Неточные совпадения
Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей
сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной
страной,
Подавленной, рабски бессудной.
Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как
сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов нежных;
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные
страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слезы;
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.
Бросив лопату, он сел к низкому хворостяному забору и посадил девочку на колени. Страшно усталая, она пыталась еще прибавить кое-какие подробности, но жара, волнение и слабость клонили ее в
сон. Глаза ее слипались, голова опустилась на твердое отцовское плечо, мгновение — и она унеслась бы в
страну сновидений, как вдруг, обеспокоенная внезапным сомнением, Ассоль села прямо, с закрытыми глазами и, упираясь кулачками в жилет Лонгрена, громко сказала...
— Говорил он о том, что хозяйственная деятельность людей, по смыслу своему, религиозна и жертвенна, что во Христе сияла душа Авеля, который жил от плодов земли, а от Каина пошли окаянные люди, корыстолюбцы, соблазненные дьяволом инженеры, химики. Эта ерунда чем-то восхищала Тугана-Барановского, он изгибался на длинных ногах своих и скрипел: мы — аграрная
страна, да, да! Затем курносенький стихотворец читал что-то смешное: «В ладье мечты утешимся,
сны горе утолят», — что-то в этом роде.
Снились ему такие горячие
сны о далеких
странах, о необыкновенных людях в латах, и каменистые пустыни Палестины блистали перед ним своей сухой, страшной красотой: эти пески и зной, эти люди, которые умели жить такой крепкой и трудной жизнью и умирать так легко!
Ужели это то солнце, которое светит у нас? Я вспомнил косвенные, бледные лучи, потухающие на березах и соснах, остывшие с последним лучом нивы, влажный пар засыпающих полей, бледный след заката на небе, борьбу дремоты с дрожью в сумерки и мертвый
сон в ночи усталого человека — и мне вдруг захотелось туда, в ту милую
страну, где… похолоднее.
Но я люблю полунощные
страныМне любо их могучую природу
Будить от
сна и звать из недр земных
Родящую, таинственную силу,
Несущую беспечным берендеям
Обилье жит неприхотливых.
Мы вернулись в Ровно; в гимназии давно шли уроки, но гимназическая жизнь отступила для меня на второй план. На первом было два мотива. Я был влюблен и отстаивал свою веру. Ложась спать, в те промежуточные часы перед
сном, которые прежде я отдавал буйному полету фантазии в
страны рыцарей и казачества, теперь я вспоминал милые черты или продолжал гарнолужские споры, подыскивая аргументы в пользу бессмертия души. Иисус Навит и формальная сторона религии незаметно теряли для меня прежнее значение…
Исчезли радужные
сны,
Пред нею ряд картин
Забитой, загнанной
страны:
Суровый господин
И жалкий труженик-мужик
С понурой головой…
Указывая на все вышеизложенное, я питал надежду, что голос мой будет услышан и что здоровые силы
страны воспрянут от многолетнего безмятежного
сна, дабы воспользоваться плодами оного.
— Признаюсь тебе, друг мой, я даже и не знаю наверное когда. Не во
сне ли я видел и это? Ах, как это, од-на-ко же, стран-но!
Так пленник бедный мой уныло,
Хоть сам под бременем оков,
Смотрел на гибель казаков.
Когда ж полночное светило
Восходит, близ забора он
Лежит в ауле — тихий
сонЛишь редко очи закрывает.
С товарищами — вспоминает
О милой той родной
стране;
Грустит; но больше чем оне…
Оставив там залог прелестный,
Свободу, счастье, что любил;
Пустился он в край неизвестный,
И… всё в краю том погубил.
И вот раз в глухую полночь они поднялись от
сна и, оставив спящую толпу, пошли в чащу. Одних неодолимо влекло вперед представление о
стране простора и света, других манил мираж близости этой
страны, третьим надоело тянуться с «презренной толпой, которая только и знает, что спать да работать руками», четвертым казалось, что все идут не туда, куда надо. Они надеялись разыскать путь своими одинокими усилиями и, вернувшись к толпе, сказать ей: вот близкий путь. Желанный свет тут, я его видел…
Этот
сон видел бедный Макар, который загнал своих телят в далекие, угрюмые
страны, — тот самый Макар, на которого, как известно, валятся все шишки.
Да, говори, королевна,
Так, чтобы яркие
сны предо мною текли,
Яркие
сны небывалой
страны.
Там отдохнул я крепким
сном и проснулся, когда уже ночь порядочно разгуливала над
страною.
— Я думаю не так, — сказала молодая умная женщина, воспитанная в свободной
стране. — Я рада этому твоему
сну, я думаю так же, как и ты, что ответственность, лежащая на тебе, ужасна. Я часто мучалась этим. И мне кажется, что средство снять с себя хотя не всю, но ту, которая непосильна тебе, ответственность есть очень легкое. Надо передать большую часть власти, которую ты не в силах прилагать, народу, его представителям, и оставить себе только ту высшую власть, которая дает общее направление делам.