Неточные совпадения
— Уйди, Дуняша, я позову тогда, — сказала Кити. — Что с тобой? — спросила она, решительно говоря ему «ты», как только девушка вышла. Она заметила его странное
лицо, взволнованное и мрачное, и на нее нашел
страх.
Вслед за помещиком высунулось
лицо губернского предводителя.
Лицо это было страшно от изнеможения и
страха.
«Но знаю ли я ее мысли, ее желания, ее чувства?» вдруг шепнул ему какой-то голос. Улыбка исчезла с его
лица, и он задумался. И вдруг на него нашло странное чувство. На него нашел
страх и сомнение, сомнение во всем.
Для других, она знала, он не представлялся жалким; напротив, когда Кити в обществе смотрела на него, как иногда смотрят на любимого человека, стараясь видеть его как будто чужого, чтоб определить себе то впечатление, которое он производит на других, она видела, со
страхом даже для своей ревности, что он не только не жалок, но очень привлекателен своею порядочностью, несколько старомодною, застенчивою вежливостью с женщинами, своею сильною фигурой и особенным, как ей казалось, выразительным
лицом.
А! господин Грушницкий! ваша мистификация вам не удастся… мы поменяемся ролями: теперь мне придется отыскивать на вашем бледном
лице признаки тайного
страха.
Так бывает на
лицах чиновников во время осмотра приехавшим начальником вверенных управлению их мест: после того как уже первый
страх прошел, они увидели, что многое ему нравится, и он сам изволил наконец пошутить, то есть произнести с приятною усмешкой несколько слов.
Между тем сидевшие в коляске дамы глядели на все это с выражением
страха в
лицах.
Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в
лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив,
лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со
страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке.
Прошу посмотреть на него, когда он сидит среди своих подчиненных, — да просто от
страха и слова не выговоришь! гордость и благородство, и уж чего не выражает
лицо его? просто бери кисть, да и рисуй...
Любочка, в черном платьице, обшитом плерезами, вся мокрая от слез, опустила головку, изредка взглядывала на гроб, и
лицо ее выражало при этом только детский
страх.
Кроме страстного влечения, которое он внушал мне, присутствие его возбуждало во мне в не менее сильной степени другое чувство —
страх огорчить его, оскорбить чем-нибудь, не понравиться ему: может быть, потому, что
лицо его имело надменное выражение, или потому, что, презирая свою наружность, я слишком много ценил в других преимущества красоты, или, что вернее всего, потому, что это есть непременный признак любви, я чувствовал к нему столько же
страху, сколько и любви.
Голос его был груб и хрипл, движения торопливы и неровны, речь бессмысленна и несвязна (он никогда не употреблял местоимений), но ударения так трогательны и желтое уродливое
лицо его принимало иногда такое откровенно печальное выражение, что, слушая его, нельзя было удержаться от какого-то смешанного чувства сожаления,
страха и грусти.
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со
страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с
лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
Его разнузданное
лицо кошмарно кривилось, глаза неистово прыгали от
страха или радости.
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая женщина из Олонецкого края сказывала о том, как мать богатыря Добрыни прощалась с ним, отправляя его в поле, на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и
страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит на коленях и держит меч на вытянутых руках, глядя покорными глазами в
лицо матери.
«Бред какой», — подумал Самгин, видя
лицо Захария, как маленькое, бесформенное и мутное пятно в темноте, и представляя, что
лицо это должно быть искажено
страхом. Именно —
страхом, — Самгин чувствовал, что иначе не может быть. А в темноте шевелились, падали бредовые слова...
Большое, мягкое тело Безбедова тряслось, точно он смеялся беззвучно,
лицо обмякло, распустилось, таяло потом, а в полупьяных глазах его Самгин действительно видел
страх и радость. Отмечая в Безбедове смешное и глупое, он почувствовал к нему симпатию. Устав размахивать руками, задыхаясь и сипя, Безбедов повалился на стул и, наливая квас мимо стакана, бормотал...
Ответа он не искал, мешала растрепанная, жалкая фигура, разбитое, искаженное
страхом и возмущением
лицо, вспомнилась завистливая жалоба...
Его
лицо, слепленное из мелких черточек и густо покрытое черным волосом, его быстро бегающие глаза и судорожные движения тела придавали ему сходство с обезьяной «мартышкой», а говорил он так, как будто одновременно веровал, сомневался, испытывал
страх, обжигающий его.
Лицо полковника вдруг обмякло, как будто скулы его растаяли, глаза сделались обнаженнее, и Самгин совершенно ясно различил в их напряженном взгляде и
страх и негодование. Пожав плечами и глядя в эти спрашивающие глаза, он ответил...
— Как страшно, — пробормотала она, глядя в
лицо Самгина, влажные глаза ее широко открыты и рот полуоткрыт, но
лицо выражало не
страх, а скорее растерянность, удивление. — Я все время слышу его слова.
«Пролетарская солидарность или —
страх, что товарищи вздуют?» — иронически подумал Самгин, а носильщик сбоку одним глазом заглянул в его
лицо, движением подбородка указав на один из домов, громко сказал...
Люди слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый юноша сидел открыв рот, и в светлых глазах его изумление сменялось
страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя тело, но подняв голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою
лица оратора. Фомин, зажав руки в коленях, смотрел под ноги себе, в лужу растаявшего снега.
Именно это чувство слышал Клим в густых звуках красивого голоса, видел на
лице, побледневшем, может быть, от стыда или
страха, и в расширенных глазах.
Перед нею — лампа под белым абажуром, две стеариновые свечи, толстая книга в желтом переплете;
лицо Лидии — зеленоватое, на нем отражается цвет клеенки; в стеклах очков дрожат огни свеч; Лидия кажется выдуманной на
страх людям.
— Нервы! — повторит она иногда с улыбкой, сквозь слезы, едва пересиливая
страх и выдерживая борьбу неокрепших нерв с пробуждавшимися силами. Она встанет с постели, выпьет стакан воды, откроет окно, помашет себе в
лицо платком и отрезвится от грезы наяву и во сне.
Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На
лице у него попеременно выступал не то
страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.
На
лице у ней он успел прочесть первые, робкие лучи жизни, мимолетные проблески нетерпения, потом тревоги,
страха и, наконец, добился вызвать какое-то волнение, может быть, бессознательную жажду любви.
На
лице ее появлялось, для тех, кто умеет читать
лица, и проницательная догадка, и умиление, и
страх, и жалость.
Она вздохнула будто свободнее — будто опять глотнула свежего воздуха, чувствуя, что подле нее воздвигается какая-то сила, встает, в
лице этого человека, крепкая, твердая гора, которая способна укрыть ее в своей тени и каменными своими боками оградить — не от бед
страха, не от физических опасностей, а от первых, горячих натисков отчаяния, от дымящейся еще язвы страсти, от горького разочарования.
Он изумился смелости, независимости мысли, желания и этой свободе речи. Перед ним была не девочка, прячущаяся от него от робости, как казалось ему, от
страха за свое самолюбие при неравной встрече умов, понятий, образований. Это новое
лицо, новая Вера!
На
лицо бабушки, вчера еще мертвое, каменное, вдруг хлынула жизнь, забота,
страх. Она сделала ему знак рукой, чтоб вышел, и в полчаса кончила свой туалет.
Он наклонился к ней и, по-видимому, хотел привести свое намерение в исполнение. Она замахала руками в непритворном
страхе, встала с кушетки, подняла штору, оправилась и села прямо, но
лицо у ней горело лучами торжества. Она была озарена каким-то блеском — и, опустив томно голову на плечо, шептала сладостно...
Широкими, но поспешными шагами, с тревогой на
лице, перешла она через двор и поднялась к Вере. Усталости — как не бывало. Жизнь воротилась к ней, и Райский радовался, как доброму другу,
страху на ее
лице.
Нехлюдову вспомнилось всё это и больше всего счастливое чувство сознания своего здоровья, силы и беззаботности. Легкие, напруживая полушубок, дышат морозным воздухом, на
лицо сыплется с задетых дугой веток снег, телу тепло,
лицу свежо, и на душе ни забот, ни упреков, ни
страхов, ни желаний. Как было хорошо! А теперь? Боже мой, как всё это было мучительно и трудно!..
— Я, кажется, ослышался… — пробормотал он, вопросительно и со
страхом заглядывая Привалову в
лицо.
Она с каким-то
страхом взглянула на Привалова, который теперь упорно и как-то болезненно-пристально смотрел на нее. В этом добром, характерном
лице стояло столько муки и затаенного горя.
Но при этом Алеша почти всегда замечал, что многие, почти все, входившие в первый раз к старцу на уединенную беседу, входили в
страхе и беспокойстве, а выходили от него почти всегда светлыми и радостными, и самое мрачное
лицо обращалось в счастливое.
— Петр Ильич, кажется, нарочно поскорей прогнал Мишу, потому что тот как стал пред гостем, выпуча глаза на его кровавое
лицо и окровавленные руки с пучком денег в дрожавших пальцах, так и стоял, разиня рот от удивления и
страха, и, вероятно, мало понял изо всего того, что ему наказывал Митя.
Дерсу спешно поднялся с места и, повернувшись
лицом в ту сторону, что-то закричал ей громким голосом, в котором я заметил нотки грусти,
страха и радости.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за
страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское
лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Если бы кто-нибудь в это время посмотрел на меня со стороны, то, наверное, увидел бы, как
лицо мое исказилось от
страха.
С разгоревшимся от слез и стыда
лицом, с выражением
страха и ожидания, с умоляющим взглядом стояла передо мной бедная девушка — с тем особенным выражением, которое дает женщине беременность.
У всех студентов на
лицах был написан один
страх, ну, как он в этот день не сделает никакого грубого замечания.
Страх этот скоро прошел. Через край полная аудитория была непокойна и издавала глухой, сдавленный гул. Малов сделал какое-то замечание, началось шарканье.
Пожилых лет, небольшой ростом офицер, с
лицом, выражавшим много перенесенных забот, мелких нужд,
страха перед начальством, встретил меня со всем радушием мертвящей скуки. Это был один из тех недальних, добродушных служак, тянувший лет двадцать пять свою лямку и затянувшийся, без рассуждений, без повышений, в том роде, как служат старые лошади, полагая, вероятно, что так и надобно на рассвете надеть хомут и что-нибудь тащить.
Но Иван Федорович стоял, как будто громом оглушенный. Правда, Марья Григорьевна очень недурная барышня; но жениться!.. это казалось ему так странно, так чудно, что он никак не мог подумать без
страха. Жить с женою!.. непонятно! Он не один будет в своей комнате, но их должно быть везде двое!.. Пот проступал у него на
лице, по мере того чем более углублялся он в размышление.
Со
страхом вглядевшись в чудного рыцаря, узнал он на нем то же самое
лицо, которое, незваное, показалось ему, когда он ворожил.
Такое благонравие скоро привлекло на него внимание даже самого учителя латинского языка, которого один кашель в сенях, прежде нежели высовывалась в дверь его фризовая шинель и
лицо, изукрашенное оспою, наводил
страх на весь класс.
Вскоре он уехал на время в деревню, где у него был жив старик отец, а когда вернулся, то за ним приехал целый воз разных деревенских продуктов, и на возу сидел мальчик лет десяти — одиннадцати, в коротенькой курточке, с смуглым
лицом и круглыми глазами, со
страхом глядевшими на незнакомую обстановку…
Раньше доктор изредка завертывал в клуб, а теперь бросил и это из
страха скандала. Что стоило какому-нибудь пьяному купчине избить его, — личная неприкосновенность в Заполье ценилась еще слишком низко. Впрочем, доктор приобрел благодаря этим злоключениям нового друга в
лице учителя греческого языка только что открытой в Заполье классической прогимназии, по фамилии Харченко. Кстати, этот новый человек сейчас же по приезде на место служения женился на Агнии Малыгиной, дополнив коллекцию малыгинских зятьев.