Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой!
Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Денег нет — что
считать? Деньги есть —
сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.
— Пожалуйте, лес мой, — проговорил он, быстро перекрестившись и протягивая руку. — Возьми деньги, мой лес. Вот как Рябинин торгует, а не
гроши считать, — заговорил он, хмурясь и размахивая бумажником.
— Ах, папаша, даже рассказывать стыдно, то есть за себя стыдно. Там настоящие дела делают, а мы только мух здесь ловим. Там уж вальцовые мельницы строят… Мы на
гроши считаем, а там счет идет на миллионы.
— А мы-то тут живем дураки дураками, — со вздохом говорил писарь. — У нас все по старинке… На
гроши считаем.
— Видите, — продолжал он, — это стало не от меня, а от него, потому что он во всех Рынь-песках первый батырь считался и через эту амбицыю ни за что не хотел мне уступить, хотел благородно вытерпеть, чтобы позора через себя на азиатскую нацыю не положить, но сомлел, беднячок, и против меня не вытерпел, верно потому, что я в рот
грош взял. Ужасно это помогает, и я все его грыз, чтобы боли не чувствовать, а для рассеянности мыслей в уме удары
считал, так мне и ничего.
В 1880 году издавал газету И. И Смирнов, владелец типографии и арендатор всех театральных афиш, зарабатывавший хорошие деньги, но всегда бывший без
гроша и в долгу, так как был азартный игрок и все ночи просиживал за картами в Немецком клубе. В редких случаях выигрыша он иногда появлялся в редакции и даже платил сотрудникам. Хозяйственной частью ведал соиздатель И.М. Желтов, одновременно и книжник и трактирщик, от которого зависело все дело, а он
считал совершенно лишним платить сотрудникам деньги.
За выданный
грош наниматель брал все, что мог брать, брал, если возможно, лишнее и еще
считал, что он одолжает наемщика.
Старик шибко крепковат был на деньги, завязывал их, как говорится, в семь узлов; недаром, как видели мы в свое время, откладывал он день ото дня, девять лет кряду, постройку новой избы, несмотря на просьбы жены и собственное убеждение, что старая изба того и смотри повалится всем на голову; недаром
считал он каждый
грош, клал двойчатки в кошель, соблюдал строжайший порядок в доме, не любил бражничества и на семидесятом году неутомимо работал от зари до зари, чтобы только не нанимать лишнего батрака.
Его, конечно, нельзя
считать образцом нравственности; он не задумается за
грош продать лучшего своего друга и благодетеля, но ведь, сколько мне известно, очень многие артисты не лишены этой слабости.
Ахов.
Считай больше,
считай больше, уж все одно. Двух
грошей медных я тебе, милый, не дам. Что я за дурак!
Иван Михайлович. Многое мне вам сказать нужно, да не стану говорить при вашей жене, сударь, и при моей дочери. Вы
считаете честным восстановлять дочь против отца, а я старого века, да знаю, что коли жена отца не уважает, так ей
грош цена, а коли мужа не уважает — еще того хуже.
— Очень хорошо, прекрасно исполнено! Вы, Герш, имеете получить с меня двадцать
грошей за представление. Но я знаю, что вам будет приятнее иметь полкварты белого вина, которое вы всегда требуете.
Считайте его за мною!
Работники всегда бывают чутки к хозяйским делам, давно они уже заметили, что Патап Максимыч зятя в
грош не ставит, на каждом шагу глумится над ним и
считает ни на что не годным.