Неточные совпадения
На старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и был прав, потому что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром, бог
весть какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро в деревенской церкви, зная, что отец не любит офицеров по
странному предубеждению, будто бы все военные картежники и мотишки.
Засим это
странное явление, этот съежившийся старичишка проводил его со двора, после чего
велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть, на своих ли местах сторожа, которые стояли на всех углах, колотя деревянными лопатками в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул в кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился в свою комнату.
Их дочки Таню обнимают.
Младые грации Москвы
Сначала молча озирают
Татьяну с ног до головы;
Ее находят что-то
странной,
Провинциальной и жеманной,
И что-то бледной и худой,
А впрочем, очень недурной;
Потом, покорствуя природе,
Дружатся с ней, к себе
ведут,
Целуют, нежно руки жмут,
Взбивают кудри ей по моде
И поверяют нараспев
Сердечны тайны, тайны дев.
— Да, — начал Базаров, —
странное существо человек. Как посмотришь этак сбоку да издали на глухую жизнь, какую
ведут здесь «отцы», кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.
Она внезапно уезжала за границу, внезапно возвращалась в Россию, вообще
вела странную жизнь.
Впереди шагал человек в меховом пальто с хлястиком, в пуховой шляпе
странного фасона, он
вел под руку даму и сочно убеждал ее...
Сегодня Безбедов даже вызвал чувство тревоги, угнетающее чувство. Через несколько минут Самгин догадался, что обдумывать Безбедова — дело унизительное. Оно
ведет к мыслям
странным, совершенно недопустимым. Чувство собственного достоинства решительно протестует против этих мыслей.
«Это — опасное уменье, но — в какой-то степени — оно необходимо для защиты против насилия враждебных идей, — думал он. — Трудно понять, что он признает, что отрицает. И — почему, признавая одно, отрицает другое? Какие люди собираются у него? И как
ведет себя с ними эта
странная женщина?»
Между тем он же впадал в
странное противоречие: на ярмарке он все деньги истратит на жену, купит ей платье, платков, башмаков, серьги какие-нибудь. На Святую неделю, молча,
поведет ее под качели и столько накупит и, молча же, насует ей в руки орехов, пряников, черных стручьев, моченых груш, что она употчует всю дворню.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким
странным, напряженным голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как
велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то не умрет, а останется здоровым.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими
странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а
велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Ходил очень
странный слух, между самыми, впрочем, темными людьми, что отец Ферапонт имеет сообщение с небесными духами и с ними только
ведет беседу, вот почему с людьми и молчит.
Мне казалось
странным и совершенно непонятным, почему тигр не ест собаку, а тащит ее с собой. Как бы в ответ на мои мысли, Дерсу сказал, что это не тигр, а тигрица и что у нее есть тигрята; к ним-то она и несет собаку. К своему логовищу она нас не
поведет, а будет водить по сопкам до тех пор, пока мы от нее не отстанем. С этими доводами нельзя было не согласиться.
Дача, занимаемая В., была превосходна. Кабинет, в котором я дожидался, был обширен, высок и au rez-de-chaussee, [в нижнем этаже (фр.).] огромная дверь
вела на террасу и в сад. День был жаркий, из сада пахло деревьями и цветами, дети играли перед домом, звонко смеясь. Богатство, довольство, простор, солнце и тень, цветы и зелень… а в тюрьме-то узко, душно, темно. Не знаю, долго ли я сидел, погруженный в горькие мысли, как вдруг камердинер с каким-то
странным одушевлением позвал меня с террасы.
Одним утром Матвей взошел ко мне в спальню с
вестью, что старик Р. «приказал долго жить». Мной овладело какое-то
странное чувство при этой
вести, я повернулся на другой бок и не торопился одеваться, мне не хотелось видеть мертвеца. Взошел Витберг, совсем готовый. «Как? — говорил он, — вы еще в постеле! разве вы не слыхали, что случилось? чай, бедная Р. одна, пойдемте проведать, одевайтесь скорее». Я оделся — мы пошли.
Через минуту казаки окружили
странных выходцев и
повели в главную квартиру арьергарда.
Потом какой-то дядя Смоль
ведет странные разговоры с племянником в лавке морских принадлежностей.
Все это мы успели заметить и оценить до последней пуговицы и до слишком широких лацканов синего фрака, пока новый учитель ходил по классу. Нам казалось
странным и немного дерзким то обстоятельство, что он
ведет себя так бесцеремонно, точно нас, целого класса, здесь вовсе не существует.
Теперь все с удивлением оглядывали
странного гостя: кучера, стряпка, Лиодор, девицы с террасы. Всех удивляло, куда это тятенька
ведет этого бродягу.
Кожин только посмотрел на него остановившимися страшными глазами и улыбнулся. У него по
странной ассоциации идей мелькнула в голове мысль: почему он не убил Карачунского, когда встрел его ночью на дороге, — все равно бы отвечать-то. Произошла раздирательная сцена, когда Кожина
повели в город для предварительного заключения. Старуху Маремьяну едва оттащили от него.
Лиза оставалась неподвижною одна-одинешенька в своей комнате. Мертвая апатия, недовольство собою и всем окружающим, с усилием подавлять все это внутри себя, резко выражались на ее болезненном личике. Немного нужно было иметь проницательности, чтобы, глядя на нее теперь, сразу видеть, что она во многом обидно разочарована и
ведет свою
странную жизнь только потому, что твердо решилась не отставать от своих намерений — до последней возможности содействовать попытке избавиться от семейного деспотизма.
Он
вел довольно
странный для студента образ жизни.
За ужином Плавин
повел себя еще
страннее: два пожилые генерала начали с Евгением Петровичем разговаривать о Севастополе. Плавин некоторое время прислушивался к ним.
— Все запишут! — отвечал ему с сердцем Вихров и спрашивать народ
повел в село. Довольно
странное зрелище представилось при этом случае: Вихров, с недовольным и расстроенным лицом, шел вперед; раскольники тоже шли за ним печальные; священник то на того, то на другого из них сурово взглядывал блестящими глазами. Православную женщину и Григория он
велел старосте
вести под присмотром — и тот поэтому шел невдалеке от них, а когда те расходились несколько, он говорил им...
Еще и теперь я не могу вспомнить эту
повесть без какого-то
странного сердечного движения, и когда я, год тому назад, припомнил Наташе две первые строчки: «Альфонс, герой моей
повести, родился в Португалии; дон Рамир, его отец» и т. д., я чуть не заплакал.
Она умерла две недели спустя. В эти две недели своей агонии она уже ни разу не могла совершенно прийти в себя и избавиться от своих
странных фантазий. Рассудок ее как будто помутился. Она твердо была уверена, до самой смерти своей, что дедушка зовет ее к себе и сердится на нее, что она не приходит, стучит на нее палкою и
велит ей идти просить у добрых людей на хлеб и на табак. Часто она начинала плакать во сне и, просыпаясь, рассказывала, что видела мамашу.
В самом деле, со дня объявления ополчения в Удодове совершилось что-то
странное. Начал он как-то озираться, предался какой-то усиленной деятельности. Прежде не проходило почти дня, чтобы мы не виделись, теперь — он словно в воду канул. Даже подчиненные его
вели себя как-то таинственно. Покажутся в клубе на минуту, пошепчутся и разойдутся. Один только раз удалось мне встретить Удодова. Он ехал по улице и, остановившись на минуту, крикнул мне...
— Да, теперь совсем взрослая девушка… и очень красивая. Виталий Кузьмич вообще
ведет странный образ жизни и едва ли удержится на каком-нибудь другом месте.
В это время мимо них прошел Лаптев; он
вел Лу-шу, отыскивая место для кадрили. Девушка шла сквозь строй косых и завистливых взглядов с гордой улыбкой на губах. Раиса Павловна опять испытывала
странное волнение и боялась взглянуть на свою любимицу; по восклицанию Прейна она еще раз убедилась в начинавшемся торжестве Луши.
То есть как это незачем? И что это за
странная манера — считать меня только чьей-то тенью. А может быть, сами вы все — мои тени. Разве я не населил вами эти страницы — еще недавно четырехугольные белые пустыни. Без меня разве бы увидели вас все те, кого я
поведу за собой по узким тропинкам строк?
— Калинович, — отвечал он, ожидая, что тот спросит, не автор ли он известной
повести «
Странные отношения», но студент не спросил.
Прошло восемь дней. Теперь, когда уже всё прошло и я пишу хронику, мы уже знаем, в чем дело; но тогда мы еще ничего не знали, и естественно, что нам представлялись
странными разные вещи. По крайней мере мы со Степаном Трофимовичем в первое время заперлись и с испугом наблюдали издали. Я-то кой-куда еще выходил и по-прежнему приносил ему разные
вести, без чего он и пробыть не мог.
Местами это описание прерывалось какою-то другою
повестью, какими-то
странными, ужасными воспоминаниями, набросанными неровно, судорожно, как будто по какому-то принуждению.
Но вот на самом верху крутой, нагорной стороны Старого Города, над узкою крестовою тропой, что
ведет по уступам кременистого обрыва к реке, тонко и прозрачно очерчиваются контуры весьма
странной группы.
Что будет с нами, со всем человечеством, если каждый из нас исполнит то, что требует от него бог через вложенную в него совесть? Не будет ли беды оттого, что, находясь весь во власти хозяина, я в устроенном и руководимом им заведении исполню то, что он мне
велит делать, но что мне, не знающему конечных целей хозяина, кажется
странным?
Берсенев прислонился к двери. Чувство горестное и горькое, не лишенное какой-то
странной отрады, сдавило ему сердце. «Мой добрый друг!» — подумал он и
повел плечом.
Подумав, я согласился принять заведование иностранной корреспонденцией в чайной фирме Альберта Витмера и
повел странную, двойную жизнь, одна часть которой представляла деловой день, другая — отдельный от всего вечер, где сталкивались и развивались воспоминания.
Что же засим? — герой этой, долго утолявшей читателя
повести умер, и умер, как жил, среди
странных неожиданностей русской жизни, так незаслуженно несущей покор в однообразии, — пора кончить и самую
повесть с пожеланием всем ее прочитавшим — силы, терпения и любви к родине, с полным упованием, что пусть, по пословице «велика растет чужая земля своей похвальбой, а наша крепка станет своею хайкою».
Зотушка все это время
вел самый
странный образ жизни и точно не хотел ничего знать, что делается в батюшкином доме.
Немного погодя я и сестра шли по лестнице. Я прикрывал ее полой своего пальто; мы торопились, выбирая переулки, где не было фонарей, прячась от встречных, и это было похоже на бегство. Она уже не плакала, а глядела на меня сухими глазами. До Макарихи, куда я
вел ее, было ходьбы всего минут двадцать, и,
странное дело, за такое короткое время мы успели припомнить всю нашу жизнь, мы обо всем переговорили, обдумали наше положение, сообразили…
— То есть как тебе сказать… оно, конечно… Цели нашего общества самые благонамеренные…
Ведем мы себя, даже можно сказать, примернейшим образом… Но —
странное дело! — для правительства все как будто неясно, что от пенкоснимателей никакого вреда не может быть!
Утро тихое, ясное. Табун пошел в поле. Холстомер остался. Пришел
странный человек, худой, черный, грязный, в забрызганном чем-то черным кафтане. Это был драч. Он взял, не поглядев на него, повод оброти, надетой на Холстомера, и
повел. Холстомер пошел спокойно, не оглядываясь, как всегда волоча ноги и цепляя задними по соломе. Выйдя за ворота, он потянулся к колодцу, но драч дернул и сказал: — Не к чему.
Лаевскому показалось также
странным, что Ачмианов
повел его к черному ходу и замахал ему рукой, как бы приглашая его идти потише и молчать.
В настоящее время их удивляло то
странное положение, в котором держали себя лица, заинтересованные в этом происшествии, которое рассказывалось следующим образом: Анна Павловна еще до замужества
вела себя двусмысленно — причина, по которой Мановский дурно жил с женою.
Казалось, одни ласточки не покидали старого барского дома и оживляли его своим временным присутствием, когда темные купы акаций и лип, окружавшие дом, покрывались густою зеленью; в палисаднике перед балконом алели мак, пион, и сквозь глушившую их траву высовывала длинную верхушку свою стройная мальва, бог
весть каким-то
странным случаем сохранившаяся посреди всеобщего запустения; но теперь даже и ласточек не было; дом глядел печально и уныло из-за черных безлиственных дерев, поблекших кустарников и травы, прибитой последними ливнями к сырой земле дорожек.
Я испугалась своего чувства, — бог знает, куда оно могло
повести меня; и его и мое смущение в сарае, когда я спрыгнула к нему, вспомнились мне, и мне стало тяжело, тяжело на сердце. Слезы, полились из глаз, я стала молиться. И мне пришла
странная, успокоившая меня мысль и надежда. Я решила говеть с нынешнего дня, причаститься в день моего рождения и в этот самый день сделаться его невестою.
Иван Ильич
велел Герасиму сесть и держать ноги и поговорил с ним. И —
странное дело — ему казалось, что ему лучше, пока Герасим держал его ноги.
Можно было думать, что сиротка куда-нибудь убежала в другой город или пошла просить милостыню по деревням. Гораздо любопытнее было то, что с исчезновением сиротки соединялось другое
странное обстоятельство: прежде чем хватились девочки, было замечено, что без
вести пропал куда-то калачник Селиван.
Я ехал с товарищем — поляком из ссыльных. Он участвовал в известном восстании на кругобайкальской дороге и был ранен. Усмиряли их тогда жестоко, и у него на всю жизнь остались на руках и ногах следы железа: их
вели в кандалах без подкандальников по морозу… От этого он был очень чувствителен к холоду… И вообще существо это было хлипкое, слабое — в чем душа, как говорится… Но в этом маленьком теле был темперамент прямо огромный. И вообще весь он был создан из
странных противоречий… Фамилия его была Игнатович…
Он гулял по саду до самого вечера, заводя знакомства и
ведя странные разговоры, в которых каждый из собеседников слышал только ответы на свои безумные мысли, выражавшиеся нелепо-таинственными словами.