Неточные совпадения
На этом кругу были устроены девять препятствий:
река, большой, в два аршина, глухой барьер пред самою беседкой, канава
сухая, канава с водою, косогор, ирландская банкетка, состоящая (одно из самых трудных препятствий), из вала, утыканного хворостом, за которым, невидная для лошади, была еще канава, так что лошадь должна была перепрыгнуть оба препятствия или убиться; потом еще две канавы с водою и одна
сухая, — и конец скачки был против беседки.
Иногда ночное небо в разных местах освещалось дальним заревом от выжигаемого по лугам и
рекам сухого тростника, и темная вереница лебедей, летевших на север, вдруг освещалась серебряно-розовым светом, и тогда казалось, что красные платки летали по темному небу.
В тот год зима запоздала, лишь во второй половине ноября
сухой, свирепый ветер сковал
реку сизым льдом и расцарапал не одетую снегом землю глубокими трещинами. В побледневшем, вымороженном небе белое солнце торопливо описывало короткую кривую, и казалось, что именно от этого обесцвеченного солнца на землю льется безжалостный холод.
Провиант и прочее доставлялось до сих пор на место военных действий
сухим путем, и плата за один только провоз составляла около 170 000 фунт. ст. в год, между тем как все припасы могли быть доставляемы морем до самого устья Буйволовой
реки, что наконец и приведено в исполнение, и Берклей у этого устья расположил свою главную квартиру.
Река Кусун придерживается левой стороны долины. Она идет одним руслом, образуя по сторонам много
сухих рукавов, играющих роль водоотводных каналов, отчего долина Кусуна в дождливое время года не затопляется водой. По показаниям удэгейцев, за последние 30 лет здесь не было ни одного наводнения.
Из пернатых в этот день мы видели сокола-сапсана. Он сидел на
сухом дереве на берегу
реки и, казалось, дремал, но вдруг завидел какую-то птицу и погнался за нею. В другом месте две вороны преследовали сорокопута. Последний прятался от них в кусты, но вороны облетели куст с другой стороны, прыгали с ветки на ветку и старались всячески поймать маленького разбойника.
Левый, возвышенный, террасообразный берег
реки имеет высоту около 30 м и состоит из белой глины, в массе которой можно усмотреть блестки колчедана. Где-то в горах удэгейцы добывают довольно крупные куски обсидиана. Растительность в низовьях Кусуна довольно невзрачная и однообразная. Около
реки, на островах и по
сухим протокам, — густые заросли тальников, имеющих вид высоких пирамидальных тополей, с ветвями, поднимающимися кверху чуть ли не от самого корня. Среди них попадается осина, немало ольхи.
Мелкие речки на берегу моря. —
Сухая мгла и звукопроницаемость воздуха. — Обоняние охотника. — Беспокойство и сомнения. — Перевал на
реку Нахтоху. — Следы человека. — Удэгеец Янсели. — Притоки
реки. — Удэгеец Монгули. — Китаец, укравший соболя. — Туземное население. — Кладбище. — Тревожная весть. — Исчезновение Хей-ба-тоу. — Безвыходное положение.
На другой день мы продолжали наш путь вниз по долине
реки Такемы и в три с половиной дня дошли до моря уже без всяких приключений. Это было 22 сентября. С каким удовольствием я растянулся на чистой циновке в фанзе у тазов! Гостеприимные удэгейцы окружили нас всяческим вниманием: одни принесли мясо, другие — чай, третьи —
сухую рыбу. Я вымылся, надел чистое белье и занялся работой.
Утром 11 сентября погода как будто немного изменилась к лучшему. Чтобы не терять напрасно время, мы собрали свои котомки и пошли вверх по
реке Арму. Местность была настолько ровная и однообразная, что я совершенно забыл, что нахожусь у подножия Сихотэ-Алиня. Здешний хвойный лес плохого дровяного качества, растет весьма неравномерно: болотистые поляны отделяются друг от друга небольшими перелесками, деревья имеют отмершие вершины и множество
сухих ветвей.
Кому приходилось странствовать по тайге, тот знает, что значит во время непогоды найти зверовую фанзу. Во-первых, не надо заготовлять много дров, а во-вторых, фанза все же теплее,
суше и надежнее, чем палатка. Пока стрелки возились около фанзы, я вместе с Чжан Бао поднялся на ближайшую сопку. Оттуда, сверху, можно было видеть, что делалось в долине
реки Билимбе.
За перевалом тропа идет по болотистой долине
реки Витухэ. По пути она пересекает четыре сильно заболоченных распадка, поросших редкой лиственницей. На
сухих местах царят дуб, липа и черная береза с подлесьем из таволги вперемежку с даурской калиной. Тропинка привела нас к краю высокого обрыва. Это была древняя речная терраса. Редколесье и кустарники исчезли, и перед нами развернулась широкая долина
реки Кусун. Вдали виднелись китайские фанзы.
Если смотреть на долину со стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место
суше. Но самое интересное в долине — это сама
река. В 5 км от моря она иссякает и течет под камнями. Только во время дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
Если идти вверх по
реке, то в последовательном порядке будут попадаться следующие притоки: с левой стороны (по течению) — Дунгоу [Дун-гоу-восточная долина.], Канехеза [Гань-хэ-цзы —
сухая речка.] и Цимухе.
С рассветом казалось, что день будет пасмурный и дождливый, но к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели то, что искали. В 5 км от нас
река собирала в себя все протоки. Множество
сухих релок давало возможность подойти к ней вплотную. Но для этого надо было обойти болота и спуститься в долину около горы Кабарги.
Река Мутухе (по-удэгейски — Ца-уги) впадает в бухту Опричник (44° 27' с. ш. и 39° 40' в. д. от Гринвича), совершенно открытую со стороны моря и потому для стоянки судов не пригодную. Глубокая заводь
реки, сразу расширяющаяся долина и необсохшие болота вблизи моря указывают на то, что раньше здесь тоже был залив, довольно глубоко вдававшийся в
сушу. По береговым валам около самой бухты растет ползучий даурский можжевельник, а по болотам — кустарниковая береза с узкокрылыми плодами.
В 2 км от устья
реки начинаются болота. Песчаные валы и лужи стоячей воды между ними указывают место, до которого раньше доходило море. В приросте
суши принимали участие 3 фактора: отрицательное движение береговой линии, наносы
реки и морской прибой.
После этого он выстрелил из ружья в воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула
сухая береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу стало вдвое темнее. Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил на нее горящую бересту. Через минуту мы шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя
реку, мы вышли на тропинку и по ней возвратились на бивак.
Мы тихонько двинулись вперед, стараясь не шуметь. Гольд повел нас осыпями по
сухому ложу речки и избегая тропинок. Часов в 9 вечера мы достигли
реки Иодзыхе, но не пошли в фанзы, а остались ночевать под открытым небом. Ночью я сильно зяб, кутался в палатку, но сырость проникала всюду. Никто не смыкал глаз. С нетерпением мы ждали рассвета, но время, как назло, тянулось бесконечно долго.
Маньчжурский заяц. — Гольды рода Юкомика. —
Сухая мгла. — Перемена погоды. — Полоз Шренка. — Гроза. —
Река Вангоу. — Деревня Загорная. — Старовер Паначев
Здесь над приростом
суши трудились одновременно и
река и море.
Говорил он и — быстро, как облако, рос предо мною, превращаясь из маленького,
сухого старичка в человека силы сказочной, — он один ведет против
реки огромную серую баржу…
Мы плыли по горной, тайговой
реке, но всю ее дикую прелесть, зеленые берега, крутизны и одинокие неподвижные фигуры рыболовов я охотно променял бы на теплую комнату и
сухую обувь, тем более что пейзажи были однообразны, не новы для меня, а главное, покрыты серою дождевою мглой.
Он самый неутомимый бегун и, завидя приближающегося охотника, пускается так проворно бежать, что его не догонишь; вьет гнездо не в болотах, а на берегах речек и
рек, на местах совершенно
сухих и даже высоких.
Не входя в рассуждение о неосновательности причин, для которых выжигают
сухую траву и жниву, я скажу только, что палы в темную ночь представляют великолепную картину: в разных местах то стены, то
реки, то ручьи огня лезут на крутые горы, спускаются в долины и разливаются морем по гладким равнинам.
Если скажем, что болотная птица та, которая не только выводится, но и живет постоянно в болоте, то, кроме болотных кур, погонышей, бекасов, дупелей и гаршнепов, все остальное многочисленное сословие куликов и куличков не живeт в болоте, а только выводит детей; некоторые из них даже и гнезда вьют на
сухих берегах
рек и речек.
Огонь, бежавший широкой
рекою, разливая кругом яркий свет и заревом отражаясь на темном небе, вдруг начинает разбегаться маленькими ручейками; это значит, что он встретил поверхность земли, местами сырую, и перебирается по
сухим верхушкам травы; огонь слабеет ежеминутно, почти потухает, кое-где перепрыгивая звездочками, мрак одевает окрестность… но одна звездочка перескочила на
сухую залежь, и мгновенно расстилается широкое пламя, опять озарены окрестные места, и снова багряное зарево отражается на темном небе.
Разгребая снег, мы нашли под ним много
сухой травы и принялись ее резать ножами. В одном месте, ближе к
реке, виднелся сугроб в рост человека. Я подошел к нему и ткнул палкой. Она уперлась во что-то упругое, я тронул в другом месте и почувствовал то же упругое сопротивление. Тогда я снял лыжу и стал разгребать снежный сугроб. При свете огня показалось что-то темное.
За кормою, вся в пене, быстро мчится
река, слышно кипение бегущей воды, черный берег медленно провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь к нам, высокая,
сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
Обыкновенно границы обозначаются урочищами, [Урочище — естественный межевой знак (речка, гора, овраг и т. п.).] например вот так: «От устья речки Конлыелга до
сухой березы на волчьей тропе, а от
сухой березы прямо на общий сырт, [Сырт — водораздел; возвышенность, разделяющая притоки двух
рек.] а от общего сырта до лисьих нор, от лисьих нор до Солтамраткиной борти» и прочее.
Откуда это слово — а это слово самое что ни на есть древнее. В Древней Руси назывались так
сухие пути, соединяющие две водные системы, где товары, а иногда и лодки переволакивали от
реки до
реки.
Оно особенно выгодно и приятно потому, что в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом: в маленькую рыбачью лодку садятся двое; плывя по течению
реки, один тихо правит веслом, держа лодку в расстоянии двух-трех сажен от берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с длинной лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не пропали) или мелкой рыбкой; крючок бросается к берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где вода тиха и засорена падающими
сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку на ходу.
Глеб был в самом деле страшен в эту минуту: серые
сухие кудри его ходили на макушке, как будто их раздувал ветер; зрачки его сверкали в налитых кровью белках; ноздри и побелевшие губы судорожно вздрагивали; высокий лоб и щеки старика были покрыты бледно-зелеными полосами; грудь его колыхалась из-под рубашки, как взволнованная
река, разбивающая вешний лед.
По
сухому почти месту, где текла теперь целая
река из-под вешняка, были заранее вколочены толстые невысокие колья; к этим кольям, входя по пояс в воду, привязывали или надевали на них петлями морды и хвостуши; рыба, которая скатывалась вниз, увлекаемая стремлением воды, а еще более рыба, поднимавшаяся вверх по
реке до самого вешняка, сбиваемая назад силою падающих волн, — попадала в морды и хвостуши.
Наступило лето,
сухое и знойное, за Окою горели леса, днём над землёю стояло опаловое облако едкого дыма, ночами лысая луна была неприятно красной, звёзды, потеряв во мгле лучи свои, торчали, как шляпки медных гвоздей, вода
реки, отражая мутное небо, казалась потоком холодного и густого подземного дыма.
Но иногда этот очень живой мальчик, запнувшись за что-то, часами одиноко сидел на холме под сосною, бросая
сухие шишки в мутно-зелёную воду
реки Ватаракши.
По
реке ходили, ездили и скакали, как по
сухому месту, и почти забыли про ее существованье, и вдруг — широкая полоса этого твердого, неподвижного, снежного пространства пошевелилась, откололась и пошла…
Я ничего не сказал о ловле норок, потому что мне не удавалось самому ловить их; но я видел, как добывали их другие охотники: они ставили по берегам
рек, на которых много было норкиных следов, маленькие капканы, для чего разрывали небольшую ямку в снегу, а если снег мелок, то в песке или земле берега; в первом случае капкан засыпался слегка снегом, а в последнем —
сухими листочками.
Старик будто сам всё видел: стучат тяжёлые топоры в крепких руках,
сушат люди болота, возводят города, монастыри, идут всё дальше, по течениям холодных
рек, во глубины густых лесов, одолевают дикую землю, становится она благообразна.
Далее сверкала
река со своими обрывистыми берегами, обросшими лопухом и кустарниками, из которых местами выбивались длинные
сухие стебли дикого щавеля и торчали фиолетовые верхушки колючего репейника.
Пустынные ущелья горных берегов покорно отражали
сухой треск ломающихся ледяных полей и тяжелое кряхтение изнемогающей
реки.
Откуда-то сбоку, от темной
реки, слышался глухой далекий шум, всплески и
сухой треск льдин, разбивавшихся о каменные бока утеса…
Выйди зимой в тихий морозный день в поле или в лес и посмотри кругом себя и послушай: везде кругом снег,
реки замерзли,
сухие травки торчат из-под снега, деревья стоят голые, ничто не шевелится.
С утра дул неприятный холодный ветер с
реки, и хлопья мокрого снега тяжело падали с неба и таяли сразу, едва достигнув земли. Холодный, сырой, неприветливый ноябрь, как злой волшебник, завладел природой… Деревья в приютском саду оголились снова. И снова с протяжным жалобным карканьем носились голодные вороны, разыскивая себе коры… Маленькие нахохлившиеся воробышки, зябко прижавшись один к другому, качались на
сухой ветке шиповника, давно лишенного своих летних одежд.
Летом, в теплую погоду, можно как-нибудь скоротать ночь и без огня, но теперь, поздней осенью, когда к утру вода покрывается льдом, без теплой одежды и с мокрыми ногами это было опасно. Обыкновенно на берегу моря вблизи
рек всегда можно найти
сухой плавник, но здесь, как на грех, не было дров вовсе, одни только голые камни.
Как только мы отошли от берега, мы сразу попали в непролазную чащу: неровная почва,
сухие протоки, полосы гальки, рытвины и ямы, заваленные колодником и заросшие буйными, теперь уже засохшими травами; кустарниковая ольха, перепутавшаяся с пригнутыми к земле ветвями черемушника; деревья с отмершими вершинами и мусор, нанесенный водой, — таков поемный лес в долине
реки Самарги, куда мы направились с Глеголой на охоту.
По одну сторону ее была
река Ниме: там виднелась палатка, двигались люди, горел огонь; по другую — небольшая
сухая бухточка.
Первые живые существа, которые я увидел, были каменушки. Они копошились в воде около берега, постоянно ныряли и доставали что-то со дна
реки. На стрежне плескалась рыба. С дальней
сухой лиственицы снялся белохвостый орлан. Широко распластав свои могучие крылья, он медленно полетел над
рекой в поисках Добычи. Откуда-то взялась черная трясогузка. Она прыгала с камня на камень и все время покачивала своим длинным хвостиком.
Пять дней мы шли по
реке Мухеню, следуя всем ее изгибам, которые удлиняли наш путь по крайней мере в два или три раза. Во время пути мы кормили собак два раза в день: немного утром, перед выступлением в поход —
сухой рыбой и затем вечером на биваке — жидкой гречневой или чумизной кашей, сваренной с юколой. Сначала они неохотно ели кашицу, и это вынуждало нас прятать от них на деревья наши лыжи, обтянутые кожей, ремни, обувь и прочее имущество, иначе все это было бы сразу съедено.
Километров через пять мало-помалу начал вновь вырисовываться характер горной страны; сделалось
суше, но зато стали встречаться непропуски. Читатель, пожалуй, не знает, что значит «непропуск». Это горный отрог, подходящий к
реке вплотную. У подножья его образовались глубокие водоемы, и потому обойти его со стороны
реки нельзя. Надо с тяжелыми котомками взбираться на кручи.