Неточные совпадения
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал
старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я,
усмехаясь. У меня было свое на уме.
Я начал возбужденно рассказывать им бабушкины истории;
старший сначала всё
усмехался и говорил тихонько...
«Утешает», — подумал Артамонов
старший и мысленно
усмехнулся.
— Будет вам орать, — ворчит Артамонов
старший, но Яков видит в тусклых глазах отца искорки удовольствия, старику приятно видеть, как ссорятся зять и племянник, он
усмехается, когда слышит раздражённый визг Татьяны,
усмехается, когда мать робко просит...
Этот большой, медно-рыжий человек, конечно,
усмехался, он
усмехался всегда, о чём бы ни говорилось; он даже о болезнях и смертях рассказывал с той же усмешечкой, с которой говорил о неудачной игре в преферанс; Артамонов
старший смотрел на него, как на иноземца, который улыбается от конфуза, оттого, что не способен понять чужих ему людей; Артамонов не любил его, не верил ему и лечился у городского врача, молчаливого немца Крона.
Алексей, слушая,
усмехался и этим ещё более раздражал. Артамонов
старший находил, что все вообще люди слишком часто
усмехаются; в этой их новой привычке есть что-то и невесёлое и глупое. Никто из них не умел однако насмешничать так утешительно и забавно, как Серафим-плотник, бессмертный старичок.
Поутру, когда я проснулся, как пораздумал, что за меня брат идет, стало мне тошно. Я и говорю: «Не ходи, Николай, мой черед, я и пойду». А он молчит и собирается. И я собираюсь. Пошли мы оба в город на ставку. Он становится, и я становлюсь. Оба мы ребята хорошие, стоим — ждем, не бракуют нас.
Старший брат посмотрел на меня —
усмехнулся и говорит: «Будет, Петр, ступай домой. Да не скучайте по мне, я своей охотой иду». Заплакал я и пошел домой. А теперь как вспомню про брата, кажется бы жизнь за него отдал.
Подала самовар. Пришла Володина мать, Варвара Владимировна, пришли все. Володя представил нас сестрам:
старшую, широколицую, звали Оля, младшую, красавицу, — Маша. Когда Маша пожимала мне руку, она опять
усмехнулась. Я в недоумении подумал...