Неточные совпадения
Отец его, провинциальный подьячий
старого времени, назначал было сыну в наследство искусство и опытность хождения по чужим делам и свое ловко пройденное поприще служения в присутственном месте; но судьба распорядилась иначе. Отец, учившийся сам когда-то по-русски на медные деньги, не хотел, чтоб сын его отставал от времени, и пожелал поучить чему-нибудь, кроме мудреной науки хождения по делам. Он года три посылал его к
священнику учиться по-латыни.
Она осторожно вошла в комнату Веры, устремила глубокий взгляд на ее спящее, бледное лицо и шепнула Райскому послать за
старым доктором. Она тут только заметила жену
священника, увидела ее измученное лицо, обняла ее и сказала, чтобы она пошла и отдыхала у ней целый день.
Нехлюдов с тетушками и прислугой, не переставая поглядывать на Катюшу, которая стояла у двери и приносила кадила, отстоял эту заутреню, похристосовался с
священником и тетушками и хотел уже итти спать, как услыхал в коридоре сборы Матрены Павловны,
старой горничной Марьи Ивановны, вместе с Катюшей в церковь, чтобы святить куличи и пасхи. «Поеду и я», подумал он.
Дряхлый дьячок, с маленькой косичкой сзади, низко подпоясанный зеленым кушаком, печально шамшил перед налоем;
священник, тоже
старый, с добреньким и слепеньким лицом, в лиловой рясе с желтыми разводами, служил за себя и за дьякона.
К полудню приехали становой и писарь, с ними явился и наш сельский
священник, горький пьяница и
старый старик. Они освидетельствовали тело, взяли допросы и сели в зале писать. Поп, ничего не писавший и ничего не читавший, надел на нос большие серебряные очки и сидел молча, вздыхая, зевая и крестя рот, потом вдруг обратился к старосте и, сделавши движение, как будто нестерпимо болит поясница, спросил его...
Митрополит Филарет отрядил миссионером бойкого
священника. Его звали Курбановским. Снедаемый русской болезнью — честолюбием, Курбановский горячо принялся за дело. Во что б то ни стало он решился втеснить благодать божию черемисам. Сначала он попробовал проповедовать, но это ему скоро надоело. И в самом деле, много ли возьмешь этим
старым средством?
Священник этот был прекрасный человек (в
старой России было немало хороших
священников, хотя почти не было хороших епископов), но он весь был проникнут
старыми церковно-государственными принципами.
И едва ли это описка фельдшера или
священника, так как «старческий маразм», как причина смерти у людей не
старых и не достигших 60 лет, упоминается в метрических книгах 45 раз.
— Как зачем? — спросил с удивлением
священник. — Митрополит Платон вводил его и правила для него писал; полагали так, что вот они очень дорожат своими
старыми книгами и обрядами, — дали им сие; но не того им, видно, было надобно: по духу своему, а не за обряды они церкви нашей сопротивляются.
1) Михаилом зовут меня, сыном Трофимовым, по прозванию Тебеньков, от роду имею лет, должно полагать, шестьдесят, а доподлинно сказать не умею; веры настоящей, самой истинной, «
старой»; у исповеди и св. причастия был лет восемь тому назад, а в каком селе и у какого
священника, не упомню, потому как приехали мы в то село ночью, и ночью же из него выехали; помню только, что село большое, и указал нам туда дорогу какой-то мужичок деревенский; он же и про
священника сказывал.
Наконец грозная минута настала: старик отчислен заштат. Приезжает молодой
священник, для которого, в свою очередь, начинается сказка об изнурительном жизнестроительстве. На вырученные деньги за
старый дом заштатный
священник ставит себе нечто вроде сторожки и удаляется в нее, питаясь крохами, падающими со скудной трапезы своего заместителя, ежели последний, по доброте сердца или по добровольно принятому обязательству, соглашается что-нибудь уделить.
В полеводстве
священник (назову его отцом Николаем) держится
старой, трехпольной системы.
Хозяйственный
священник сам пашет и боронит, чередуясь с работником, ежели такой у него есть. В воспоминаниях моего детства неизгладимо запечатлелась фигура нашего
старого батюшки, в белой рубашке навыпуск, с волосами, заплетенными в косичку. Он бодро напирает всей грудью на соху и понукает лошадь, и сряду около двух недель без отдыха проводит в этом тяжком труде, сменяя соху бороной. А заборонит — смотришь, через две недели опять или под овес запахивать нужно, или под озимь двоить.
На второй день было готово домовище и, по
старому местному обычаю, доселе сохраняющемуся у нас в некоторых местах при положении
священников в гроб, началась церемония торжественная и страшная.
Это всё то же, что происходило последние года в воинских присутствиях: сидят за столом за зерцалом, на первых местах, под портретом во весь рост императора,
старые, важные, в регалиях чиновники и свободно, развязно беседуют, записывают, приказывают и вызывают. Тут же в наперсном кресте и шелковой рясе с выпростанными седыми волосами на эпитрахили благообразный старец
священник перед аналоем, на котором лежит золотой крест с кованным в золоте Евангелием.
…
Священник старыйКольца уж меняет
У неравной пары.
Все служащие, молодые и
старые, имели нечто общее — одинаково измятые, потёртые, все они легко и быстро раздражались, кричали, оскалив зубы, размахивая руками. Было много пожилых и лысых, несколько рыжих и двое седых: один — длинноволосый, высокий, с большими усами, похожий на
священника, которому обрили бороду, другой — краснолицый, с огромною бородою и голым черепом.
Банкет был громкий; были здесь все, кого знал Шульц и кто знал Шульца:
старый хозяин, новые жильцы собственного дома, пастор, русский
священник и три конторщика.
«
Старый, мол, барин скончался внезапно, и
священника позвать к нему не успели, он же у исповеди давным-давно не бывал; да ведь завещание написать недолго».
У левой стены гостиной сидел
священник в изношенной рясе табачного цвета,
старый человек с жесткими бурыми волосами.
Священник облачился в
старую, еле живую ризу; еле живой дьячок вышел из кухни, с трудом раздувая ладан в
старом медном паникадиле.
Когда дьячок подал
священнику кадило, то в
старом громадном зале запахло точно кладбищем, и Коврину стало скучно.
Его услыхал и отец Алексей,
старый сельский
священник с бронзовым крестом двенадцатого года. — Старик тоже вздохнул и таким же шепотом сказал...
В третьей комнате чинно беседовали, поглаживая бороды, два почтенных
священника, а сама шиловская попадья,
старая, высокая, полная, еще красивая женщина, с властным большим лицом и черными круглыми бровями — настоящая король-баба! — хлопотала около стола, приготовляя закуски.
— Нет, Егор Иваныч, ради бога! — заторопился студент. — Вы только послушайте, только послушайте меня. Мужик, куда он у себя ни оглянется, на что ни посмотрит, везде кругом него старая-престарая, седая и мудрая истина. Все освещено дедовским опытом, все просто, ясно и практично. А главное — абсолютно никаких сомнений в целесообразности труда. Возьмите вы доктора, судью, литератора. Сколько спорного, условного, скользкого в их профессиях! Возьмите педагога, генерала, чиновника,
священника…
Нет, со
священниками (да и с академиками!) у меня никогда не вышло. С православными
священниками, золотыми и серебряными, холодными как лед распятия — наконец подносимого к губам. Первый такой страх был к своему родному дедушке, отцову отцу, шуйскому протоиерею о. Владимиру Цветаеву (по учебнику Священной истории которого, кстати, учился Бальмонт) — очень
старому уже старику, с белой бородой немножко веером и стоячей, в коробочке, куклой в руках — в которые я так и не пошла.
— Постучали мы в дом и взошли в сени. Отворил сам
священник,
старый, приземковатый, одного зуба в переднем строю нет, и жена у него старушка старенькая — огонь вздула. Мы им оба в ноги кинулись.
Два внезапно появившиеся лица крестьянами узнаны: это не были совсем неизвестные люди, это наши
старые знакомые —
священник Евангел и отставной майор Филетер Иванович Форов.
У входа в просторную и очень светлую комнату, с отделкой незатейливой гостиной, встретил его настоятель — высокий, худощавый, совсем еще не
старый на вид блондин, с проседью, в подряснике из летней материи, с лицом светского
священника в губернском городе.
Благочинные во всей епархии ставили
священникам, молодым и
старым, даже их женам и детям, отметки по поведению, пятерки и четверки, а иногда и тройки, и об этом приходилось говорить, читать и писать серьезные бумаги.
Когда красавица Пшеницына ехала в своей колеснице — покуда скромной, четвероугольной линеечке, наподобие ящика, с порыжелыми кожаными фартуками, на сивой
старой лошадке, с кривым кучером, и подле нее сидел ее миловидный сынок, — прохожие, мещане, купцы и даже городские власти низко кланялись ей. Приветливо, но свысока отвечала она на их поклоны. В приходской церкви ей отведено было почетное место;
священник подавал ей первой просвиру; все с уважением сторонились, когда она выходила из храма.
Священник поклонился этому причетнику как
старому знакомому и даже как лицу не без известного значения и в то же время, произнося слова «здравствуй, Парфеныч», необыкновенно ловко успел вручить ему полтину серебром.
Когда, с течением времени, у раскольников перемерли попы
старого ставленья (т. е. посвященные в сан до исправления церковных книг Никоном), тогда одна часть противников Никоновой реформы, признавая необходимость
священников для совершения таинств, стала принимать к себе попов нового ставленья, т. е. рукоположенных после Никона; другая же часть раскольников отвергла совершенно священство, объявив, что священный чин повсюду упразднен, и потому таинств более нет, кроме крещения и исповеди, которые, на основании канонических правил, в случае крайней нужды, разрешено совершать и мирянам.
Отец молодого богослова —
старый Дукач к этому времени уже умер, но мать его, старушка, еще жила в тех же Парипсах, где как раз об эту пору скончался
священник и открылась ваканция.