Неточные совпадения
Гувернантка имела особенно
строгий вид. Сережа пронзительно, как это часто бывало с ним, вскрикнул: «А, мама!» и остановился в нерешительности: итти ли к
матери здороваться и бросить цветы, или доделать венок и с цветами итти.
Мать редко смеется и мало говорит, у нее
строгое лицо, задумчивые голубоватые глаза, густые темные брови, длинный, острый нос и маленькие, розовые уши.
Лицо
матери было не грустно, но как-то необыкновенно ласково,
строгие глаза ее светили мягко.
Вместо ответа Макарова раздался
строгий вопрос
матери...
Потом
мать, приласкав его еще, отпускала гулять в сад, по двору, на луг, с
строгим подтверждением няньке не оставлять ребенка одного, не допускать к лошадям, к собакам, к козлу, не уходить далеко от дома, а главное, не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурною репутацией.
Сами они блистали некогда в свете, и по каким-то, кроме их, всеми забытым причинам остались девами. Они уединились в родовом доме и там, в семействе женатого брата, доживали старость, окружив
строгим вниманием, попечениями и заботами единственную дочь Пахотина, Софью. Замужество последней расстроило было их жизнь, но она овдовела, лишилась
матери и снова, как в монастырь, поступила под авторитет и опеку теток.
Разговор и здесь зашел о дуэли. Суждения шли о том, как отнесся к делу государь. Было известно, что государь очень огорчен за
мать, и все были огорчены за
мать. Но так как было известно, что государь, хотя и соболезнует, не хочет быть
строгим к убийце, защищавшему честь мундира, то и все были снисходительны к убийце, защищавшему честь мундира. Только графиня Катерина Ивановна с своим свободолегкомыслием выразила осуждение убийце.
Воспитанная в самых
строгих правилах беспрекословного повиновения мужней воле, она все-таки как женщина, как жена и
мать не могла помириться с теми оргиями, которые совершались в ее собственном доме, почти у нее на глазах.
Татьяна даже не хотела переселиться к нам в дом и продолжала жить у своей сестры, вместе с Асей. В детстве я видывал Татьяну только по праздникам, в церкви. Повязанная темным платком, с желтой шалью на плечах, она становилась в толпе, возле окна, — ее
строгий профиль четко вырезывался на прозрачном стекле, — и смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному. Когда дядя увез меня, Асе было всего два года, а на девятом году она лишилась
матери.
Все они бесчеловечно дрались, а Марью Андреевну (дочь московского немца-сапожника) даже
строгая наша
мать называла фурией.
Иногда, на краткое время, являлась откуда-то
мать; гордая,
строгая, она смотрела на всё холодными серыми глазами, как зимнее солнце, и быстро исчезала, не оставляя воспоминаний о себе.
— Одна она управится с тятенькой, — говорила девушка потерявшей голову
матери, — баушка Лукерья
строгая и все дело уладит.
— Сперва я на Анбаш думал, к
матери Фаине, да раздумал: ближе будет Енафа-то, да и
строгая она нынче стала, как инока Кирилла убили.
По мосткам опустелого двора шла
строгою поступью
мать Агния, а за нею, держась несколько сзади ее левого плеча и потупив в землю прелестные голубые глазки, брела сестра Феоктиста.
Так рос ребенок до своего семилетнего возраста в Петербурге. Он безмерно горячо любил
мать, но питал глубокое уважение к каждому слову отца и благоговел перед его
строгим взглядом.
Мать у него была почтенная старуха, древняя такая и
строгая.
Я вспомнил, что, воротившись из саду, не был у
матери, и стал проситься сходить к ней; но отец, сидевший подле меня, шепнул мне, чтоб я перестал проситься и что я схожу после обеда; он сказал эти слова таким
строгим голосом, какого я никогда не слыхивал, — и я замолчал.
В отношении его она старалась представиться в одно и то же время
матерью строгою и страстною.
Она отшатнулась от Людмилы, утомленная волнением, и села, тяжело дыша. Людмила тоже отошла, бесшумно, осторожно, точно боясь разрушить что-то. Она гибко двигалась по комнате, смотрела перед собой глубоким взглядом матовых глаз и стала как будто еще выше, прямее, тоньше. Худое,
строгое лицо ее было сосредоточенно, и губы нервно сжаты. Тишина в комнате быстро успокоила
мать; заметив настроение Людмилы, она спросила виновато и негромко...
Мать взглянула на его
строгое лицо.
Одни насмешливые и серьезные, другие веселые, сверкающие силой юности, третьи задумчиво тихие — все они имели в глазах
матери что-то одинаково настойчивое, уверенное, и хотя у каждого было свое лицо — для нее все лица сливались в одно: худое, спокойно решительное, ясное лицо с глубоким взглядом темных глаз, ласковым и
строгим, точно взгляд Христа на пути в Эммаус.
…Павел говорил все чаще, больше, все горячее спорил и — худел.
Матери казалось, что когда он говорит с Наташей или смотрит на нее, — его
строгие глаза блестят мягче, голос звучит ласковее и весь он становится проще.
Матери казалось, что Людмила сегодня иная, проще и ближе ей. В гибких колебаниях ее стройного тела было много красоты и силы, несколько смягчавшей
строгое и бледное лицо. За ночь увеличились круги под ее глазами. И чувствовалось в ней напряженное усилие, туго натянутая струна в душе.
— Взять их! — вдруг крикнул священник, останавливаясь посреди церкви. Риза исчезла с него, на лице появились седые,
строгие усы. Все бросились бежать, и дьякон побежал, швырнув кадило в сторону, схватившись руками за голову, точно хохол.
Мать уронила ребенка на пол, под ноги людей, они обегали его стороной, боязливо оглядываясь на голое тельце, а она встала на колени и кричала им...
И, молча пожав им руки, ушла, снова холодная и
строгая.
Мать и Николай, подойдя к окну, смотрели, как девушка прошла по двору и скрылась под воротами. Николай тихонько засвистал, сел за стол и начал что-то писать.
Вот он прошел мимо
матери, скользнув по ее лицу
строгими глазами, остановился перед грудой железа. Кто-то сверху протянул ему руку — он не взял ее, свободно, сильным движением тела влез наверх, встал впереди Павла и Сизова и спросил...
Через несколько дней
мать и Софья явились перед Николаем бедно одетыми мещанками, в поношенных ситцевых платьях и кофтах, с котомками за плечами и с палками в руках. Костюм убавил Софье рост и сделал еще
строже ее бледное лицо.
— О Николае ничего не говорят? — тихо осведомилась
мать.
Строгие глаза сына остановились на ее лице, и он внятно сказал...
— Вы имеете сказать что-нибудь по существу? — повышая голос, спросил старичок. У него дрожала рука, и
матери было приятно видеть, что он сердится. Но поведение Андрея не нравилось ей — оно не сливалось с речью сына, — ей хотелось серьезного и
строгого спора.
Когда он лег и уснул,
мать осторожно встала со своей постели и тихо подошла к нему. Павел лежал кверху грудью, и на белой подушке четко рисовалось его смуглое, упрямое и
строгое лицо. Прижав руки к груди,
мать, босая и в одной рубашке, стояла у его постели, губы ее беззвучно двигались, а из глаз медленно и ровно одна за другой текли большие мутные слезы.
Жила я у ней в послушанье с десятого годка и до самой их кончины:
строгая была
мать.
«Неприлично! — скажут
строгие маменьки, — одна в саду, без
матери, целуется с молодым человеком!» Что делать! неприлично, но она отвечала на поцелуй.
А между тем он даже в самых
строгих судьях возбудил к себе некоторую симпатию — своею молодостью, своею беззащитностью, явным свидетельством, что он только фанатическая жертва политического обольстителя; а более всего обнаружившимся поведением его с
матерью, которой он отсылал чуть не половину своего незначительного жалованья.
— Ваше сердце так еще чисто, как tabula rasa [чистая доска (лат.).], и вы можете писать на нем вашей волей все, что захотите!.. У каждого человека три предмета, достойные любви: бог, ближний и он сам! Для бога он должен иметь сердце благоговейное; для ближнего — сердце нежной
матери; для самого себя — сердце
строгого судьи!
У отца Захарии далеко не было ни зеркальной чистоты протопопского дома, ни его
строгого порядка: на всем здесь лежали следы детских запачканных лапок; изо всякого угла торчала детская головенка; и все это шевелилось детьми, все здесь и пищало и пело о детях, начиная с запечных сверчков и оканчивая
матерью, убаюкивавшею свое потомство песенкой...
Он взял ученика пальцами за подбородок, приподнял его лицо и, глядя в глаза любовным и
строгим взглядом
матери, молвил...
Сама
мать игуменья, при виде ее, смягчает постоянно
строгое выражение своего лица.
Она не ошиблась в том, что он имел от природы хороший ум, предоброе сердце и
строгие правила честности и служебного бескорыстия, но зато во всем другом нашла она такую ограниченность понятий, такую мелочность интересов, такое отсутствие самолюбия и самостоятельности, что неробкая душа ее и твердость в исполнении дела, на которое она уже решилась, — не один раз сильно колебались; не один раз приходила она в отчаяние, снимала с руки обручальное кольцо, клала его перед образом Смоленския божия
матери и долго молилась, обливаясь жаркими слезами, прося просветить ее слабый ум.
В целом городе, на улицах, домах, только и было речей об ожидаемом позорище. Я и брат нетерпеливо желали быть в числе зрителей; но
мать моя долго на то не соглашалась. Наконец, по убеждению одного из наших родственников, она вверила нас ему под
строгим наказом, чтоб мы ни на шаг от него не отходили.
Лукашкина
мать по
строгому лицу хорунжихи видит, что дальше говорить неудобно, зажигает спичкой тряпку и, приподнимаясь, говорит: — не оставь,
мать, попомни эти слова. Пойду, топить надо, — прибавляет она.
— Хорошее баловство, нечего сказать! — возразил Глеб, оглядывая сынишку далеко, однако ж, не
строгими глазами. — Вишь, рубаху-то как отделал!
Мать не нашьется, не настирается, а вам, пострелам, и нуждушки нет. И весь-то ты покуда одной заплаты не стоишь… Ну, на этот раз сошло, а побалуй так-то еще у меня, и ты и Гришка, обоим не миновать дубовой каши, да и пирогов с березовым маслом отведаете… Смотри, помни… Вишь, вечор впервые только встретились, а сегодня за потасовку!
Эти
строгие и мрачные суждения, отголоски суровой древности, раздавались всё громче и наконец дошли до ушей
матери Эмилии — Серафины Амато, женщины гордой, сильной и, несмотря на свои пятьдесят лет, до сего дня сохранившей красоту уроженки гор.
Кукушкина. Поди, Юлинька, поцелуй меня. (Целует ее.) Выйти замуж, мой друг, для девушки велико дело. Вы это после поймете. Я ведь
мать, и
мать строгая; с женихом что хочешь делай, я сквозь пальцы буду смотреть, я молчу, мой друг, молчу; а уж с посторонним, нет, шалишь, не позволю! Поди, Юлинька, сядь на свое место.
Нам, сынок, всем жизнь-то — не
мать родная, — наша
строгая хозяйка она…
Старая деревянная церковь понравилась ему, в ней было множество тёмных уголков, и его всегда жутко тянуло заглянуть в их уютную, тёплую тишину. Он тайком ждал, что в одном из них найдёт что-то необычное, хорошее, оно обнимет его, ласково прижмёт к себе и расскажет нечто, как, бывало, делала его
мать. Иконы были чёрные от долголетней копоти, осевшей на них, и все святые лики, добрые и
строгие, одинаково напоминали бородатое, тёмное лицо дяди Петра.
Семейство это состояло из
матери, происходящей от древнего русского княжеского рода, сына — молодого человека, очень умного и непомерно
строгого, да дочери, которая под Новый год была в магазине «M-me Annette» и вызвалась передать ее поклон Даше и Долинскому.
Мать моя вела с ним самую живую переписку, и он должен был оценить ее ум, необыкновенную материнскую любовь и постоянную к нему дружбу, основанную на уважении к его
строгим нравственным правилам.
Мне было очень досадно, что не позволяли не только самому участвовать, но даже присутствовать на этих играх и, вследствие такого
строгого запрещения, меня соблазнили, наконец, обманывать свою умную и так горячо любимую
мать.
Увидел в синем дыму лицо молящейся
матери и сперва удивился: «Как она сюда попала?» — забыл, что всю дорогу шел с нею рядом, но сейчас же понял, что и это нужно, долго рассматривал ее
строгое, как бы углубленное лицо и также одобрил: «Хорошая мама: скоро она так же будет молиться надо мною!» Потом все так же покорно Саша перевел глаза на то, что всего более занимало его и все более открывало тайн: на две желтые, мертвые, кем-то заботливо сложенные руки.
Но Петр не испугался их дряхлого негодования и смело продолжал идти по своему пути, «не обращая внимания, — как говорит г. Устрялов, — на заметную досаду почтенных сединами и преданностью бояр, на
строгие нравоучения всеми чтимого патриарха, на суеверный ужас народа, не слушая ни нежных пеней
матери, ни упреков жены, еще любимой» (том II, стр. 119).