Неточные совпадения
Все сие было отринуто, продажа
дому уничтожена, меня осудили за ложной мой поступок лишить чинов, — и требуют теперь, — говорил повествователь, — хозяина здешнего в суд, дабы посадить под
стражу до окончания дела.
Траубенберг бежал и был убит у ворот своего
дома, Дурнов изранен, Тамбовцев повешен, члены канцелярии посажены под
стражу; а на место их учреждено новое начальство.
И, на волнах витязя лелея.
Рек Донец: «Велик ты, Игорь-князь!
Русским землям ты принес веселье,
Из неволи к
дому возвратясь». —
«О река! — ответил князь, — немало
И тебе величья! В час ночной
Ты на волнах Игоря качала,
Берег свой серебряный устлала
Для него зеленою травой.
И, когда дремал он под листвою,
Где царила сумрачная мгла,
Страж ему был гоголь над водою.
Чайка князя в небе стерегла.
Рославлев и Рено вышли из кафе и пустились по Ганд-Газу, узкой улице, ведущей в предместье, или, лучше сказать, в ту часть города, которая находится между укрепленным валом и внутреннею стеною Данцига. Они остановились у высокого
дома с небольшими окнами. Рено застучал тяжелой скобою; через полминуты дверь заскрипела на своих толстых петлях, и они вошли в темные сени, где тюремный
страж, в полувоинственном наряде, отвесив жандарму низкой поклон, повел их вверх по крутой лестнице.
В тот же день обнародовано было объявление, чтоб никто, под опасением жестокого наказания, не смел оскорблять знатных иностранцев, хотящих остаться неизвестными; в тот же день поставлена была
стража на мосту, ведущем к тому
дому, где жил царь, потому что он жаловался на толпы, стекавшиеся смотреть на него.
—
Дома я ему не даю, так старается как-нибудь потихоньку; наскучит быть вечно на
страже, а не то уедет в Москву.
Ввечеру многочисленные
стражи явились на стогнах и повелели гражданам удалиться, но любопытные украдкою выходили из
домов и видели, в глубокую полночь, Иоанна и Холмского, в тишине идущих к Софийскому храму; два воина освещали их путь факелом, остановились в ограде, и великий князь наклонился на могилу юного Мирослава; казалось, что он изъявлял горесть и с жаром упрекал Холмского смертию сего храброго витязя…
Граждане в сию последнюю ночь власти народной не смыкали глаз своих, сидели на Великой площади, ходили по стогнам, нарочно приближались к вратам, где стояла воинская
стража, и на вопрос ее: «Кто они?» — еще с тайным удовольствием ответствовали: «Вольные люди новогородские!» Везде было движение, огни не угасали в
домах: только в жилище Борецких все казалось мертвым.
Глубокая ночь наступила. Никто не мыслил успокоиться в великом граде. Чиновники поставили
стражу и заключились в
доме Ярослава для совета с Марфою. Граждане толпились на стогнах и боялись войти в домы свои — боялись вопля жен и матерей отчаянных. Утомленные воины не хотели отдохновения, стояли пред Вадимовым местом, облокотись на щиты свои, и говорили: «Побежденные не отдыхают!» — Ксения молилась над телом Мирослава.
Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи
дома. Еще была опасность, что месть врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения
стражи и, быть может, новых казней. Возле Иоанна, которому, как любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его. Мария, у которой лицо распухло от слез, тихо гладила рукою его пышные волнистые волосы, Матфей же наставительно говорил словами Соломона...
Войдя в
дом дяди, узнала, что жена, его сын и дочь под
стражей сидят…
Чубалов соглашался, и эти работники были полезнее других, они сделались бдительными и верными
стражами осиротелого
дома.
Приехал другой офицер, который все и принял, а Богачев за свои изделия получил чин, дорогие подарки и дозволение иметь почетную
стражу, которая постоянно окружала его
дом и конвоировала его карету.
Небо умилостивлялось над генералом, и старые связи его старой тещи еще возымели свое действие. В Петербурге о Копцевиче напоминали вовремя и кстати, и в ноябре генерал получил приглашение вступить в службу и назначен был служить в Петербурге (командиром корпуса внутренней
стражи). Разумеется,
дом исполнился радости: осеннее сидение в деревне среди раскисшего малороссийского чернозема кончилось, и началась опять настоящая, разумная жизнь с барабанами, флейтами, значками и проч.
Дом, где жил и волею-неволею производил свои житейские наблюдения магистр Исмайлов, был один из почетнейших
домов в Петербурге, — это
дом генерала-от-артиллерии Петра Михайловича Копцевича, который в свое время занимал очень важные должности: он был генерал-губернатором Западной Сибири, а потом, после небольшого перерыва, по приглашению государя Николая Павловича, служил командиром корпуса внутренней
стражи и занимал видное место в орденской думе.
— Какой глупенький мальчик! — рассмеялась Мая своим веселым смехом. — Разве феям трудно очутиться там, где они захотят! Мои маленькие эльфы запрягли кузнечиков в коляску, а бабочки — моя верная
стража — охраняли меня в пути, пока я на большом листе лопуха, который мне заменяет экипаж, не прилетела сюда, в
дом князя. Ведь я фея…
— Будьте спокойны, — сказал Паткуль; потом присовокупил по-французски, обратившись к офицеру, стоявшему в уважительном положении недалеко от него, и указав ему на солдат, вломившихся было в
дом: — Господин полковник Дюмон! рассейте эту сволочь и поставьте у всех входов
стражу с крепким наказом, что за малейшую обиду кому бы то ни было из обитателей Гельмета мне будут отвечать головою.
Проехав несколько улиц, всадники остановились у
дома Марфы Борецкой, у ворот которого уже стояла московская
стража.
Триста человек отборной гетманской
стражи, называвшихся «янычарами», мужественно защищались в
домах. Все они были переколоты — и к утру местечко очищено от неприятеля.
Проехав несколько улиц, он остановился у чудного
дома Марфы Борецкой, у ворот которого уже стояла московская
стража.
Замелькали опять перед ними огни фонарей, и пронеслись мимо
дома Тверской-Ямской, и отступили от них, как будто в страхе, мифологические гиганты, безмолвные
стражи новых триумфальных ворот. Вот они миновали Петровский парк, Разумовское. Снежное поле, и над ними по голубому небесному раздолью плывет полный, назревший месяц. Широко, привольно, словно они одни в мире, дышится так легко.
По Луговой линии во всех
домах огни были погашены; одетые к стороне дворца мраком, здания стали, как угрюмые, исполинские
стражи его, и простерли вперед тень свою, будто огромные зазубренные щиты.
Любовники остановились у дверей ледяного
дома. Чудное это здание, уж заброшенное, кое-где распадалось;
стража не охраняла его; двери сломанные лежали грудою. Ветер, проникая в разбитые окна, нашептывал какую-то волшебную таинственность. Будто духи овладели этим ледяным дворцом. Два ряда елей с ветвями, густо опушенными инеем, казались рыцарями в панцирях матового серебра, с пышным страусовым панашом на головах.
Он не выдержал, он еще раз хотел проехать мимо
дома Образца, проститься с жилищем ее, если не с ней, может быть, навсегда, догнал большой полк, идущий в поход, увидал бедного Афанасия Никитина, с которым познакомил его Андрюша и который не раз беседовал с ним о жизни и природе на Западе, и спешил подать
страже его горсть серебра.
Виктор Аркадьевич, не находя удобным ждать против самого
дома, прошел несколько далее и начал ходить взад и вперед по небольшому пространству гранитного тротуара, не теряя ни на минуту из виду подъезда графского
дома, куда все продолжали подъезжать экипажи, и ворот, у которых с неподвижностью изваянной фигуры сидел
страж.
Добрый час выпадет — отец, брат не будут
дома; Селинова станет на
страже, и концы в воду.
Нефора с величайшим трудом едва могла проникнуть в своих носилках через эту толпу. Главный вход в
дом был закрыт, и она вошла в чертоги правителя через известную ей потаенную дверь, которую открыл ей хорошо знавший ее привратник, после чего и эта дверь опять тотчас же была заперта.
Стража со всех сторон охраняла все входы.
Но «г. домоправитель не подвигнулся примером добродушного грека Христофора» — и мало дал веры рассказам Баранщикова и на паспорты его не обратил внимания, а «приказал, чтобы он никогда в
дом императорского министра не ходил, претя отдачею, буди приидет, под турецкую
стражу, сказав притом с негодованием: как бы то ни было, что ты магометанский закон самовольно или принужденно принял, нужды нет вступаться его превосходительству, много вас такихбродяг, вы все сказываете, что нуждою отурчали».