Неточные совпадения
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело
сестры. И что ж? — теперь, когда
прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим горем.
Пройдет время, и я буду
к этому равнодушен».
Уездный чиновник
пройди мимо — я уже и задумывался: куда он идет, на вечер ли
к какому-нибудь своему брату или прямо
к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с
сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
— Злой работник, а? — спросил Косарев, подходя
к Самгину. — Еще теперь его чахотка ест, а раньше он был — не
ходи мимо! Баба,
сестра его, дурочкой родилась.
— Я не персонально про вас, а — вообще о штатских, об интеллигентах. У меня двоюродная
сестра была замужем за революционером. Студент-горняк, башковатый тип. В седьмом году
сослали куда-то…
к черту на кулички. Слушайте: что вы думаете о царе? Об этом жулике Распутине, о царице? Что — вся эта чепуха — правда?
— Ну, вот он
к сестре-то больно часто повадился
ходить. Намедни часу до первого засиделся, столкнулся со мной в прихожей и будто не видал. Так вот, поглядим еще, что будет, да и того… Ты стороной и поговори с ним, что бесчестье в доме заводить нехорошо, что она вдова: скажи, что уж об этом узнали; что теперь ей не выйти замуж; что жених присватывался, богатый купец, а теперь прослышал, дескать, что он по вечерам сидит у нее, не хочет.
— Прижмите руку
к моей голове, — говорила она кротко, — видите, какой жар… Не сердитесь на меня, будьте снисходительны
к бедной
сестре! Это все
пройдет… Доктор говорит, что у женщин часто бывают припадки… Мне самой гадко и стыдно, что я так слаба…
Однажды, для этого только раза,
схожу к Васину, думал я про себя, а там — там исчезну для всех надолго, на несколько месяцев, а для Васина даже особенно исчезну; только с матерью и с
сестрой, может, буду видеться изредка.
— Сегодня, кажется, все с ума
сошли, — проговорила недовольным голосом Надежда Васильевна, освобождаясь из объятий
сестры. — И
к чему эти телячьи нежности; давеча Досифея чуть не задушила меня, теперь ты…
Наконец девушка решилась объясниться с отцом. Она надела простенькое коричневое платье и пошла в кабинет
к отцу. По дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча поцеловала
сестру и
прошла на половину отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась за ручку двери.
Серафима относилась
к сестре как-то безразлично и больше не ревновала ее
к мужу. По целым дням она
ходила вялая и апатичная и оживлялась только вечером, когда непременно усаживала Харитину играть в дурачки. Странно, что Харитина покорно исполняла все ее капризы.
Среди дела и безделья незаметным образом
прошло время до октября. В Лицее все было готово, и нам велено было съезжаться в Царское Село. Как водится, я поплакал, расставаясь с домашними;
сестры успокаивали меня тем, что будут навещать по праздникам, а на рождество возьмут домой. Повез меня тот же дядя Рябинин, который приезжал за мной
к Разумовскому.
Здесь Лизе не было особенно приютно, потому что по зале часто
проходили и
сестры, и отец, и беспрестанно сновали слуги; но она привыкла
к этой беготне и не обращала на нее ровно никакого внимания.
День
проходит, как единый час, другой день
проходит, как минуточка, а на третий день стали уговаривать меньшую
сестру сестры старшие, чтоб не ворочалась она
к зверю лесному, чуду морскому.
Отец удивился моим неожиданным словам, улыбнулся и сказал: «А вы бы с
сестрой почаще
к ней
ходили, старались бы ее развеселить».
Медленно поправляясь, я не скоро начал
ходить и сначала целые дни, лежа в своей кроватке и посадив
к себе
сестру, забавлял ее разными игрушками или показываньем картинок.
Вдруг подъехали
к крыльцу сани; с них
сошла мать и две наши двоюродные
сестры.
Года с полтора тому назад, между горничною прислугою
прошел слух, что
к полковнику приедет погостить родная
сестра его, небогатая помещица, и привезет с собою
к Павлу братца Сашеньку.
Братковский бывал в господском доме и по-прежнему был хорош, но о генерале Блинове, о Нине Леонтьевне и своей
сестре, видимо, избегал говорить. Сарматов и Прозоров были в восторге от тех анекдотов, которые Братковский рассказывал для одних мужчин; Дымцевич в качестве компатриота
ходил во флигель
к Братковскому запросто и познакомился с обеими обезьянами Нины Леонтьевны. Один Вершинин заметно косился на молодого человека, потому что вообще не выносил соперников по части застольных анекдотов.
— Никогда, ничем вы меня не можете погубить, и сами это знаете лучше всех, — быстро и с твердостью проговорила Дарья Павловна. — Если не
к вам, то я пойду в
сестры милосердия, в сиделки,
ходить за больными, или в книгоноши, Евангелие продавать. Я так решила. Я не могу быть ничьею женой; я не могу жить и в таких домах, как этот. Я не того хочу… Вы всё знаете.
На третий день наконец в нем случилась надобность: Сусанна Николаевна,
сойдя вниз
к Егору Егорычу с мезонина, где безотлучно пребывала около
сестры, сказала ему, что Муза очень желает повидаться с мужем и что нельзя ли как-нибудь устроить это свидание.
Завистливая и слабая, как дитя, она досадовала — Людмилочкин дружок, не
к ней же ведь
ходит, но спорить с двумя старшими
сестрами она не решалась.
—
Сестра! — кричала она, — знаем мы, какая ты есть
сестра. А отчего
к тебе директорша не
ходит? а? что?
Потом уговорились мы с ней, что буду я молчать — ни отцу, ни брату, ни
сестре про дьякона не скажу, а она его прогонит, дьякона-то; конечно, не прогнала, в баню
ходил он, по ночам,
к ней, в нашу.
Влас (входит, в руках его старый портфель). Вы скучали без меня, мой патрон? Приятно знать это! (Суслову, дурачливо, как бы с угрозой.) Вас ищет какой-то человек, очевидно, только что приехавший. Он
ходит по дачам пешком и очень громко спрашивает у всех — где вы живете… (Идет
к сестре.) Здравствуй, Варя.
— Прошу вас
к сестре моей больше не
ходить…
Прошло очень немного времени, как Доре представился новый случай наблюдать
сестру по отношению
к Долинскому.
Он говорил это и
ходил по кабинету. Вероятно, он думал, что я пришел
к нему с повинною, и, вероятно, он ждал, что я начну просить за себя и
сестру. Мне было холодно, я дрожал, как в лихорадке, и говорил с трудом, хриплым голосом.
Как-то вечером я тихо шел садом, возвращаясь с постройки. Уже начинало темнеть. Не замечая меня, не слыша моих шагов,
сестра ходила около старой, широкой яблони, совершенно бесшумно, точно привидение. Она была в черном и
ходила быстро, все по одной линии, взад и вперед, глядя в землю. Упало с дерева яблоко, она вздрогнула от шума, остановилась и прижала руки
к вискам. В это самое время я подошел
к ней.
Сестра лежала в одной комнате, Редька, который опять был болен и уже выздоравливал, — в другой. Как раз в то время, когда я получил это письмо,
сестра тихо
прошла к маляру, села возле и стала читать. Она каждый день читала ему Островского или Гоголя, и он слушал, глядя в одну точку, не смеясь, покачивая головой, и изредка бормотал про себя...
Эстамп стал уверять, что ее платье ей
к лицу и что так хорошо. Не очень довольная, она хмуро
прошла мимо нас, что-то ища, но когда ей поднесли зеркало, развеселилась и примирилась. В это время Арколь спокойно свертывала и укладывала все, что было разбросано. Молли, задумчиво посмотрев на нее, сама подобрала вещи и обняла молча
сестру.
— Я не угадала, я слышала, — сказала эта скуластая барышня (уже я был готов взреветь от тоски, что она скажет: «Это — я,
к вашим услугам»), двигая перед собой руками, как будто ловила паутину, — так вот, что я вам скажу: ее здесь действительно нет, а она теперь в бордингаузе, у своей
сестры. Идите, — девица махнула рукой, — туда по берегу. Всего вам одну милю
пройти. Вы увидите синюю крышу и флаг на мачте. Варрен только что убежал и уж наверно готовит пакость, поэтому торопитесь.
Все хмурился игумен Моисей, делая обзор захудавшей обители. Он побывал и в келарне и в мастерских, где
сестры ткали себе холсты, и отсюда уже
прошел к игуменье.
С восходом солнца он отправился искать
сестру, на барском дворе, в деревне, в саду — везде, где только мог предположить, что она
проходила или спряталась, — неудача за неудачей!.. досадуя на себя, он задумчиво пошел по дороге, ведущей в лес мимо крестьянских гумен: поровнявшись с ними и случайно подняв глаза, он видит буланую лошадь, в шлее и хомуте, привязанную
к забору; он приближается… и замечает, что трава измята у подошвы забора! и вдруг взор его упал на что-то пестрое, похожее на кушак, повисший между цепких репейников… точно! это кушак!.. точно! он узнал, узнал! это цветной шелковый кушак его Ольги!
Гаврило Степаныч очень подробно развивал каждый раз при таких разговорах план перехода от ссудо-сберегательного товарищества
к обществу потребителей, а от него
к производительным артелям, которые в далеком будущем должны окончательно вырвать заводского рабочего из рук «
сестер», Фатевны и целой стаи подрядчиков, кулаков и прасолов; страховые артели на случай несчастья, сиротства, старости, увечья и прочих невзгод, среди которых
проходит жизнь рабочего, должны были венчать это будущее здание.
Бахтиаров и Масуров его мало замечали,
сестра чуждалась; он перестал
к ним
ходить.
У подъезда квартиры Ивана Ильича стояла карета и два извозчика. Внизу, в передней, у вешалки прислонена была
к стене глазетовая крышка гроба с кисточками и начищенным порошком галуном. Две дамы в черном снимали шубки. Одна
сестра Ивана Ильича, знакомая, другая незнакомая дама. Товарищ Петра Ивановича, Шварц,
сходил сверху и, с верхней ступени увидав входившего, остановился и подмигнул ему, как бы говоря: «глупо распорядился Иван Ильич; то ли дело мы с вами».
Жмигулина.
Сестра просила вам сказать, чтоб вы погодили уезжать. Теперь у хозяйки сидит одна знакомая женщина, так вы сами понимаете, что
пройти к вам неловко. А когда она уйдет,
сестра зайдет
к вам. Ей нужно об чем-то с вами поговорить.
Пыталась она и ворожить, и заговариваться, и пить всякую дрянь, и
к Троице-Сергию
ходила пешком, и Титову
сестру посылала в Киево-Печерскую лавру, откуда она ей принесла колечко с раки Варвары-мученицы, но детей все не было.
Я с нетерпением ждал у окна, что вся компания, мокрая и весело возбужденная, сейчас пробежит через сад в нашу квартиру. Но —
прошло минут двадцать, лодка должна бы уже давно причалить
к невидному из-за ограды берегу, а все никто не появлялся. Оказалось, что
сестра уже дома, но одна, переодевается на женской половине.
— Да, брат… — продолжает Малахин, слыша, как Яша ложится рядом и своей громадной спиной прижимается
к его спине. — Холодно. Из всех щелей так и дует. Поспи тут твоя мать или
сестра одну ночь, так
к утру бы ноги протянули. Так-то, брат, не хотел учиться и в гимназию
ходить, как братья, ну вот и вози с отцом быков. Сам виноват, на себя и ропщи… Братья-то теперь на постелях спят, одеялами укрылись, а ты, нерадивый и ленивый, на одной линии с быками… Да…
Вчера вечером я пришел
к Львовым и застал их за чаем. Брат и
сестра сидели у стола, а Кузьма быстро
ходил из угла в угол, держась рукой за распухшее и обвязанное платком лицо.
Саша стал
ходить в гимназию. Его мать уехала в Харьков
к сестре и не возвращалась; отец его каждый день уезжал куда-то осматривать гурты и, случалось, не живал дома дня по три, и Оленьке казалось, что Сашу совсем забросили, что он лишний в доме, что он умирает с голоду; и она перевела его
к себе во флигель и устроила его там в маленькой комнате.
— Завтра после часов надо
сходить к ней, повидаться, гостинцы снести, — озабоченно говорила Манефа. — А вам, матери и девицы, Аксинья Захаровна тоже гостинцев прислала за то, что хорошо ее ангелу праздновали, по рублю на
сестру пожаловала, опричь иного. Завтра, мать Таифа, — прибавила она, обращаясь
к казначее, — возы придут. Прими по росписи… Фленушка, у тебя никак роспись-то?
— Заспесивилась наша краля, зачванилась, — топнув с досады ногой, молвила Фленушка, выходя однажды с Марьюшкой из домика Марьи Гавриловны. — Битый час сидели у ней, хоть бы единое словечко выронила… В торги, слышь, пускается, каменны палаты закладывать собирается, куда с нашей
сестрой ей водиться!.. А мне наплевать — ноги моей не будет у грубиянки; и ты не
ходи к ней, Марьюшка.
Аграфены во все это время дома не было: она
ходила на деревню
к своей бедной сестре-солдатке, которая тоже умирала.
Калерия Ивановна, длинная и тонкая брюнетка, с ужасно черными бровями и выпуклыми рачьими глазами,
ходила к Егорушке каждый день. Она приходила
к Приклонским в десятом часу утра, у них пила чай, обедала, ужинала и в первом часу ночи уходила. Егорушка уверял свою
сестру, что Калерия Ивановна певица, что она очень почтенная дама и т. д.
В приеме те,
к которым приходили родные, целовали как-то продолжительно и нежно
сестер, матерей, отцов и братьев. После обеда
ходили просить прощения
к старшим и соседям-шестым, с которыми вели непримиримую «войну Алой и Белой розы», как, смеясь, уверяли насмешницы пятые, принявшиеся уже за изучение истории. Гостинцы, принесенные в этот день в прием, разделили на два разряда: на скоромные и постные, причем скоромные запихивались за обе щеки, а постные откладывались на завтра.
Дома застал он тишину.
Сестра Варвара лежала за перегородкой и слегка стонала от головной боли. Мать с удивленным, виноватым лицом сидела около нее на сундуке и починяла брюки Архипки. Евграф Иваныч
ходил от окна
к окну и хмурился на погоду. По его походке, по кашлю и даже по затылку видно было, что он чувствовал себя виноватым.
Вчера вернулся он
к обеду, и конец дня
прошел чрезвычайно пресно. Нить искренних разговоров оборвалась. Ему стало особенно ясно, что если с Серафимой не нежиться, не скользить по всему, что навернется на язык в их беседах, то содержания в их сожительстве нет. Под видимым спокойствием Серафимы он чуял бурю. В груди ее назрела еще б/ольшая злоба
к двоюродной
сестре. Если та у них заживется, произойдет что-нибудь безобразное.
И во мне, и в
сестре моей, и в наших приятельницах жило, напротив, всегдашнее ласковое чувство
к девчатам,
к мальчикам,
к молодухам и старухам. Мы
ходили в лес и поле с ребятами сбирать грибы, ягоды, цветы, не испытывая никакого брезгливо-дворянского чувства.