Неточные совпадения
Осторожно, не делая резких движений, Самгин вынул портсигар, папиросу, — спичек в кармане не оказалось, спички лежали на столе. Тогда он, спрятав портсигар, бросил папиросу на стол и сунул руки в карманы.
Стоять среди комнаты было глупо, но двигаться не хотелось, — он
стоял и прислушивался к непривычному ощущению
грустной, но приятной легкости.
В самом деле он был в дрянном, старом и не по росту длинном пальто. Он
стоял передо мной какой-то сумрачный и
грустный, руки в карманах и не снимая шляпы.
Все эти беседы, эти споры, эта волна кипучих молодых запросов, надежд, ожиданий и мнений, — все это нахлынуло на слепого неожиданно и бурно. Сначала он прислушивался к ним с выражением восторженного изумления, но вскоре он не мог не заметить, что эта живая волна катится мимо него, что ей до него нет дела. К нему не обращались с вопросами, у него не спрашивали мнений, и скоро оказалось, что он
стоит особняком, в каком-то
грустном уединении, тем более
грустном, чем шумнее была теперь жизнь усадьбы.
Вообще происходило что-то непонятное, странное, и Нюрочка даже поплакала, зарывшись с головой под свое одеяло. Отец несколько дней ходил
грустный и ни о чем не говорил с ней, а потом опять все пошло по-старому. Нюрочка теперь уже начала учиться, и в ее комнате
стоял особенный стол с ее книжками и тетрадками. Занимался с ней по вечерам сам Петр Елисеич, — придет с фабрики, отобедает, отдохнет, напьется чаю и скажет Нюрочке...
Я
стоял долго и тихо, испытывая чувство
грустного умиленья.
Груня понять не могла, что такое с ним.
Грустная, с сложенными руками, она
стояла молча и смотрела на него.
Он любил ее как-то с мучением; часто он приходил ко мне расстроенный и
грустный, говоря, что не
стоит мизинчика своей Наташи; что он груб и зол, не в состоянии понимать ее и недостоин ее любви.
— Правильно! — сказал Егор Иванович. — А если мы ухитримся испортить им эту обедню, так они и совсем в дураках останутся. Дело
стоит так: если мы теперь перестанем доставлять на фабрику наши книжечки, жандармишки уцепятся за это
грустное явление и обратят его против Павла со товарищи, иже с ним ввергнуты в узилище…
Осадчий
стоял перед ним, высокий, неподвижный, сумрачный, с опущенной вниз обнаженной шашкой. Генерал помолчал немного и продолжал спокойнее, с
грустным и насмешливым выражением...
— Да, — отвечал с прежнею
грустною улыбкою Дубовский. — Теперь главная его султанша француженка, за которую он одних долгов заплатил в Париже двадцать пять тысяч франков, и если б вот мы пришли немного пораньше сюда, так, наверное, увидали бы, как она прокатила по Невскому на вороной паре в фаэтоне с медвежьею полостью…
Стоит это чего-нибудь или нет?
Худощавый лакей генеральши
стоял, прислонясь к стене, и с самым
грустным выражением в лице глядел на толпу, между тем как молоденький предводительский лакей курил окурок сигары, отворачиваясь каждый раз выпущать дым в угол, из опасения, чтоб не заметили господа.
Но прежде, чем сомневаться, сходите на бастионы, посмотрите защитников Севастополя на самом месте защиты или, лучше, зайдите прямо напротив в этот дом, бывший прежде Севастопольским Собранием и у крыльца которого
стоят солдаты с носилками, — вы увидите там защитников Севастополя, увидите там ужасные и
грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища.
Однажды я видел, как он,
стоя в углу конюшни, подняв к лицу руку, рассматривает надетое на пальце гладкое серебряное кольцо; его красивые губы шевелились, маленькие рыжие усы вздрагивали, лицо было
грустное, обиженное.
Человек
постоял, посмотрел на булочника
грустными глазами, пытался еще говорить что-то и вышел на улицу.
Постояв сзади и набравши достаточно
грустных впечатлений, Передонов подвинулся вперед, к средним рядам.
Вдали, ограничивая поле чёрной чуть видной стеною,
стоял лес; земля казалась сжатой в маленький комок, тесной и безвыходной, но в этой жалобной тесноте и малости её было что-то привычно уютное, трогательно
грустное.
Впрочем, она опасна до восемнадцати лет; а вот у нашего французского учителя жена тридцати лет, а в чахотке умерла, да, умерла; ну, если…» И ему так живо представился гроб в гостиной, покрыт покровом,
грустное чтение раздается, Семен Иванович
стоит печальный возле, Яшу держит нянька, повязанная белым платком.
Сожаление и досада изобразились на лице молчаливого проезжего. Он смотрел с каким-то
грустным участием на Юрия, который, во всей красоте отвагой кипящего юноши,
стоял, сложив спокойно руки, и гордым взглядом, казалось, вызывал смельчака, который решился бы ему противоречить. Стрелец, окинув взором все собрание и не замечая ни на одном лице охоты взять открыто его сторону, замолчал. Несколько минут никто не пытался возобновить разговора; наконец земский, с видом величайшего унижения, спросил у Юрия...
Здесь, перед картиной, изображающей юношу и аскета, погребающих в пустыне молодую красавицу, тихо прижавшись к стене,
стоял господин лет тридцати, с очень кротким, немного
грустным и очень выразительным, даже, можно сказать, с очень красивым лицом.
"Ну, брат, не усидеть тебе в статистике!" — мысленно повторил я и вскинул глазами вперед. О, ужас! передо мной
стоял Рудин, а за ним, в некотором отдалении, улыбался своею мягкою, несколько
грустной улыбкою Лаврецкий.
— Но они очень высоко
стоят, — произнесла
грустным голосом Домна Осиповна.
Возле кресел с одной стороны
стояла Клара Олсуфьевна, бледная, томная,
грустная, впрочем пышно убранная.
Молчание наше продолжалось уже минут пять. Чай
стоял на столе; мы до него не дотрагивались: я до того дошел, что нарочно не хотел начинать пить, чтоб этим отяготить ее еще больше; ей же самой начинать было неловко. Несколько раз она с
грустным недоумением взглянула на меня. Я упорно молчал. Главный мученик был, конечно, я сам, потому что вполне сознавал всю омерзительную низость моей злобной глупости, и в то же время никак не мог удержать себя.
Он вообще не любил терять праздных слов. Он принадлежал скорее к числу лиц думающих, мыслящих, — хотя, надо сказать, трудно было сделать заключение о точном характере его мыслей, так как он больше ограничивался намеками на различные идеи, чем на их развитие. При малейшем противоречии граф чаще всего останавливался даже на полумысли и как бы говорил самому себе: «Не ст́оит!» Он обыкновенно отходил в сторону, нервно пощипывая жиденькие усы и погружаясь в
грустную задумчивость.
Боярышня теперь
стояла перед ним совсем одетая, во всем том наряде, в котором она пленила его в своем родительском доме. Слезы, недавно обильно лившиеся по ее лицу, теперь высохли, и
грустные, сухие глаза ее смотрели с выражением того бестрепетного спокойствия, вид которого так напереносен самоуправцам, потому что он в одно и то же время и смущает и бесит их.
Когда Буланин явился в дежурную, то Петух и Козел одновременно встретили его, покачивая головами: Петух кивал головой сверху вниз и довольно быстро, что придавало его жестам укоризненный и недовольный оттенок, а Козел покачивал слева направо и очень медленно, с выражением
грустного сожаления. Эта мимическая сцена продолжалась минуты две или три. Буланин
стоял, переводя глаза с одного на другого.
— За этого толстого господина?
Постойте, батюшка Сергей Петрович, пожалуй, это и на дело похоже. Когда они собирались на вечер, Марья Антоновна была такая
грустная, а этот господин сидел с Катериной Архиповной и все шепотом разговаривали…
Рядом с нею
стоял Рябовский и говорил ей, что черные тени на воде — не тени, а сон, что в виду этой колдовской воды с фантастическим блеском, в виду бездонного неба и
грустных, задумчивых берегов, говорящих о суете нашей жизни и о существовании чего-то высшего, вечного, блаженного, хорошо бы забыться, умереть, стать воспоминанием.
— Пропивается сильно русский человек… Это
грустное явление… Но ведь тут вся беда оттого происходит, что система винных сборов несовершенно устроена.
Стоит завести акциз вместо прежнего откупа (и даже с небольшой надбавкою), и все пойдет отлично.
Голован любил возвышенные мысли и знал Поппе, но не так, как обыкновенно знают писателя люди, прочитавшие его произведение. Нет; Голован, одобрив «Опыт о человеке», подаренный ему тем же Алексеем Петровичем Ермоловым, знал всю поэму наизусть. И я помню, как он, бывало, слушает,
стоя у притолки, рассказ о каком-нибудь новом
грустном происшествии и, вдруг воздохнув, отвечает...
Стаканыч пожал его холодную, негнущуюся большую руку и, вернувшись на свою кровать, сел за прерванный пасьянс. И до самого обеда оба старика не произнесли больше ни слова, и в комнате
стояла такая, по-осеннему ясная, задумчивая и
грустная тишина, что обманутые ею мыши, которых пропасть водилось в старом доме, много раз пугливо и нагло выбегали из своего подполья на середину комнаты и, блестя черными глазенками, суетливо подбирали рассыпанные вокруг стола хлебные крошки.
Я остался еще на берегу, привлекаемый
грустным очарованием. Воздух был неподвижен и полон какой-то чуткой, кристаллической ясности, не нарушаемый теперь ни одним звуком, но как будто застывший в пугливом ожидании.
Стоит опять треснуть льдине, и морозная ночь вся содрогнется, и загудит, и застонет. Камень оборвется из-под моей ноги — и опять надолго наполнит чуткое молчание сухими и резкими отголосками…
В смутном бормотании бродяги мне слышались неопределенные вздохи о чем-то. Я забылся под давлением неразрешимого вопроса, и над моим изголовьем витали сумрачные грезы… Село вечернее солнце. Земля лежит громадная, необъятная,
грустная, вся погруженная в тяжелую думу. Нависла молчаливая, тяжелая туча… Только край неба отсвечивает еще потухающими лучами зари да где-то далеко, под задумчиво синеющими горами,
стоит огонек…
Поддавшись какому-то
грустному обаянию, я
стоял на крыше, задумчиво следя за слабыми переливами сполоха. Ночь развернулась во всей своей холодной и унылой красе. На небе мигали звезды, внизу снега уходили вдаль ровною пеленой, чернела гребнем тайга, синели дальние горы. И от всей этой молчаливой, объятой холодом картины веяло в душу снисходительною грустью, — казалось, какая-то печальная нота трепещет в воздухе: «Далеко, далеко!»
Во многих находим прекрасные изображения природы, хотя здесь заметно сильное однообразие, которое отчасти объясняется общим
грустным характером песен: обыкновенно в них представляется пустынная, печальная равнина, среди которой
стоит несколько деревьев, а под ними раненый или убитый добрый молодец; или же несколькими чертами обрисовывается густой туман, павший на море, звездочка, слабо мерцающая сквозь туман, и девушка, горюющая о своей злой судьбе.
Овцебык
стоял и улыбался. Я никогда не встречал человека, который бы так улыбался, как Богословский. Лицо его оставалось совершенно спокойным; ни одна черта не двигалась, и в глазах оставалось глубокое,
грустное выражение, а между тем вы видели, что эти глаза смеются, и смеются самым добрым смехом, каким русский человек иногда потешается над самим собою и над своею недолею.
Служебный кабинет графа Зырова. Огромный стол весь завален бумагами и делами. Граф, по-прежнему в пиджаке, сидит перед столом; лицо его имеет почти грозное выражение. На правой от него стороне
стоят в почтительных позах и с грустно наклоненными головами Мямлин и князь Янтарный, а налево генерал-майор Варнуха в замирающем и окаменелом положении и чиновник Шуберский, тоже
грустный и задумчивый.
Перед Огневым
стояла дочь Кузнецова, Вера, девушка 21 года, по обыкновению
грустная, небрежно одетая и интересная.
В глазах последнего
стояла лишь
грустная растерянность и темное, бессознательное стремление… неизвестно куда…
Теперь он
стоял перед ней, широко расставив ноги, отчего надетые на нём лохмотья как-то храбро заершились. Он твёрдо постукивал палкой о землю и смотрел на неё упорно, а его большие и
грустные глаза светились гордым и смелым чувством.
А бразильянец долго
стоял и смотрел на дерево, и ему становилось всё
грустнее и
грустнее. Вспомнил он свою родину, ее солнце и небо, ее роскошные леса с чудными зверями и птицами, ее пустыни, ее чудные южные ночи. И вспомнил еще, что нигде не бывал он счастлив, кроме родного края, а он объехал весь свет. Он коснулся рукою пальмы, как будто бы прощаясь с нею, и ушел из сада, а на другой день уже ехал на пароходе домой.
Покуда Фленушка писала обычное начало письма, Манефа
стояла у окна и глядела вдаль. Глубокая дума лежала на угрюмом и
грустном челе величавой игуменьи.
Стоит у окна
грустная, печальная…
По целым часам безмолвно, недвижно
стоит у окна Марья Гавриловна, вперив
грустные очи в заречную даль… Ничего тогда не слышит она, ничего не понимает, что ей говорят, нередко на темных ресницах искрятся тайные, тихие слезы… О чем же те думы, о чем же те слезы?.. Жалеет ли она покинутую пристань, тоскует ли по матерям Каменного Вражка, или мутится душа ее черными думами при мысли, что ожидает ее в безвестном будущем?.. Нет…
Радехонька Параша… Давно ее клонит ко сну… Разостлали по земле шерстяные платки, улеглись. В самой середке положили Парашу, к бокам ее тесно прижались Фленушка с Марьюшкой, по краям легли старицы… Прислонясь к ветвистому дубу, сумрачен, тих и безмолвен
стоял Василий Борисыч, не сводя
грустных взоров с подернувшейся рябью поверхности Светлого Яра…
Даже в эту погоду, когда кругом все
стояло безжизненным и
грустным, зеркальные стекла дома сияли, и тропические растения, отчетливо видные, казались молодыми, свежими и радостными, точно для них никогда не умирала весна и сами они обладали тайной вечнозеленой жизни.
Кого позвать мне? С кем мне поделиться
Той
грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница — бревенчатая птица
С крылом единственным —
стоит, глаза смежив.
Стояла эта девушка, облитая веселым солнцем, которое удивительно золотило ее светло-русые волосы, —
стояла тихо, благоговейно, и на лице у нее чуть заметно мелькал оттенок мысли и чувства горького,
грустного: она хорошо знала, по ком правится эта панихида… Лицо ее спутницы-старушки тоже было честное и доброе.
А меж тем одинокий и
грустный, усталый и до костей продрогший, переминаясь с ноги на ногу, Василий Борисыч
стоит у ворот Акулины Мироновны.
Облокотясь на стол и припав рукою к щеке, тихими слезами плакала Пелагея Филиппьевна, когда, исправивши свои дела, воротился в избу Герасим. Трое большеньких мальчиков молча
стояли у печки, в
грустном молчанье глядя на
грустную мать. Четвертый забился в углу коника за наваленный там всякого рода подранный и поломанный хлам. Младший сынок с двумя крошечными сестренками возился под лавкой. Приукутанный в грязные отрепья, грудной ребенок спал в лубочной вонючей зыбке, подвешенной к оцепу.