Неточные совпадения
Утро 4 декабря было морозное: — 19°С. Барометр
стоял на высоте 756 мм. Легкий ветерок тянул с
запада. Небо было безоблачное, глубокое и голубое. В горах белел снег.
С утра погода
стояла хмурая; небо было: туман или тучи. Один раз сквозь них прорвался было солнечный луч, скользнул по воде, словно прожектором, осветил сопку
на берегу и скрылся опять в облаках. Вслед за тем пошел мелкий снег. Опасаясь пурги, я хотел было остаться дома, но просвет
на западе и движение туч к юго-востоку служили гарантией, что погода разгуляется. Дерсу тоже так думал, и мы бодро пошли вперед. Часа через 2 снег перестал идти, мгла рассеялась, и день выдался
на славу — теплый и тихий.
В полдень мы дошли до водораздела. Солнце
стояло на небе и заливало землю своими палящими лучами. Жара
стояла невыносимая. Даже в тени нельзя было найти прохлады. Отдохнув немного
на горе, мы стали спускаться к ручью
на запад. Расстилавшаяся перед нами картина была довольно однообразна. Куда ни взглянешь, всюду холмы и всюду одна и та же растительность.
Фашистские движения
на Западе подтверждали эту мысль, они
стоят под знаком Великого Инквизитора — отказ от свободы духа во имя хлеба.
Запад, говорит он, основан
на фактах и хочет их рационализировать, Германия же основана
на реальности, которая глубже фактов, и Германия
стоит перед иррациональностью судьбы.
Проходили годы; ничем отрадным не навевало в нашу даль — там,
на нашем
западе, все шло тем же тяжелым ходом. Мы, грешные люди,
стояли как поверстные столбы
на большой дороге: иные путники, может быть, иногда и взглядывали, но продолжали путь тем же шагом и в том же направлении…
Ежели в настоящее время оно еще не для всех ясно, то
стоит обратить взоры
на Запад, чтобы убедиться», и т. д.
Gnadige Frau и Антип Ильич продолжали
стоять, не отходя,
на западе, почти в позе часовых.
При торжественной тишине белеет восток и гонит
на юго-запад ночную темноту, предметы выступают из мрака, яснеют; но камыши
стоят еще неподвижны, и поверхность вод не дымится легким паром: еще долго до солнца…
Вечерняя заря тихо гасла. Казалось, там,
на западе, опускается в землю огромный пурпурный занавес, открывая бездонную глубь неба и веселый блеск звезд, играющих в нем. Вдали, в темной массе города, невидимая рука сеяла огни, а здесь в молчаливом покое
стоял лес, черной стеной вздымаясь до неба… Луна еще не взошла, над полем лежал теплый сумрак…
Я с любопытством смотрел
на лицо девушки при этих рассказах. Оно оставалось так же спокойно… Когда Соколова выбежала в переднюю к закипевшему самовару, Дося подошла к окну. Я вовремя отодвинулся в тень. Между окном и девушкой
стоял столик и лампа, и мне была видна каждая черточка ее лица. Руками она бессознательно заплетала конец распустившейся косы и смотрела в темноту. И во всем лице, особенно в глазах, было выражение, которое
запало мне глубоко в душу…
Была, например, одна минута, когда, руководствуясь законами аналогии и видя, что солнце каждый день встает
на востоке, я заключил из этого, что восточные плоды суть те самые, которые наиболее пригодны для
запада, и что
стоит только насадить их, чтобы положить конец всем гниениям, брожениям и недоразумениям.
«А заметили ли вы, господа, — сказал он, — что у нас в высокоторжественные дни всегда играет ясное солнце
на ясном и безоблачном небе? что ежели, по временам, погода с утра и не обещает быть хорошею, то к вечеру она постепенно исправляется, и правило о предоставлении обывателям зажечь иллюминацию никогда не встречает препон в своем исполнении?» Затем он вздохнул, сосредоточился
на минуту в самом себе и продолжал: «
Стоя на рубеже отдаленного
Запада и не менее отдаленного Востока, Россия призвана провидением» и т. д. и т. д.
Август был в половине, и
стояла какая-то совсем отчаянная погода — дождь, дождь и дождь, мелкий и беспощадный, настоящий осенний дождь, который «зарядил»
на целый месяц; провернулось, правда, несколько солнечных дней, но солнце светило таким печальным светом, и кругом было все так безнадежно серо, что
на душе щемило от этих печальных картин еще сильней, точно не было конца этим серым низким тучам, которые ползли по небу расплывающимися мутными пятнами, с поспешностью перебираясь
на юго-запад.
Едва только кончилась беспримерная в летописях мира борьба, в которой русская доблесть и верность
стояла против соединенных усилий могущественных держав
Запада, вспомоществуемых наукою, искусством, богатством средств, опытностию
на морях и всею их военного и гражданскою организацией, — едва кончилась эта внешняя борьба под русскою Троею — Севастополем, как началась новая борьба — внутренняя — с пороками и злоупотреблениями, скрывавшимися доселе под покровом тайны в стенах канцелярий и во мраке судейских архивов.
Повозка
стояла на гребне холма. Дорога шла
на запад. Сзади, за нами,
на светлеющем фоне востока, вырисовывалась скалистая масса, покрытая лесом; громадный камень, точно поднятый палец, торчал кверху. Чертов лог казался близехонько.
Стоит там глубокое озеро да большое, ровно как море какое, а зовут то озеро Лопонским [Лоп-Нор,
на островах которого и по берегам, говорят, живет несколько забеглых раскольников.] и течет в него с
запада река Беловодье [Ак-су — что значит по-русски белая вода.].
Да справившись, выбрал ночку потемнее и пошел сам один в деревню Поромову, прямо к лохматовской токарне.
Стояла она
на речке, в поле, от деревни одаль. Осень была сухая. Подобрался захребетник к токарне,
запалил охапку сушеной лучины да и сунул ее со склянкой скипидара через окно в груду стружек. Разом занялась токарня… Не переводя духу, во все лопатки пустился бежать Карп Алексеич домой, через поле, через кочки, через болота… А было то дело накануне постного праздника Воздвиженья Креста Господня.
Оделся, вышел
на палубу. Последние тучи минувшей непогоды виднелись еще
на западе, а солнце уж довольно высо́ко
стояло. Посмотрел
на часы — восемь.
На палубе уж сидело несколько человек. Никита Федорыч прошел в третий класс, но не нашел там Флора Гаврилова.
Дня через два мы подошли к перевалу. Речка, служившая нам путеводной нитью, сделалась совсем маленькой. Она завернула направо к северу, потом к северо-западу и стала подниматься. Подъем был все время равномерно пологий и только под самым гребнем сделался крутым.
На перевале
стояла небольшая кумирня, сложенная из тонких еловых бревен и украшенная красными тряпками с китайскими иероглифическими знаками.
На вершине хребта лес был гораздо гуще. Красивый вид имеют густые ели, украшенные белоснежными капюшонами.
И вот представьте себе этот мозг
на 26 году жизни, не дрессированный, совершенно свободный от
постоя, не обремененный никакою кладью, а только слегка запылившийся кое-какими знаниями по инженерной части; он молод и физиологически алчет работы, ищет ее, и вдруг совершенно случайным путем
западает в него извне красивая, сочная мысль о бесцельной жизни и загробных потемках.
Стояли последние жаркие дни августа,
на дворе был пятый час, но солнце, несмотря
на свое значительное уклонение к
западу, еще жгло и палило немилосердно.
Но не поездка
на низовья Волги наполняла в эту минуту душу Теркина. Он то и дело поглядывал в ту сторону, где был
запад, поджидал заката; а солнце еще довольно высоко
стояло над длинным ослепительно белым зданием рядов. Раньше как через полтора часа не покажется краснота поверх зеленой крыши гостиного двора.
В сумерках шел я вверх по Остроженской улице. Таяло кругом, качались под ногами доски через мутные лужи. Под светлым еще небом черною и тихою казалась мокрая улица; только обращенные к
западу стены зданий странно белели, как будто светились каким-то тихим светом. Фонари еще не горели.
Стояла тишина, какая опускается в сумерках
на самый шумный город. Неслышно проехали извозчичьи сани. Как тени, шли прохожие.
Толпа окружила поезд, только что пришедший с
запада.
На площадке вагона
стоял смертельно-бледный, растерянный жандармский офицер и что-то говорил толпе.
С заходом солнца канонада замолкла. Всю ночь по колонным дорогам передвигались с
запада на восток пехотные части, батареи, парки. Под небом с мутными звездами далеко разносился в темноте шум колес по твердой, мерзлой земле. В третьем часу ночи взошла убывающая луна, — желтая, в мутной дымке, как будто размазанная. Части всё передвигались, и в воздухе
стоял непрерывный, ровно-рокочущий шум колес.
Не воспользовавшись еще возрождением наук и искусств, изобретениями и открытиями, мы в эту пору, конечно, отстали от
Запада, но было бы в высшей степени несправедливо думать, что мы
стояли тогда
на уровне азиатских народов.
Слова Семена Ивановича Карасева
запали глубоко в душу Иоанна. Он приказал прекратить следствие по изменному делу. Опричники были собраны и усажены в слободах, назначенных для их
постоя. Царь
на другой же день призвал к себе Бориса Годунова.
Еще бòльшую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое
стояло во главе противодвижения с востока
на запад.
На западе столбами
стояли странные облака — теплого, жемчужно-серого цвета.
Но между человеком, который говорит, что народы
Запада пошли
на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля
стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают
на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее и других планет.
Чтò нужно для того человека, который бы, заслоняя других,
стоял во главе этого движения с востока
на запад?