, поправляя то и дело головной платок, который от суеты и быстрых движений поминутно сваливался ей на глаза. — Ты, болезная, не убивайся так-то, скажи только… на ушко
шепни… А-и! А-и! Христос с тобой!.. С мужем, что ли, вышло у вас что неладно?.. И то, вишь, он беспутный какой! Плюнь ты на него, касатка! Что крушить-то себя понапрасну? Полно… Погоди, вот
старик придет: он ему даст!..
Вероятно,
старик знал наизусть очень много молитв, потому что долго стоял перед образом и
шептал.
Егорушка поцеловал ему руку и заплакал. Что-то в душе
шепнуло ему, что уж он больше никогда не увидится с этим
стариком.
Во мгле они обе сливались в одну — большую, уродливую. Илья разглядел, что дядя, стоя на коленях у ложа
старика, торопливо зашивает подушку. Был ясно слышен шорох нитки, продёргиваемой сквозь материю. Петруха, стоя сзади Терентия, наклонясь над ним,
шептал...
Уста ее чуть
прошепталиВ ответ
старику: — Ничего. —
Потом они оба молчали,
И дровни так тихо бежали,
Как будто боялись чего…
Саша, стоя рядом с Ясногурским, начал
шептать ему на ухо.
Старик сердито отмахнулся, заговорил громче...
Так старик-то мой-с несколько раз оглянулся во все стороны, сложил вот так трубочкой свои руки, да вот так поднес их к моему уху и чуть слышно
шепнул мне...
— Молодые! —
шепнул он мне, — где едят, там и судят! Ну, эти, брат, не простят! эти засудят! Это не то, что
старики! Те, бывало, оборвут — и отпустят; ну, а эти — шалишь!"Comment allez-vous! [Как поживаете!] Садитесь, не хотите ли чаю?" — и сейчас тебя в кутузку!
— Что ты, сумасшедший, перестань! —
шепнул сержант, дернув за рукав своего соседа. — Православные! — продолжал он, — послушайтесь меня,
старика: чтоб не было оглядок, так не лучше ли его хорошенько допросить?
С тех пор как я страдаю бессонницей, в моем мозгу гвоздем сидит вопрос: дочь моя часто видит, как я,
старик, знаменитый человек, мучительно краснею оттого, что должен лакею; она видит, как часто забота о мелких долгах заставляет меня бросать работу и по целым часам ходить из угла в угол и думать, но отчего же она ни разу тайком от матери не пришла ко мне и не
шепнула: «Отец, вот мои часы, браслеты, сережки, платья…
— Мертв был, а теперь ожил, —
шептал старик и качал своею седою головой, когда Охоня рассказывала ему, как все случилось. — На счастливого все, Охоня. Вот поп-то Мирон обрадуется, когда увидит Арефу… Малое дело не дождался он: повременить бы всего два дни. Ну, да тридцать верст [В старину версты считались в тысячу сажен. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] до монастыря — не дальняя дорога. В двои сутки обернетесь домой.
Старик медленно вышел из кибитки, дочь выпрыгнула вслед за ним, уцепилась обеими руками за его платье, — «не бойся! —
шепнул он ей, обняв одной рукою, — не бойся… если бог не захочет, они ничего не могут нам сделать, если же»… он отвернулся… о, как изобразить выражение лица бедной девушки!.. сколько прелестей, сколько отчаяния!..
И боже мой, неужели не ее встретил он потом, далеко от берегов своей родины, под чужим небом, полуденным, жарким, в дивном вечном городе, в блеске бала, при громе музыки, в палаццо (непременно в палаццо), потонувшем в море огней, на этом балконе, увитом миртом и розами, где она, узнав его, так поспешно сняла свою маску и,
прошептав: «Я свободна», задрожав, бросилась в его объятия, и, вскрикнув от восторга, прижавшись друг к другу, они в один миг забыли и горе, и разлуку, и все мучения, и угрюмый дом, и
старика, и мрачный сад в далекой родине, и скамейку, на которой, с последним, страстным поцелуем, она вырвалась из занемевших в отчаянной муке объятий его…
— В то, что я вас люблю, —
прошептал старик, прижимая руку к сердцу.