Неточные совпадения
— Вот говорит пословица: «Для друга семь верст не околица!» — говорил он, снимая картуз. —
Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю себе, зайду, верно, не спит. А! вот хорошо, что у тебя на столе
чай, выпью с удовольствием чашечку: сегодня
за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж начинается в желудке возня. Прикажи-ка мне набить трубку! Где твоя трубка?
Схватка произошла в тот же день
за вечерним
чаем. Павел Петрович
сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку
за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Безмолвная ссора продолжалась. Было непоколебимо тихо, и тишина эта как бы требовала, чтоб человек думал о себе. Он и думал. Пил вино,
чай, курил папиросы одну
за другой,
ходил по комнате, садился к столу, снова вставал и
ходил; постепенно раздеваясь, снял пиджак, жилет, развязал галстук, расстегнул ворот рубахи, ботинки снял.
Он быстро выпил стакан
чаю, закурил папиросу и
прошел в гостиную, — неуютно, не прибрано было в ней. Зеркало мельком показало ему довольно статную фигуру человека
за тридцать лет, с бледным лицом, полуседыми висками и негустой острой бородкой. Довольно интересное и даже как будто новое лицо. Самгин оделся, вышел в кухню, — там сидел товарищ Яков, рассматривая синий ноготь на большом пальце голой ноги.
Пред вечерним
чаем Безбедов
сходил на реку, выкупался и, сидя
за столом с мокрыми волосами, точно в измятой старой шапке, кашляя, потея, вытирая лицо чайной салфеткой, бормотал...
Может быть, Илюша уж давно замечает и понимает, что говорят и делают при нем: как батюшка его, в плисовых панталонах, в коричневой суконной ваточной куртке, день-деньской только и знает, что
ходит из угла в угол, заложив руки назад, нюхает табак и сморкается, а матушка переходит от кофе к
чаю, от
чая к обеду; что родитель и не вздумает никогда поверить, сколько копен скошено или сжато, и взыскать
за упущение, а подай-ко ему не скоро носовой платок, он накричит о беспорядках и поставит вверх дном весь дом.
Я
ходил часто по берегу, посещал лавки, вглядывался в китайскую торговлю, напоминающую во многом наши гостиные дворы и ярмарки, покупал разные безделки, между прочим
чаю — так, для пробы. Отличный
чай, какой у нас стоит рублей пять, продается здесь (это уж из третьих или четвертых рук) по тридцати коп. сер. и самый лучший по шестидесяти коп.
за английский фунт.
В Киренске я запасся только хлебом к
чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики ведут уже лошадей, здоровых, сильных и дюжих на вид. Ямщики позажиточнее здесь,
ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало лошадей. На станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли
за нами еще подводы?
В обычное время в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и камер, зашлепали босые ноги и каблуки котов, по коридорам
прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам на поверку, а после поверки пошли
за кипятком для
чая.
Что
за художники
ходят к ним по вечерам, пьют у них
чай, слушают их разговоры!
Вечером мы
ходили в баню.
За время путешествия я так сжился с казаками, что мне не хотелось от них отделяться. После бани мы все вместе пили
чай. Это было в последний раз. Вскоре пришел поезд, и мы разошлись по вагонам.
Он отправился на свои обыкновенные занятия;
за вечерним
чаем говорил, что, кажется, совершенно все
прошло, но поутру на другой день сказал, что ему надобно будет несколько времени посидеть дома.
Вино и
чай, кабак и трактир — две постоянные страсти русского слуги; для них он крадет, для них он беден, из-за них он выносит гонения, наказания и покидает семью в нищете. Ничего нет легче, как с высоты трезвого опьянения патера Метью осуждать пьянство и, сидя
за чайным столом, удивляться, для чего слуги
ходят пить
чай в трактир, а не пьют его дома, несмотря на то что дома дешевле.
— Ну, пей
чай! — обращается Анна Павловна к балбесу, — пейте
чай все… живо! Надо вас
за прилежание побаловать;
сходите с ними, голубушка Марья Андреевна, погуляйте по селу! Пускай деревенским воздухом подышат!
Целый день
прошел в удовольствиях. Сперва
чай пили, потом кофе, потом завтракали, обедали, после обеда десерт подавали, потом простоквашу с молодою сметаной, потом опять пили
чай, наконец ужинали. В особенности мне понравилась
за обедом «няня», которую я два раза накладывал на тарелку. И у нас, в Малиновце, по временам готовили это кушанье, но оно было куда не так вкусно. Ели исправно, губы у всех были масленые, даже глаза искрились. А тетушка между тем все понуждала и понуждала...
Наконец отошел и молебен. Процессия с образами тем же порядком обратно направляется в церковь. Комнаты наполнены кадильным дымом; молящиеся расходятся бесшумно;
чай и вслед
за ним ужин
проходят в той специальной тишине, которая обыкновенно предшествует большому празднику, а часов с десяти огни везде потушены, и только в господских спальнях да в образной тускло мерцают лампады.
— Обворовываю талантливых авторов! Ведь на это я пошел, когда меня с квартиры гнали… А потом привык. Я из-за куска хлеба, а тот имя свое на пьесах выставляет, слава и богатство у него. Гонорары авторские лопатой гребет, на рысаках ездит… А я? Расходы все мои, получаю
за пьесу двадцать рублей, из них пять рублей переписчикам… Опохмеляю их, оголтелых,
чаем пою… Пока не опохмелишь, руки-то у них ходуном
ходят…
Когда мы вернулись в пансион, оба провинившиеся были уже тут и с тревогой спрашивали, где Гюгенет и в каком мы его оставили настроении. Француз вернулся к вечернему
чаю; глаза у него были веселые, но лицо серьезно. Вечером мы по обыкновению сидели в ряд
за длинными столами и, закрыв уши, громко заучивали уроки. Шум при этом стоял невообразимый, а мосье Гюгенет, строгий и деловитый,
ходил между столами и наблюдал, чтобы не было шалостей.
Население здесь перебивается кое-как, но оно тем не менее все-таки каждый день пьет
чай, курит турецкий табак,
ходит в вольном платье, платит
за квартиры; оно покупает дома у крестьян, отъезжающих на материк, и строит новые.
Пока пили
чай и разговаривали о разных пустяках, о каких говорят с дороги, обережной успел
сходить за Егором и доложил, что он ждет на дворе.
В восемь часов утра начинался день в этом доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего
чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила на кухню и через полчаса являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков.
За этим столиком
проходили почти целые дни Женни.
— Бахарева может наливать
чай, — говорил он, сделав это предложение в обыкновенном заседании и стараясь, таким образом, упрочить самую легкую обязанность
за Лизою, которой он стал не в шутку бояться. — Я буду месть комнаты, накрывать на стол, а подавать блюда будет Бертольди, или нет, лучше эту обязанность взять Прорвичу. Бертольди нет нужды часто
ходить из дому — она пусть возьмет на себя отпирать двери.
Розанов даже до сцены с собою не допустил Ольгу Александровну. Ровно и тепло сдержал он радостные восторги встретившей его прислуги; спокойно повидался с женою, которая сидела
за чаем и находилась в тонах; ответил спокойным поклоном на холодный поклон сидевшей здесь Рогнеды Романовны и, осведомясь у девушки о здоровье ребенка,
прошел в свою комнату.
Петенька воротился домой довольно поздно. Старый генерал
ходил в это время по зале, заложив руки
за спину. На столе стоял недопитый стакан холодного
чая.
— Нет, ты мое угадай, а я твое слово давно угадал! Нам, мол, умныим,
чай надо пить, а вы, дураки, невелики бары: и
за деньги босиком
проходите!
— Мы тут живем, как монахи! — сказал Рыбин, легонько ударяя Власову по плечу. — Никто не
ходит к нам, хозяина в селе нет, хозяйку в больницу увезли, и я вроде управляющего. Садитесь-ка
за стол.
Чай, есть хотите? Ефим, достал бы молока!
Сережа молча поклонился, пожал руку матери, вышел, принес булки и сел
за стол. Людмила, наливая
чай, убеждала мать не
ходить домой до поры, пока не выяснится, кого там ждет полиция.
Насчет продовольствия она справилась, как жила ее предшественница, и получила ответ, что последняя
ходила обедать к священнику
за небольшую плату, а дома только
чай держала.
Князь сейчас опять
за мною и посылает, и мы с ним двое ее и слушаем; а потом Груша и сама стала ему напоминать, чтобы звать меня, и начала со мною обращаться очень дружественно, и я после ее пения не раз у нее в покоях
чай пил вместе с князем, но только, разумеется, или
за особым столом, или где-нибудь у окошечка, а если когда она одна оставалась, то завсегда попросту рядом с собою меня сажала. Вот так
прошло сколько времени, а князь все смутнее начал становиться и один раз мне и говорит...
— Я
чай люблю, — сказал он, — ночью; много,
хожу и пью; до рассвета.
За границей
чай ночью неудобно.
Между разговорами и не видали, как время
прошло. Опять приволокли самовар, усадили с собой хозяина и стали вторично нить
чай.
За чаем завели разговор о том, каким бы образом поднять умственное и экономическое положение Корчевы.
Вечером, после
чаю, который, в первый раз в жизни,
прошел совершенно безмолвно, он встал, по обыкновению, на молитву; но напрасно губы его шептали обычное последование на сон грядущий: возбужденная мысль даже внешним образом отказывалась следить
за молитвой.
По утрам кухарка, женщина больная и сердитая, будила меня на час раньше, чем его; я чистил обувь и платье хозяев, приказчика, Саши, ставил самовар, приносил дров для всех печей, чистил судки для обеда. Придя в магазин, подметал пол, стирал пыль, готовил
чай, разносил покупателям товар,
ходил домой
за обедом; мою должность у двери в это время исполнял Саша и, находя, что это унижает его достоинство, ругал меня...
Потом все они сели пить
чай, разговаривали спокойно, но тихонько и осторожно. И на улице стало тихо, колокол уже не гудел. Два дня они таинственно шептались,
ходили куда-то, к ним тоже являлись гости и что-то подробно рассказывали. Я очень старался понять — что случилось? Но хозяева прятали газету от меня, а когда я спросил Сидора —
за что убили царя, он тихонько ответил...
— Ну, так вот. Депеш, конечно, фальшивый; продал Гришук товар по цене, воротился домой и — зажил по своей воле. Женился на бедненькой, запер её в дому, а сам волком по губернии рыщет, землю у башкирья скупает
за чай,
за сахар,
за водку, деньга к нему ручьями льётся. И
прошло ещё тридцать лет…
За чаем они все трое почти не разговаривали. На улице светило солнце, по тротуару шлёпали босые ноги ребятишек, мимо окон
проходили продавцы овощей.
Силан. Что ходить-то! Он сам на крыльцо выйдет. Он целый день на крыльце сидит, все на дорогу смотрит. И какой зоркий на беспашпортных! Хоть сто человек-артель вали, как сейчас воззрится да поманит кого к себе: «А поди-ка сюда, друг любезный!» Так тут и есть. (Почесывает затылок). А то пойти! (Подходит к городническому дому). Аристарх. Что только
за дела у нас в городе! Ну, уж обыватели! Самоеды! Да и те,
чай, обходительнее. Ишь ты, чудное дело какое! Ну-ка! Господи благослови! (Закидывает удочку).
Он схватил меня
за руку, бросил мазик на бильярд и потащил меня в комнатку. Там стоял уж другой поднос с
чаем и вазочка с вареньем клубничным, а вместо чашек стаканы. Это он каждого приходящего к нему заставлял спрашивать порцию
чаю в угоду буфету — не даром
хожу, мол!
Прошло много лет, и в конце прошлого столетия мы опять встретились в Москве. Докучаев гостил у меня несколько дней на даче в Быкове. Ему было около восьмидесяти лет, он еще бодрился, старался петь надтреснутым голосом арии, читал монологи из пьес и опять повторил как-то
за вечерним
чаем слышанный мной в Тамбове рассказ о «докучаевской трепке». Но говорил он уже без пафоса, без цитат из пьес. Быть может, там, в Тамбове, воодушевила его комната, где погиб его друг.
Всякий день неизменно, в восемь часов утра, ему приносили в его комнату стакан кофе со свежею булкою; в два часа Дорушка звала его в столовую, где был приготовлен легкий завтрак, потом он
проходил с Дорою (которой была необходима прогулка) от Владимирской до Адмиралтейства и назад; в пять часов садились
за стол, в восемь пили вечерний
чай и в двенадцать ровно расходились по своим комнатам.
Помнишь, бывало, как я об себе раздумывала, да и тебе самой,
чай, тоже в голову приходило, что вот ты девушка честная, живешь ты себе как птичка какая; вдруг тебе понравился некоторый человек, он
за тебя сватается,
ходит к тебе часто, целует тебя… тебе и стыдно-то его, и рада ты ему.
Павлин. А так же — ни слова, да и все тут.
Пройдут барышня в гостиную,
чаю накушаются, я им доклад сделаю; тогда вам всем резолюция и выдет. Как же вы хотите, чтоб праздничное дело, утром, да сейчас
за суету? Барышня в это время тишину любят и чтоб никто их не беспокоил, особливо об деньгах. Вы то подумайте: когда они приедут из собора, сядут в размышлении и подымут глазки кверху, где душа их в это время бывает?
Во время остановки, перед вечером второго дня на большой станции нервный господин этот
сходил за горячей водой и заварил себе
чай. Господин же с аккуратными новыми вещами, адвокат, как я узнал впоследствии, с своей соседкой, курящей дамой в полумужском пальто, пошли пить
чай на станцию.
Пока
ходили около экипажей и усаживались, Кербалай стоял у дороги и, взявшись обеими руками
за живот, низко кланялся и показывал зубы; он думал, что господа приехали наслаждаться природой и пить
чай, и не понимал, почему это они садятся в экипажи. При общем безмолвии поезд тронулся, и около духана остался один только дьякон.
Илья почти не жил дома, мелькнёт утром
за чаем и уходит в город к дяде или в лес с Мироном и вихрастым, чёрненьким Горицветовым; этот маленький, пронырливый мальчишка, колючий, как репейник,
ходил виляющей походкой, его глаза были насмешливо вывихнутыми и казались косыми.
За чаем он кратко рассказал о себе: сын черниговского кузнеца, он был смазчиком поездов на станции Киев, познакомился там с революционерами, организовал кружок самообразования рабочих, его арестовали, года два он сидел в тюрьме, а потом —
сослали в Якутскую область на десять лет.
— Успокойтесь, пожалуйста, ведь мы и без вас что-нибудь едим; женской прислуги я не взяла с собой, потому что люблю иногда поработать, как кухарка. Гаврило Степаныч ворчит на меня
за это, но, видите ли, мне необходимо готовить самой обед, потому что только я знаю, что любит муж и как ему угодить, а полнейшее спокойствие для него теперь лучшее лекарство. — Переменив тон, она прибавила: — А пока он придет, вы, во-первых,
сходите умыться прямо в речке, а потом я вас напою
чаем; вот вам мыло и полотенце.
Петр. В мою комнату от стариков запах деревянного масла
проходит… Должно быть, от этого во сне я видел, будто плыву по какой-то реке, а вода в ней густая, как деготь… Плыть тяжело… и я не знаю — куда надо плыть… и не вижу берега. Попадаются мне какие-то обломки, но когда я хватаюсь
за них — они рассыпаются в прах… гнилые, трухлявые. Ерунда… (Насвистывая, шагает по комнате.) Пора бы
чай пить…
Он был уже вдов, был уже в отставке, уже не щеголял, не хвастал, не задирался, любил только пить
чай и болтать
за ним всякий вздор;
ходил по комнате, поправлял сальный огарок; аккуратно по истечении каждого месяца наведывался к своим жильцам
за деньгами; выходил на улицу с ключом в руке, для того, чтобы посмотреть на крышу своего дома; выгонял несколько раз дворника из его конуры, куда он запрятывался спать; одним словом, человек в отставке, которому после всей забубенной жизни и тряски на перекладных остаются одни пошлые привычки.
До двух часов, когда сели обедать, все было тихо, но
за обедом вдруг оказалось, что мальчиков нет дома. Послали в людскую, в конюшню, во флигель к приказчику — там их не было. Послали в деревню — и там не нашли. И
чай потом тоже пили без мальчиков, а когда садились ужинать, мамаша очень беспокоилась, даже плакала. А ночью опять
ходили в деревню, искали,
ходили с фонарями на реку. Боже, какая поднялась суматоха!