Неточные совпадения
— Да не говори ей вы. Она этого боится. Ей никто, кроме мирового
судьи, когда ее
судили за то, что она хотела уйти из дома разврата, никто не говорил вы. Боже мой, что это за бессмыслица на свете! — вдруг вскрикнул он. — Эти новыя учреждения, эти мировые
судьи, земство, что это за безобразие!
И все
судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «
Суди меня,
судья неправедный!» А то есть еще земля, где все люди с песьими головами.
— И лень, и претит. Одна умная женщина мне сказала однажды, что я не имею права других
судить потому, что «страдать не умею», а чтобы стать
судьей других, надо выстрадать себе право на суд. Немного высокопарно, но в применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился суждению.
Во время суда он решил, что
судьи не имеют права
судить его, и высказал это.
Когда же
судьи не согласились с ним и продолжали его
судить, то он решил, что не будет отвечать, и молчал на все их вопросы.
Я не думаю, чтоб он был опасен, притом я позову очень много гостей, так что его можно всегда вывести, если он что-нибудь, а потом он может где-нибудь в другом городе быть мировым
судьей или чем-нибудь, потому что те, которые сами перенесли несчастие, всех лучше
судят.
Старый мир, осмеянный Вольтером, подшибленный революцией, но закрепленный, перешитый и упроченный мещанством для своего обихода, этого еще не испытал. Он хотел
судить отщепенцев на основании своего тайно соглашенного лицемерия, а люди эти обличили его. Их обвиняли в отступничестве от христианства, а они указали над головой
судьи завешенную икону после революции 1830 года. Их обвиняли в оправдании чувственности, а они спросили у
судьи, целомудренно ли он живет?
Судья обещает печься об деле; мужика
судят,
судят, стращают, а потом и выпустят с каким-нибудь легким наказанием, или с советом впредь в подобных случаях быть осторожным, или с отметкой: «оставить в подозрении», и мужик всю жизнь молит бога за
судью.
Суду было мало того доказательства, что изменившего супружеской верности застали в кровати; требовались еще такие подробности, которые никогда ни одно третье лицо не может видеть, но свидетели «видели» и с пафосом рассказывали, а
судьи смаковали и «
судили».
Я тебе, читатель, позабыл сказать, что парнасский
судья, с которым я в Твери обедал в трактире, мне сделал подарок. Голова его над многим чем испытывала свои силы. Сколь опыты его были удачны, коли хочешь,
суди сам; а мне скажи на ушко, каково тебе покажется. Если, читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Береги ее для бессонницы.
Но, признавая пагубные последствия наших необдуманных начинаний, я не могу не надеяться на того
судью, который
судит не по тому, что делаютслабые, слепые смертные, а по тому, что хотятони делать.
Умираю!» — «Говори, подлец, где получил?» — «Там-то…» Ну и потянут опять на цугундер:
суди меня
судья неправедный!
— Во-первых, это везде есть, — начал ему возражать серьезным и даже несколько строгим голосом Иларион Захаревский, — во-вторых, тебя
судит не какой-то господин, а лицо, которое общество само себе выбрало в
судьи; а в-третьих, если лицо это будет к тебе почему-либо несправедливо, ты можешь дело твое перенести на мировой съезд…
— А на мировом-то съезде кто же
судит? — возразил насмешливо Виссарион. — Те же
судья: сегодня, например, Петр рассматривает решение Гаврилы, а завтра Гаврила — решение Петра; обоюдная порука — так на кой им черт отменять решение друг друга?
Но ничего подобного не было — казалось, что подсудимые невидимо далеко от
судей, а
судьи — лишние для них. Утомленная, мать потеряла интерес к суду и, не слушая слов, обиженно думала: «Разве так
судят?»
— Bene, похвально!.. Можно рассчитывать, что не разболтаешь и вперед. Впрочем, я и всегда считал тебя порядочным малым, встречая на улицах. Настоящий «уличник», хоть и
судья… А нас
судить будешь, скажи-ка?
— Одно другому не мешает, и Вася тоже может быть
судьей, — не теперь, так после… Это уж, брат, так ведется исстари. Вот видишь ли: я — Тыбурций, а он — Валек. Я нищий, и он — нищий. Я, если уж говорить откровенно, краду, и он будет красть. А твой отец меня
судит, — ну, и ты когда-нибудь будешь
судить… вот его!
То же с
судьями и прокурорами:
судьи, обязанные
судить и приговаривать преступников, ведут заседания так, чтобы оправдывать их, так что правительство русское, для осуждения тех лиц, которых ему нужно осудить, уже никогда не подвергает их обыкновенным судам, а передает так называемому военному суду, представляющему только подобие суда.
— Друг мой! — продолжал дядя с глубоким чувством. — Они требуют от меня невозможного! Ты будешь
судить меня; ты теперь станешь между ним и мною, как беспристрастный
судья. Ты не знаешь, ты не знаешь, чего они от меня требовали, и, наконец, формально потребовали, все высказали! Но это противно человеколюбию, благородству, чести… Я все расскажу тебе, но сперва…
— Дэзи, — сказал я, взяв ее за руку, — оглянись и знай, что ты у себя. Я хотел тебя еще немного помучить, но ты уже волнуешься, а потому благодари Товаля за его заботы. Я только купил; Товаль потратил множество своего занятого времени на все внутреннее устройство.
Судья действительно здесь, и этот
судья — ты. Тебе
судить, хорошо ли вышло.
Лунёв взглянул на Павла, тот сидел согнувшись, низко опустив голову, и мял в руках шапку. Его соседка держалась прямо и смотрела так, точно она сама
судила всех, — и Веру, и
судей, и публику. Голова её то и дело повёртывалась из стороны в сторону, губы были брезгливо поджаты, гордые глаза блестели из-под нахмуренных бровей холодно и строго…
Тогда он снова сел и, как Павел, тоже низко наклонил голову. Он не мог видеть красное лицо Петрухи, теперь важно надутое, точно обиженное чем-то, а в неизменно ласковом Громове за благодушием
судьи он чувствовал, что этот весёлый человек привык
судить людей, как столяр привыкает деревяшки строгать. И в душе Ильи родилась теперь жуткая, тревожная мысль...
И вот теперь он, ожидая смерти, которая уже близко от него, считает грехи свои,
судит людей и говорит: «Кто, кроме бога,
судья мне?»
— Жизнь строга… она хочет, чтоб все люди подчинялись ее требованиям, только очень сильные могут безнаказанно сопротивляться ей… Да и могут ли? О, если б вы знали, как тяжело жить… Человек доходит до того, что начинает бояться себя… он раздвояется на
судью и преступника, и
судит сам себя, и ищет оправдания перед собой… и он готов и день и ночь быть с тем, кого презирает, кто противен ему, — лишь бы не быть наедине с самим собой!
Незнамов. Простите, не
судите. Не хочу я ни
судить, ни прощать вас; что я за
судья! Я только сторонюсь от вас и буду сторониться, потому что вы сейчас же поставите меня в дураки и насмеетесь надо мной.
Сидят это за столом:
судья, который нас
судил, Шалопутов, Капканчиков и Волохов — и вчетвером в домино играют.
В Буинске
судят уже не Прокопа, а мирового
судью Травина (надоел он, должно быть, местным Прокопам!) за то, что не по чину весело время проводит; в Белозерске по-прежнему позорят заблудших снетков!
— Да, как же, обманешь кого-нибудь этими побасенками: нынешние
судьи не слепо
судят и прямо говорят, что они буквы закона держатся только в делах уголовных, а в гражданских, — так как надо же в чью-либо пользу решить, — допускают толкования и, конечно, в вашем деле в вашу пользу не растолковали бы, потому что вы еще заранее более чем обеспечены были от вашего мужа…
— Позвольте-с! Позвольте! — перебил его Хмурин, как-то отстраняя даже рукою его доказательства. — Господину мировому
судье закон тоже позволяет
судить по совести — раз!.. Второе — коли убийцу какого-нибудь или вора
судят присяжные,
суди и драчуна присяжные: суд для всех должен быть одинакий!
— Прекрасно-с, но в этом случае вы вините общество, а не суд, — начал снова с ним препираться Янсутский. — В давешнем же споре нашем вы смешали два совершенно разные суда: один суд присяжных, которые считают себя вправе
судить по совести и оправдывать, а в другом
судит единичное лицо —
судья.
Позвольте, когда еще я трясся при мысли о своем дипломе, о том, что какой-то фантастический суд будет меня
судить и грозные
судьи будут спрашивать...
Если это есть — значит, правда и милость царствуют в судах, значит, нечего и
судить, так что адвокаты щелкают зубами, а
судьи являются в места служения лишь для получения присвоенного им содержания.
— Нас три брата, — бормочет Денис, когда два дюжих солдата берут и ведут его из камеры. — Брат за брата не ответчик… Кузьма не платит, а ты, Денис, отвечай…
Судьи! Помер покойник барин-генерал, царство небесное, а то показал бы он вам,
судьям… Надо
судить умеючи, не зря… Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести…
— Постой, — перебил он меня наконец. — Думаешь, я не сужден? Сужден, как же! Безо всякого преступления судебною палатою сужден. Не признаю я ихнего… Ну, все же —
судили. Вот набольший-то
судья и говорит мне: «Не найдено твоей вины ни в чем. Расступитесь, стража!.. От суда-следствия оправлен». Ну, думаю, вот меня на волю выпихнут, вот выпихнут… А они тихим-то судом эвона выпихнули куда!
Что мне теперь ваши законы? К чему мне ваши обычаи, ваши нравы, ваша жизнь, ваше государство, ваша вера? Пусть
судит меня ваш
судья, пусть приведут меня в суд, в ваш гласный суд, и я скажу, что я не признаю ничего.
Судья крикнет: «Молчите, офицер!» А я закричу ему: «Где у тебя теперь такая сила, чтобы я послушался? Зачем мрачная косность разбила то, что всего дороже? Зачем мне теперь ваши законы? Я отделюсь». О, мне всё равно!
Они отвечали мне: «Пусть мы лживы, злы и несправедливы, мы знаем это, и плачем об этом, и мучим себя за это сами, и истязаем себя, и наказываем больше, чем даже, может быть, тот милосердый
судья, который будет
судить нас и имени которого мы не знаем.
Агафон. Что ж не простить! Я любовь к ней имею, потому одна, а кого любишь, того и простишь.. Я и врагу прощу, я никого не
сужу. Да разве я один судья-то? а Бог-то? Бог-то простит ли? Может, оттого и с мужем-то дурно живет, что родителей огорчила. Ведь как знать?
А разлюбит, покинет, на другую сменяет —
суди его Бог, а жена мужу не
судья.
Бауакас с калекой пошли к
судье. В суде был народ, и
судья вызывал по очереди тех, кого
судил. Прежде чем черед дошел до Бауакаса,
судья вызвал ученого и мужика: они судились за жену. Мужик говорил, что это его жена, а ученый говорил, что его жена.
Судья выслушал их, помолчал и сказал: «Оставьте женщину у меня, а сами приходите завтра».
На суде убийца упорно отрицал свою вину. Всё говорило против него, и убедиться в его виновности было так же нетрудно, как в том, что эта земля черная, но
судьи точно с ума сошли: они по десяти раз взвешивали каждую улику, недоверчиво посматривали на свидетелей, краснели, пили воду…
Судить начали рано утром, а кончили только вечером.
Судите сами, господа: если
судьи и присяжные более верят человеку, чем уликам, вещественным доказательствам и речам, то разве эта вера в человека сама по себе не выше всяких житейских соображений?
—
Судья? У нас, барышня, три
судьи, — отвечала старуха. — Один из них давно уж никого не
судит. Он лежит, разбитый параличом, десять лет. Другой не занимается теперь делом, а живет помещиком. Он женился на богатой, взял в приданое землю, — до суда ли ему теперь? Но и он уже старик…Женился лет пятнадцать тому назад, когда у меня помер мой старший сын, помяни, господи, его душу…
Судьи, казалось ему,
судили не так, как бы следовало.
Впоследствии, встретив эту самую мысль у Сократа в его ответной речи
судьям, приговорившим его к смерти, я был поражен: откуда мог взять эту мысль я, будучи мальчиком и невеждою. Но тем не менее, как бы там ни было, а мы сошлись с Сократом в то время, когда я знал о «великом старце» только то, что,
судя по виденным некогда бюстам этого мудреца, он был очень некрасив и, очевидно, не имел военной выправки, без которой человеку трудно держать себя с достоинством в хорошем обществе.
— Гм… Меня оскорбили, да я же еще и сидеть должен… Удивление… Надо, господин мировой
судья, по закону
судить, а не умствуя. Ваша покойная маменька, Варвара Сергеевна, дай бог ей царство небесное, таких, как Осип, сечь приказывала, а вы им поблажку даете… Что ж из этого выйдет? Вы их, шельмов, оправдаете, другой оправдает… Куда же идти тогда жаловаться?
Георгий Дмитриевич. Силы? Нет, голубчик, какой же я
судья человеку? Я и себя-то не понимаю, а тут еще другого
судить… Ах, и не в том дело, а в том, что я — не могу, ничего не могу, понимаешь: ничего. Нищий. Дурацкая ли это покорность судьбе или рабство, прирожденное лакейство натуры, для которого не хватало только случая…
— Не обо мне теперь речь, ваше сиятельство, мой конец близехонек, я скоро предстану на суд Вечного
Судьи, со всем моим окаянством… Покарал меня Господь по делам и заслугам… Так пришел я теперь сперва на суд к вашему сиятельству,
судите меня, простите меня и отпустите мне грех мой незамолимый…
Эликсир, видно, действовал не так сильно, как надеялся хилый старик. Он всю вину возложил на мальчика, своего холопа, которого, по словам Варфоломея, поберег лекарь, и в сердцах огрешился… палкою по виску. Наместницы в том не
судили и вины не имали, потому что закон писали не рабы. Холопа похоронили, как водится. Через неделю, однако ж,
судья высший призвал и господина к своему суду.
Посудите сами, господа
судьи, и вы поймете, что это очень грустно, но вместе с тем и очень смешно!
В главе IV, от 1—11, апостол Иаков говорит: Не злословьте друг друга, братия; кто злословит брата и
судит брата своего, тот злословит закон и
судит закон; а если закон
судишь, то ты не исполнитель закона, а
судья. — законодатель и
судья, который может спасти и погубить, — а ты кто, который
судишь другого?