Неточные совпадения
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения написать в вашем присутствии одну
строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих
строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
За десять лет до прибытия в Глупов он начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) — большой, высший.] армии и флотов по всему лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый день прибавлял к нему по одной
строчке.
Таким образом составилась довольно объемистая тетрадь, заключавшая в себе три тысячи шестьсот пятьдесят две
строчки (два года было високосных), на которую он не без гордости указывал посетителям, прибавляя притом...
— Извините, сударь, — дрожа со злости, ответил Лужин, — в письме моем я распространился о ваших качествах и поступках единственно в исполнении тем самым просьбы вашей сестрицы и мамаши описать им: как я вас нашел и какое вы на меня произвели впечатление? Что же касается до означенного в письме моем, то найдите хоть
строчку несправедливую, то есть что вы не истратили денег и что в семействе том, хотя бы и несчастном, не находилось недостойных лиц?
Так, две
строчки, две только строчечки, и об камне упомяните: благороднее будет-с.
Строчки мешались перед ней, потому что в глазах темнело, но она знала наизусть, что читала.
Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова; она состояла из одной только
строчки: «Должен ли я сегодня уехать — или могу остаться до завтра?» — «Зачем уезжать? Я вас не понимала — вы меня не поняли», — ответила ему Анна Сергеевна, а сама подумала: «Я и себя не понимала».
Дома он тотчас нашел среди стихотворений подписанное — Иноков. Буквы подписи и неровных
строчек были круто опрокинуты влево и лишены определенного рисунка, каждая буква падала отдельно от другой, все согласные написаны маленькими, а гласные — крупно. Уж в этом чувствовалась искусственность.
Немедленно хор повторил эти две
строчки, но так, что получился карикатурный рисунок словесной и звуковой путаницы. Все певцы пели нарочито фальшиво и все гримасничали, боязливо оглядывая друг друга, изображая испуг, недоверие, нерешительность; один даже повернулся спиною к публике и вопросительно повторял в угол...
Клим даже вспомнил
строчку стихов молодого, но уже весьма известного поэта...
— Самое длинное письмо от него за прошлый год — четырнадцать
строчек. И все каламбуры, — сказала Лидия, вздохнув, и непоследовательно прибавила: — Да, вот какие мы стали! Антон находит, что наше поколение удивительно быстро стареет.
Ему иногда казалось, что оригинальность — тоже глупость, только одетая в слова, расставленные необычно. Но на этот раз он чувствовал себя сбитым с толку:
строчки Инокова звучали неглупо, а признать их оригинальными — не хотелось. Вставляя карандашом в кружки о и а глаза, носы, губы, Клим снабжал уродливые головки ушами, щетиной волос и думал, что хорошо бы высмеять Инокова, написав пародию: «Веснушки и стихи». Кто это «сударыня»? Неужели Спивак? Наверное. Тогда — понятно, почему он оскорбил регента.
«Мысли, как черные мухи», — вспомнил Самгин
строчку стихов и подумал, что люди типа Кутузова и вообще — революционеры понятнее так называемых простых людей; от Поярковых, Усовых и прочих знаешь, чего можно ждать, а вот этот, в чесунче, может быть, член «Союза русского народа», а может быть, тоже революционер.
— Нет, Клим Иванович, ты подумай! — сладостно воет он, вертясь в комнате. — Когда это было, чтоб премьер-министр, у нас, затевал публичную говорильню, под руководством Гакебуша, с участием Леонида Андреева, Короленко, Горького? Гакебушу — сто тысяч, Андрееву — шестьдесят, кроме построчной, Короленке, Горькому — по рублю за
строчку. Это тебе — не Европа! Это — мировой аттракцион и — масса смеха!
Любаша часто получала длинные письма от Кутузова; Самгин называл их «апостольскими посланиями». Получая эти письма, Сомова чувствовала себя именинницей, и все понимали, что эти листочки тонкой почтовой бумаги, плотно исписанные мелким, четким почерком, — самое дорогое и радостное в жизни этой девушки. Самгин с трудом верил, что именно Кутузов, тяжелой рукой своей, мог нанизать
строчки маленьких, острых букв.
— Покажите, как принесут: у меня есть две девушки: так шьют, такую
строчку делают, что никакой француженке не сделать. Я видела, они приносили показать, графу Метлинскому шьют: никто так не сошьет. Куда ваши, вот эти, что на вас…
— Что нам за дело? — говорила хозяйка, когда он уходил. — Так не забудьте, когда понадобится рубашки шить, сказать мне: мои знакомые такую
строчку делают… их зовут Лизавета Николавна и Марья Николавна.
— Вот только дострочу эту
строчку, — говорила она почти про себя, — ужинать станем.
Какие это люди на свете есть счастливые, что за одно словцо, так вот шепнет на ухо другому, или
строчку продиктует, или просто имя свое напишет на бумаге — и вдруг такая опухоль сделается в кармане, словно подушка, хоть спать ложись.
Потом, подумавши, она написала записку и Тушину. Те же листки бумаги, то же перо, за полчаса отказывавшиеся служить ей, — послушно служили теперь. Пальцы быстро написали две
строчки.
«А зажечь, чтоб пред выстрелом опять потушить, как и жизнь мою, не хочу», — странно прибавил он чуть не в последней
строчке.
— Д-да? — промямлил Версилов, мельком взглянув наконец на меня. — Возьмите же эту бумажку, она ведь к делу необходима, — протянул он крошечный кусочек Васину. Тот взял и, видя, что я смотрю с любопытством, подал мне прочесть. Это была записка, две неровные
строчки, нацарапанные карандашом и, может быть, в темноте...
Но, однако же, у него уцелело моей руки два документа, все записки по две
строчки, и, уж конечно, они тоже свидетельствуют; это я сегодня хорошо понял.
И пусть не смеются над жалким подростком за то, что он суется с своими нравоучениями в брачное дело, в котором ни
строчки не понимает.
Вот слушайте: «Учительница подготовляет во все учебные заведения (слышите, во все) и дает уроки арифметики», — одна лишь
строчка, но классическая!
О, с Версиловым я, например, скорее бы заговорил о зоологии или о римских императорах, чем, например, об ней или об той, например, важнейшей
строчке в письме его к ней, где он уведомлял ее, что «документ не сожжен, а жив и явится», —
строчке, о которой я немедленно начал про себя опять думать, только что успел опомниться и прийти в рассудок после горячки.
О, опять повторю: да простят мне, что я привожу весь этот тогдашний хмельной бред до последней
строчки. Конечно, это только эссенция тогдашних мыслей, но, мне кажется, я этими самыми словами и говорил. Я должен был привести их, потому что я сел писать, чтоб судить себя. А что же судить, как не это? Разве в жизни может быть что-нибудь серьезнее? Вино же не оправдывало. In vino veritas. [Истина в вине (лат.).]
Кончив же записки и дописав последнюю
строчку, я вдруг почувствовал, что перевоспитал себя самого, именно процессом припоминания и записывания.
Костя Бахарев никогда не любил обременять себя перепиской, поэтому Привалов нисколько не удивился, что не получил от него в течение полугода ни одной
строчки.
Он захочет остаться в истории знаменитым литератором и ни от одной
строчки, написанной им, не откажется.
Пьяному многоречию, очевидно, недостало места, и Митя уписал не только все поля, но даже последние
строчки были написаны накрест уже по написанному.
Тогда Митя, все это предвидевший и нарочно на сей случай захвативший с собой бумагу и карандаш, четко написал на клочке бумаги одну
строчку: «По самонужнейшему делу, близко касающемуся Аграфены Александровны» — и послал это старику.
Он проговорил последнюю
строчку в каком-то почти исступлении.
И вот пред отъездом только, в самый тот день, когда уехали (я их не видал и не провожал), получаю крошечный пакетик, синенький, кружевная бумажка, а на ней одна только
строчка карандашом: «Я вам напишу, ждите.
Надо заметить, что Грушенька в тот раз скрыла от него последние
строчки письма, в которых говорилось несколько определеннее о возвращении.
Но он все прерывал на этой второй
строчке и опять начинал кого-то бранить, затем опять вдруг затягивал ту же песню.
И еще говоря это, она быстро начертала на полулисте почтовой бумаги три крупные следующие
строчки...
Письмо ее было писано наскоро, поспешно, волнение писавшей отзывалось в каждой
строчке его.
Как бы там ни было, молодой человек не потерялся нисколько и добился-таки работы, сперва уроками в двугривенный, а потом бегая по редакциям газет и доставляя статейки в десять
строчек об уличных происшествиях, за подписью «Очевидец».
— Что дорогой, реши сейчас. Голубчик, реши! Сговоришься, напиши мне две
строчки, вручи батюшке, и он мне мигом твою цидулку пришлет. А затем и не держу тебя, ступай в Венецию. Тебя обратно на Воловью станцию батюшка на своих доставит…
Ко мне писал Гагин; от Аси не было ни
строчки.
Родился в Париже, воспитывался в Оксфорде, прослужил некоторое время в качестве attachй при посольстве в Берлине, но далее по службе не пошел и наконец поселился в Москве, где корчил из себя англомана и писал сочинение под названием: «Река времетечения», в котором каждый вечер, ложась спать, прибавлял по одной
строчке.
Это был Жюль. При взгляде на него приходили на память
строчки Некрасова из поэмы «Русские женщины...
На «субботах» и «средах» бывала почти одна и та же публика. На «субботах» пили и ели под звуки бубна, а на «средах» пили из «кубка Большого орла» под звуки гимна «среды», состоявшего из одной
строчки — «Недурно пущено», на музыку «Та-ра-ра-бум-бия».
В эти конфетки узенькие билетики вкладывались, по две
строчки стихов. Помню, мне попался билетик...
Когда Елисеев сдал третий этаж этого дома под одной крышей с магазином коммерческому суду, то там были водружены, как и во всех судах, символы закона: зерцало с указом Петра I и золоченый столб с короной наверху, о котором давным-давно ходили две
строчки...
Брат на время забросил даже чтение. Он достал у кого-то несколько номеров трубниковской газеты, перечитал их от доски до доски, затем запасся почтовой бумагой, обдумывал, строчил, перемарывал, считал буквы и
строчки, чтобы втиснуть написанное в рамки газетной корреспонденции, и через несколько дней упорной работы мне пришлось переписывать новое произведение брата. Начиналось оно словами...
Листок с столбцом бойких
строчек, набросанных рукою брата, упал сюда, как камень в застоявшуюся воду…
Вот
строчки, очень жуткие для людей Запада, которые могут оправдывать беспокойство, которое вызывает Россия...