Неточные совпадения
Он вышел от нее, когда стал брезжиться день. Когда он кончил, она
встала, выпрямилась медленно, с напряжением, потом так же медленно опустила опять плечи и голову,
стоя, опершись рукой о стол. Из
груди ее вырвался не то вздох, не то стон.
Я сидел на лежанке ни жив ни мертв, не веря тому, что видел: впервые при мне он ударил бабушку, и это было угнетающе гадко, открывало что-то новое в нем, — такое, с чем нельзя было примириться и что как будто раздавило меня. А он всё
стоял, вцепившись в косяк, и, точно пеплом покрываясь, серел, съеживался. Вдруг вышел на середину комнаты,
встал на колени и, не устояв, ткнулся вперед, коснувшись рукою пола, но тотчас выпрямился, ударил себя руками в
грудь...
Тележка загремела, и вскоре целое облако пыли окутало и ее, и фигуру деревенского маклера. Я сел на крыльцо, а Лукьяныч
встал несколько поодаль, одну руку положив поперек
груди, а другою упершись в подбородок. Некоторое время мы молчали. На дворе была тишь; солнце
стояло низко; в воздухе чуялась вечерняя свежесть, и весь он был пропитан ароматом от только что зацветших лип.
Когда они
встали в дверях, Игнат поднял голову, мельком взглянул на них и, запустив пальцы в кудрявые волосы, наклонился над газетой, лежавшей на коленях у него; Рыбин,
стоя, поймал на бумагу солнечный луч, проникший в шалаш сквозь щель в крыше, и, двигая газету под лучом, читал, шевеля губами; Яков,
стоя на коленях, навалился на край нар
грудью и тоже читал.
Когда он лег и уснул, мать осторожно
встала со своей постели и тихо подошла к нему. Павел лежал кверху
грудью, и на белой подушке четко рисовалось его смуглое, упрямое и строгое лицо. Прижав руки к
груди, мать, босая и в одной рубашке,
стояла у его постели, губы ее беззвучно двигались, а из глаз медленно и ровно одна за другой текли большие мутные слезы.
Ушли они. Мать
встала у окна, сложив руки на
груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило
грудь ей, затрудняя биение сердца.
Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
А ещё лучше он по праздникам у кабака певал:
встанет пред народом, зажмурится крепко, так что на висках морщины лягут, да и заведёт; смотришь на него — и словно песня в
грудь ему из самой земли исходит: и слова ему земля подсказывает, и силу голосу дает.
Стоят и сидят вокруг мужики; кто голову опустил и соломинку грызёт, иной смотрит в рот Савёлке и весь светится, а бабы даже плачут, слушая.
Скажу короче: в две недели
Наш Гарин твердо мог узнать,
Когда она
встает с постели,
Пьет с мужем чай, идет гулять.
Отправится ль она к обедне —
Он в церкви верно не последний;
К сырой колонне прислонясь,
Стоит всё время не крестясь.
Лучом краснеющей лампады
Его лицо озарено:
Как мрачно, холодно оно!
А испытующие взгляды
То вдруг померкнут, то блестят —
Проникнуть в
грудь ее хотят.
Сердце, сердце! Грозным строем
встали беды пред тобой:
Ободрись и встреть их
грудью, и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады, — твердо
стой, не трепещи;
Победишь, — своей победы напоказ не выставляй,
Победят, — не огорчайся, запершись в дому, не плачь.
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй;
Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.
Спускался он с высокой паперти совсем разбитый, не от телесной усталости, не от ходьбы, а от расстройства чисто душевного. Оно точно кол
стояло у него в
груди… Вся эта поездка к «Троице-Сергию»
вставала перед ним печальной нравственной недоимкой, перешла в тяжкое недовольство и собою, и всем этим монастырем, с его базарной сутолокой и полным отсутствием, на его взгляд, смиряющих, сладостных веяний, способных всякого настроить на неземные помыслы.
То и с этим сталось: пришел домой, часа четыре заснул,
встал и, выпив жбан квасу, лег
грудью на окно, чтобы поговорить с кем-то, кто внизу
стоял, и вдруг… воз с сеном в него въехал.