Неточные совпадения
— О, как же, умеем! Давно уже; я как уж большая, то молюсь сама про себя, а Коля с Лидочкой вместе с мамашей вслух; сперва «Богородицу» прочитают, а потом еще одну молитву: «Боже, спаси и благослови сестрицу Соню», а потом еще: «Боже, прости и благослови нашего другого папашу», потому что наш
старший папаша уже
умер, а этот ведь нам другой, а мы и об том тоже молимся.
В этой борьбе пострадала и семья Самгиных:
старший брат Ивана Яков, просидев почти два года в тюрьме, был сослан в Сибирь, пытался бежать из ссылки и, пойманный, переведен куда-то в Туркестан; Иван Самгин тоже не избежал ареста и тюрьмы, а затем его исключили из университета; двоюродный брат Веры Петровны и муж Марьи Романовны
умер на этапе по пути в Ялуторовск в ссылку.
— Да, — ответил Крэйтон, кивнув головою. — Он —
умер. Но — он прежде всего был фабрикант… этих: веревки, толстые, тонкие? Теперь это делает мой
старший брат.
Не вынес больше отец, с него было довольно, он
умер. Остались дети одни с матерью, кой-как перебиваясь с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и вышли кандидатами.
Старшие уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные деньги.
Старший брат Вадима
умер несколько месяцев спустя после того, как Диомид был убит, он простудился, запустил болезнь, подточенный организм не вынес. Вряд было ли ему сорок лет, а он был
старший.
В два года она лишилась трех
старших сыновей. Один
умер блестяще, окруженный признанием врагов, середь успехов, славы, хотя и не за свое дело сложил голову. Это был молодой генерал, убитый черкесами под Дарго. Лавры не лечат сердца матери… Другим даже не удалось хорошо погибнуть; тяжелая русская жизнь давила их, давила — пока продавила грудь.
Тем не менее он был уже на
старшем курсе, когда
умер его отец (мать
умерла раньше).
Наконец старик
умер, и время Николая Савельцева пришло. Улита сейчас же послала гонца по месту квартирования полка, в одну из дальних замосковных губерний; но замечено было, что она наказала гонцу, проездом через Москву, немедленно прислать в Щучью-Заводь ее
старшего сына, которому было в то время уже лет осьмнадцать.
Старшего дядю, Александра, я не помню: он
умер, когда мы еще не начали ездить в Москву.
Короткая фраза упала среди наступившей тишины с какой-то грубою резкостью. Все были возмущены цинизмом Петра, но — он оказался пророком. Вскоре пришло печальное известие:
старший из сыновей
умер от раны на одном из этапов, а еще через некоторое время кто-то из соперников сделал донос на самый пансион. Началось расследование, и лучшее из училищ, какое я знал в своей жизни, было закрыто. Старики ликвидировали любимое дело и уехали из города.
Птицын объяснил, обращаясь преимущественно к Ивану Федоровичу, что у князя пять месяцев тому назад
умерла тетка, которой он никогда не знал лично, родная и
старшая сестра матери князя, дочь московского купца третьей гильдии, Папушина, умершего в бедности и в банкротстве.
У Татьяны почти каждый год рождался ребенок, но, на ее счастье, дети больше
умирали, и в живых оставалось всего шесть человек, причем дочь
старшая, Окся, заневестилась давно.
У Марьи Петровны три сына: Сенечка, Митенька и Феденька; были еще две замужние дочери, но обе
умерли, оставив после себя Пашеньку (от
старшей дочери) и Петеньку (от младшей).
— Ужасно трудна, — подтвердил юноша, — но я откровенно могу вам сказать, что вполне сочувствую ей, потому что сам почти в положении Гамлета. Отец мой, к несчастью, имеет привязанность к нашей бывшей гувернантке, от которой страдала наша мать и, может быть,
умерла даже от нее, а теперь страдаем мы все, и я, как
старший, чувствую, что должен был бы отомстить этой женщине и не могу на это решиться, потому что все-таки люблю и уважаю моего отца.
В одной из станиц в почтовой конторе во время приема писем упал и
умер старший почтовый чиновник, и все разбежались. Пришлось чужому, проезжему человеку потребовать станичное начальство, заставить вынести из конторы тело, а контору запереть, чтобы не разграбили.
— С вами? Вы давеча хорошо сидели и вы… впрочем, всё равно… вы на моего брата очень похожи, много, чрезвычайно, — проговорил он покраснев, — он семь лет
умер;
старший, очень, очень много.
— Доктора, доктора, madame Зудченко!.. Моя
старшая дочь, Людмила,
умирает! — продолжала кричать с крылечка адмиральша.
Старших дочерей своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно
умерла, оставив трехлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша, оставалась при родителях; сынок был уже двадцати семи лет, красавчик, кровь с молоком; «кофту да юбку, так больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.
Яков Иванович не знал, как прокормиться; скарлатина указала ему выход: трое из детей
умерли друг за другом, остались
старшая дочь и меньшой сын.
Старший сын, Жозя, был с детства ненормальный и доставлял много страданий Анне Алексеевне. Ненормальность перешла в буйное помешательство, и он
умер во время одного припадка на руках матери.
Они обыкновенно не могли долго бежать за своею матерью и ходившим с нею на пристяжке
старшим братцем и или где-нибудь отставали и терялись, или
умирали на дороге от перегона; а через год Дон-Кихот опять скакал на своих удивительных лошадях, и за ним со звонким ржанием опять гнался новый жеребенок, пока где-нибудь не исчезал и этот.
И, довольный, что по его сделано,
старший доктор начинал преспокойно бумаги подписывать. А что больной
умер, до этого дела нет: лишь бы проняло.
И это не ее исключительная вера, а это вера всех женщин ее круга, и со всех сторон она слышит только это: у Екатерины Семеновны
умерло двое, потому что не позвали во-время Ивана Захарыча, а у Марьи Ивановны Иван Захарыч спас
старшую девочку; а вот у Петровых во-время, по совету доктора, разъехались по гостиницам и остались живы, а не разъехались — и померли дети.
Отца своего Маничка Норк не помнила, потому что осталась после него грудным ребенком: он
умер, когда еще
старшей Маниной сестре, Берте Ивановне, шел всего только шестой год от роду.
Но это не украшало отца, не гасило брезгливость к нему, в этом было даже что-то обидное, принижающее. Отец почти ежедневно ездил в город как бы для того, чтоб наблюдать, как
умирает монах. С трудом, сопя, Артамонов
старший влезал на чердак и садился у постели монаха, уставив на него воспалённые, красные глаза. Никита молчал, покашливая, глядя оловянным взглядом в потолок; руки у него стали беспокойны, он всё одёргивал рясу, обирал с неё что-то невидимое. Иногда он вставал, задыхаясь от кашля.
Своим умом, ловкостью и умелым обхождением Соломон так понравился придворным, что в скором времени устроился во дворце, а когда
старший повар
умер, то он заступил его место. Дальше говорил Соломон о том, как единственная дочь царя, прекрасная пылкая девушка, влюбилась тайно в нового повара, как она открылась ему невольно в любви, как они однажды бежали вместе из дворца ночью, были настигнуты и приведены обратно, как осужден был Соломон на смерть и как чудом удалось ему бежать из темницы.
Умирает только одностороннее, ложное, временное, но в них была и истина — вечная, всеобщечеловеческая: она не может
умереть, она поступает в майорат
старшим рода человеческого.
Так прожил он еще семь лет.
Старшей дочери было уже 16 лет, еще один ребенок
умер, и оставался мальчик-гимназист, предмет раздора. Иван Ильич хотел отдать его в Правоведение, а Прасковья Федоровна на зло ему отдала в гимназию. Дочь училась дома и росла хорошо, мальчик тоже учился недурно.
— Пять штук… Один утонул.
Старший, — забавный был мальчишка! Двое
умерли от дифтерита… Одна дочь вышла замуж за какого-то студента и поехала с ним в Сибирь, а другая захотела учиться и
умерла в Питере… от чахотки, говорят… Д-да… пять было… как же! Мы, духовенство, плодовитые…
Большая часть тех, которые не
умерли во младенчестве из-за небрежения
старших, погибала в раннем возрасте, среди изнурительных работ и беспорядочной жизни на фабрике.
Там он и
умер на руках
старшего своего сына — посланника Североамериканских Штатов в Неаполе.
Да, его гоняли всю жизнь! Гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жары, дожди и засухи; гоняла промерзшая земля и злая тайга!.. Скотина идет вперед и смотрит в землю, не зная, куда ее гонят… И он также… Разве он знал, чтó поп читает в церкви и за что идет ему руга? Разве он знал, зачем и куда увели его
старшего сына, которого взяли в солдаты, и где он
умер, и где теперь лежат его бедные кости?
У одного индейца был слон. Хозяин дурно кормил его и заставлял много работать. Один раз слон рассердился и наступил ногою на своего хозяина. Индеец
умер. Тогда жена индейца заплакала, принесла своих детей к слону и бросила их слону под ноги. Она сказала: «Слон! ты убил отца, убей и их». Слон посмотрел на детей, взял хоботом
старшего, потихоньку поднял и посадил его себе на шею. И слон стал слушаться этого мальчика и работать для него.
Далее дело идет о Филатке, за которым числятся недоимки, потому что он сам хворал все лето и
старший сын у него
умер, а остались малые ребятишки.
Клементьев. Знал ли, не знал ли прежде, теперь знаю вот что: отец Агнесы Ростиславовны получил богатство по смерти
старшего брата. У этого брата был сын,
умер в Москве раньше отца. Мать Надежды Всеволодовны была любовницею этого сына. Надежда Всеволодовна его побочная дочь.
Старший ограбил целую губернию и по мерзкому скряжничеству оставлял единственного сына
умирать с голоду.
Дети же у бабы были погудочки — все мал мала меньше:
старшей девочке исполнилось только пять лет, а остальные все меньше, и самый младший мальчишка был у нее у грудей. Этот уж едва жил — так он извелся, тянувши напрасно иссохшую материну грудь, в которой от голода совсем и молока не было. Очевидно, что грудной ребенок неминуемо должен был скоро
умереть голодною смертью, и вот на него-то мать и возымела ужасное намерение, о котором я передам так, как о нем рассказывали в самом народе.
Когда отец
умер,
старший ничего не умел делать, прожил все свое имение, а младший выучился наживать на чужой стороне и стал богат.
Мужик — тот, что посадил лозину, давно уже
умер, а она все росла.
Старший сын два раза срубал с нее сучья и топил ими. Лозина все росла. Обрубят ее кругом, сделают шишку, а она на весну выпустит опять сучья, хоть и тоньше, но вдвое больше прежних, как вихор у жеребенка.
К семнадцатому году своего возраста Павел Николаевич освободился от всех своих родных, как истинных, так и нареченных:
старший Бодростин
умер; супруги Гордановы, фамилию которых носил Павел Николаевич, также переселились в вечность, и герой наш пред отправлением своим в университет получил из рук Михаила Андреевича Бодростина копию с протокола дворянского собрания об утверждении его, Павла Николаевича Горданова, в дворянстве и документ на принадлежность ему деревни в восемьдесят душ, завещанной ему усопшим Петром Бодростиным.
Его
старшего брата, художника В.И.Якоби, я знал еще с моих студенческих годов в Казани;
умирать приехал он также на Ривьеру, где и скончался в Ницце в тот год, когда я туда наезжал.
Это была смертельная послеродовая болезнь Александры Михайловны. Через несколько дней она
умерла. Леонид Николаевич горько винил в ее смерти берлинских врачей. Врачей в таких случаях всегда винят, но, судя по его рассказу, отношение врачей действительно было возмутительное. Новорожденного мальчика Данилу взяла к себе в Москву мать Александры Михайловны, а Леонид Николаевич со
старшим мальчиком Димкою и своего матерью Настасьей Николаевной поселился на Капри, где в то время жил Горький.
Княжна ходила неизменно в черном после смерти матери и троих братьев. Все в ней было, чтобы нравиться и сделать блестящую партию. Но она осталась в девушках. Она говорила, что ей было «некогда» подумать о муже. При матери, чахоточной, угасавшей медленно и томительно, она пробыла десяток лет на Юге Европы. За двумя братьями тоже немало ходила. Теперь коротает век с отцом. Состояние съели, почти все, два
старших брата. Один гвардеец и один дипломат. Третий, нумизмат и путешественник,
умер в Южной Америке.
Когда Семен Родионович
умер, то тотчас же об этом известили его законного сына и наследника, Сергея
старшего, который немедленно приехал и похоронил отца.
Долго ли она жила на заводе по смерти старика Богачева, неизвестно; но в 1806 году она проживала уже в Петербурге, где ожидала решения сената о признании ее законной женой Семена Богачева и где она явила на могущую достаться ей по разделу часть дарственную запись на имя своего
старшего сына, Сергея младшего; однако она не дождалась окончания дела и
умерла в 1828 г., а через два года ее дети: Сергей младший, Александр и Григорий, были признаны законными наследниками.
Почти 30 лет тянулось это дело, а пока оно тянулось, два
старшие ее сына, Сергей и Александр, успели
умереть, и в живых остался один только Григорий.
С братьями Гонкур, как с романистами реальной школы, наша публика уже достаточно знакома. Читатель припомнит, что из двух братьев остался в живых
старший — Эдмон. Жюль, младший,
умер года три тому назад. Но их романы стали у нас читаться только в самое последнее время. Да и в Париже репутация их очень долго оставалась под спудом.
— Вы знали его
старшего брата? — спросил я. — Он тоже убил себя, отравился цианистым калием. Проповедовал мировую душу, трагическую радость познания этой души, великую красоту человеческого существования. Но глаза его были водянисто-светлые, двигались медленно и были как будто пусты. В них была та же жизненная пустота. И он
умер, — должен был
умереть. Доктор Розанов говорит, на всей их семье типическая печать вырождения… Встало Неведомое и ведет людей, куда хочет!.. Страшно, страшно!
— Род князей Шестовых окончился со смертью моего покойного батюшки, — сурово поглядела она не него, — мои братья Дмитрий и Александр были князьями только бумагам, первый женился на какой-то польской жидовке, прижил с ней двух дочерей, из которых младшая
умерла чуть не накануне своей свадьбы с каким-то докторишкой, а
старшая сослана в каторжную работу за отравление брата Александра и его третьей жены. Достойная племянница достойных этой смерти дяди и теки.
Фердинанду минуло двадцать три года. Он простудился, получил жестокую горячку и
умер. Это несчастье, посланное небом, как бы в наказание жестокому отцу и супругу, поразило его. Казалось, эта потеря должна была бы возвратить его любовь к
старшему сыну. Нет, он и тут остался для него чужд по-прежнему.